Йоханнес Кабал. Некромант - Д. Ховард

— это чересчур, и поэтому обратил внимание на стол. Ящики не были заперты и не содержали ничего

интересного. А вот верхний ящик с правой стороны не сдвинулся с места. У Барроу не было времени

на изящные решения; нужно просто его взломать. И он бы это сделал, если бы у него было хоть

какое-то представление, куда подевалась монтировка. Только что эта хреновина была здесь; куда он

её?..

Внезапно включился свет, от которого он заморгал и прикрыл рукой глаза.

Йоханнес Кабал, надев очки с синими стёклами перед тем, как щёлкнуть выключателем, от того

же неудобства не пострадал.

— Будь у меня настроение получше, я бы пошутил, спросив, есть ли у вас ордер на обыск, —

сказал Кабал. — А поскольку это не так, перейдём прямо к вопросу о том, что мне с вами делать.

Барроу сморгнул слёзы. Глаза болели. Худощавый человек и трое здоровяков вроде тех, возле

колеса обозрения, стояли у Кабала за спиной. Теперь выбраться из вагона можно было только через

окна, но все эти люди вряд ли будут стоять сложа руки, пока он будет вылезать. Даже если бы так

случилось, до путей падать высоко.

Кабал поднял монтировку с того места, где её оставил Барроу — на мягком кресле, как тот

только что вспомнил.

— Весьма изящно, — с лёгким сарказмом заметил Кабал. — Я надеялся, что какой-нибудь ваш

приятель-вор научил вас, как открывать замки отмычкой, или чему-то подобному.

— Большинство воров даже ради спасения собственной жизни не смогли бы вскрыть замок.

Если им хватило усердия, чтобы развить такой навык, то у них есть всё, что нужно, чтобы получить

работу, на которой заработаешь больше, чем преступая закон. "Преступный гений" — это оксюморон.

Грабители по большей части просто врываются в дом. Потому это и называется "проникновение со

взломом", — сказал Барроу, надеясь, что Кабал не заметит, что он тянет время.

— Неужели? Какое разочарование. Ещё одно заблуждение развеяно. Тем не менее, в данный

момент это значения не имеет. Нам следует сосредоточиться на вопросе о вашем ближайшем

будущем.

— И что же это за вопрос?

— Будет ли у вас оное? Вы хотите жить, мистер Барроу?

— Рано или поздно всем нам придётся умереть.

Кабал улыбнулся, хотя это больше походило на усмешку.

— Мне говорили. Позвольте перефразировать вопрос. Вы хотите пережить полночь, мистер

Барроу?

— А что? Что случится в полночь?

— Ну, если у меня на бланке не будет вашей подписи, в качестве утешения ваши мозги украсят

вот эту стену.

Барроу добавил этот факт ко всем остальным, что выяснились за последние тридцать часов. Всё

прекрасным образом сходилось.

— Значит, у вас ограничение по времени. Полночь. И вам нужна моя подпись, потому что

необходимо выполнить некую норму. Теперь всё это обретает какой-то смысл, — сказал он.

Улыбка соскользнула у Кабала с лица, как мокрая рыба с зонтика.

— Как вы узнали об этом? Кто это разговорился?

— По сути, никто мне этого не рассказывал. — Барроу неторопливо взглянул на часы. —

Осталось меньше пятнадцати минут. Сожалею, мистер Кабал, премия за эффективную работу вам не

светит. Я не буду ничего подписывать.

Кабал сделал угрожающий шаг вперёд.

— Думаю, вы не понимаете серьёзность вашего положения.

— Кажется, вполне понимаю. Если я подпишу, вы получите что-то вроде великой награды, а я

проведу остаток моих дней в ожидании вечных мук. Это и не жизнь вовсе. Если я не подпишу, вы

меня убьёте. Я пойду навстречу тому, что меня ждёт, а вы получите наказание. Надеюсь, это нечто

весьма неприятное, мистер Кабал, потому как у меня нет абсолютно никакого желания вам помогать.

Так что вам лучше смириться с этим.

Кабал взвесил монтировку в руке.

— Я уже убивал раньше...

— Тем лучше, — прервал его Барроу. — Надеюсь, вам понравится вышибать мне мозги,

потому что когда пробьёт полночь, моя жизнь окажется последней жизнью, что вы заберёте. Я

должен поставить на кон свою жизнь, чтобы увериться, что и вы лишитесь своей. Думаю, это того

стоит. Давай же, Кабал. Убей меня.

Кабал ошеломлённо на него посмотрел.

— Это возмутительно. Вы ведёте себя так, будто я обычный головорез.

— Ничего обычного в тебе нет.

— Спасибо, — огрызнулся Кабал. — Я серьёзно. Я поступаю со смертью, как врач поступает с

болезнью или увечьем. Я не хочу сеять смерть, я хочу её побороть.

— Некромант.

— Да! Да, я некромант, технически. Но я не один из тех глупых типов, которые поселяются на

кладбищах, чтобы поднять армию мертвецов. Вы когда-нибудь видели армию мертвецов? Куда

дороже, чем армия живых людей, а толку от них ещё меньше. Ходячие развалины: пройдут десять

миль, и ноги отрываются. Наполеон бы одобрил — такая армия действительно марширует на своих

животах. Пока и те не отвалятся.

Это мне не интересно. Я хочу помешать смерти. Я хочу... ну, за неимением слова получше,

вылечить её. Разве это плохо? Можете посмотреть мне в глаза и сказать, что в вашей жизни не было

такого времени, когда, будь у вас силы, вы не подняли бы кого-то из мёртвых? Не в виде упыря или

чудовища, а точно такими же, как и раньше? Тёплыми, живыми, способными дышать, смеяться? —

Барроу неожиданно понял, что Кабал хочет вызвать в нём сочувствие. — Можете сказать, что не было

такого времени, когда вы всё бы отдали, лишь бы разбудить их и лишь бы они по-прежнему были

рядом?

Барроу подумал о холодном октябрьском дне пятнадцать лет назад и сказал:

— Надо принять смерть как есть.

— Нет! — взревел Кабал во внезапном порыве ярости, от которого Барроу отступил назад. —

Не надо! Я не буду!

Он сунул руку в пиджак и достал листок бумаги, какой-то контракт. Он потряс им перед

Барроу.

— Подпишите! Подпишите, вам говорят! Я так близок к успеху, так близок.

Он понизил голос до хриплого шёпота, который зазвучал куда более угрожающе.

— Мне нужна твоя подпись, Барроу. Ты стоишь на пути науки. Неужели ты хочешь войти в

историю как луддит?

— Что с тобой стряслось, Кабал? Что сбило тебя с пути? Разве ты не видишь, что поступаешь

неправильно? — Он вздохнул. — Конечно, нет. Признаю, в одном я ошибся. До сих пор я думал, что

ты, по крайней мере, очень-очень плохой человек. Может быть даже само зло. Но я был не прав.

— Значит, подпишешь? — спросил Кабал, не понимая, к чему ведёт Барроу, в надежде, что тот

готов согласиться.

— Ты не плохой человек, ты безумец. — Полный надежды взгляд Кабала посуровел. —

Сегодня, когда мы разговаривали, у меня возникло странное чувство, что у нас есть что-то общее.

Думаю, где-то внутри тебя сидит порядочный человек и хочет вырваться. Мне даже кажется, что всё

это — он обвёл рукой вагон, ярмарку, контракт у Кабала в руке — результат твоих попыток делать

правильные вещи неправильно. Если это так, то я сочувствую, но не могу позволить, чтобы это

продолжалось. Нет, не стану я подписывать твой вонючий контрактишко. Делай что хочешь, но

сотрудничать я с тобой не буду.

— Хорошо, — сказал Кабал и нанёс ему скользящий удар монтировкой.

Он бесстрастно смотрел, как Барроу согнулся и упал на колени. Кабал вздохнул и начал

осознавать то, что знал уже на закате, когда дела пошли из рук вон плохо. То, что в конечном итоге он

проиграл.

— Что нам с ним делать, начальник? — спросил Холби, указывая на Барроу.

— Не знаю, — сказал Кабал. — Какая разница? В печь его бросьте или ещё что.

Он пошёл к двери и спустился вниз в глубокой задумчивости. Можно ещё схватить за воротник

первого встречного, посмотреть на номер его билета, обнаружить, что тот выиграл в большом-

пребольшом розыгрыше призов в честь конца сезона, и присудить ему выручку за весь год. Само

собой, в первую очередь нужно будет заполнить кое-какие бумаги. Не такая уж плохая схема,

думалось ему теперь: отчаянная, но действенная. Остаток его жизни обещает быть таким же

Едва он ступил на землю, как кто-то сказал:

— Извините. Не могли бы вы мне помочь?

— Конечно, но могу я сначала взглянуть на ваш билет? — начал говорить он, отряхиваясь, и

повернулся. — Возможно, вы уже выиграли большой-пребольшой...

Слова замерли у него в горле.

— Вы не видели моего отца? — спросила Леони Барроу.

— Я точно... э... вроде бы видел его на ярмарке. Он где-то неподалёку.

Кабал осторожно взял её за руку и начал отводить её от поезда. От вопля Долби они оба

обернулись.

— Эй, начальник. — Он указал на безвольное тело Барроу, болтающееся между Холби и Колби.

— Я чего подумал: он больно здоровый, в печь целиком не запихаешь. Мож мы его того, порубим