Грехи негодяя - Анна Рэндол

Йен проехал мимо дома Аршуна. Из трубы валил дым. Снег на тропинке, ведущей к входной двери, был утоптан множеством ног. Граф явно был в доме не один.

Отъехав на некоторое расстояние, Йен остановил лошадей.

– Сколько там революционеров? – спросила Оливия.

Клейтон спрыгнул на снег.

– Именно это я сейчас и намерен выяснить.

Не имея теплого Клейтона под боком, Оливия сразу начала дрожать. Она знала, что не должна смотреть ему вслед, но ничего не могла с собой поделать.

– Он же не пойдет в дом, правда?

Йен пожал плечами.

– Лучше бы пошел. Иначе в следующий раз с лошадями останется он. – Йен щелкнул языком и развернул сани. – Не беспокойся. Там не больше шести-семи человек.

– Шесть или семь… Ты шутишь?

Йен нахмурился и пробурчал:

– Нет, не в этот раз. – Спрыгнув на снег, он набросил несколько одеял на спину лошадям. – Ты упускаешь уникальную возможность, – добавил он, вытирая заледеневший пот с животных.

– Что?… – Оливия тщетно пыталась отделаться от мыслей о Клейтоне, возможно, сражавшемся сейчас с полудюжиной революционеров.

– Я кладезь информации о Клейтоне, а ты еще не задала мне ни одного вопроса о нем. Почему?

Она взглянула на Йена вопросительно.

– И ты мне что-нибудь о нем расскажешь?

– Женщина, которая не пристрелила Клейтона, хотя имела такую возможность, – редкий человек. Ты знаешь, что Мэдлин сделала такую попытку?

– Какую? – Оливия почувствовала, что совершенно сбита с толку.

– Пристрелить его. И попала в бедро. Потом она утверждала, что это был несчастный случай и он случайно оказался на линии огня, но мы все знаем правду.

У Оливии закружилась голова. Тем не менее она понимала, что Йен, возможно, просто отвлекал ее.

– Разве это не секретная информация? – спросила она.

– Личная – может быть, но ни в коем случае не секретная. К тому же если я предоставлю Клея самому себе, то он так и останется для тебя мрачной и таинственной фигурой, пока не станет слишком поздно, то есть… пока ты от него откажешься. – Йен снова залез в сани и укрылся оставшимися одеялами. Потом из-под одеял показалась его рука, держащая полураздавленное печенье. – Вот, возьми.

Оливия взяла предложенное угощение.

– Слишком поздно – для чего? – спросила она.

– Для того чтобы он разобрался наконец в своих чувствах. Он должен осознать, что все еще любит тебя.

– Что?… – Сбита с толку – пожалуй, это еще мягко сказано. – Но он ведь не любит меня. Больше не любит. – Возможно, он доверял ей. И хотел ее. Но не любил.

– Тогда почему он не изучил твою жизнь, когда собирал информацию о фабрике?

Ответ, по мнению Оливии, был очевиден.

– Потому что ему все равно.

– Ошибаешься. Ты слишком хорошо знаешь Клейтона, чтобы так говорить. Он дотошен и методичен во всем, однако не проявил никакого интереса к твоей жизни за последние десять лет. Странно, не так ли? Создается впечатление, что он хочет что-то доказать самому себе.

– Если ты считаешь, что он занялся фабрикой, чтобы пообщаться со мной…

Йен засмеялся:

– Нет. Конечно, нет. Он уничтожит все. – Улыбка исчезла с его лица. – И потом будет ненавидеть себя за это.

– Я пытаюсь его остановить.

– Нет, ты пытаешься спасти фабрику.

«Интересно, почему Клейтон никогда не говорил, что его друг безумен?» – подумала Оливия. Помолчав, спросила:

– Но ведь это одно и то же, верно?

– Снова ошибаешься. Есть информация, которую ты можешь сообщить Клейтону, и это его остановит.

Этот человек никак не может знать… А Йен с улыбкой продолжал:

– Да, я такой. Всезнайка. Иногда мне кажется, что это мое проклятие.

Оливия разломила печенье.

– Тогда фабрику уничтожу я. И буду ничем не лучше, чем мой отец.

– А ты такая? Пытаешься достичь цели любыми средствами?

«Да, я дочь своего отца».

– Если мне и приходилось лгать, то только ради благих целей.

– Но если ты будешь держаться за свою ложь, то уничтожишь Клейтона снова. Он верит тебе. Ты же знаешь Клейтона. Он ничего не делает наполовину. Так что тебе придется выбирать: фабрика или мужчина.

– Если я расскажу ему все, что скрывала, то потеряю и фабрику, и мужчину.

– Возможно. – Йен взял у нее кусочек печенья и бросил себе в рот.

Он считает, что она сдастся и потеряет все? Господи, как же она устала от потерь!

– Тогда я не смогу… – пробормотала Оливия.

Йен пожал плечами, продолжая энергично жевать.

– Ты вполне можешь проигнорировать совет всезнайки.

– Кто здесь всезнайка? – спросил Клейтон, неожиданно подошедший к саням.

Наконец-то! Он в безопасности! Оливия спрыгнула на снег и обняла любимого.

– Мы с Мэдлин предпочитали называть этого человека не всезнающим, а всеядным, – с усмешкой добавил Клейтон.

Оливия попыталась улыбнуться, но слова Йена оказались слишком близки к истине. Да-да, фабрика – или мужчина. И фабрика – наилучший выбор. В конце концов, она дает работу многим семьям.

– Их там девять человек плюс Аршун, – сообщил Клейтон.

Йен выпрыгнул с саней и взглянул на дом. Клейтон же обнял Оливию за талию и, приподняв, посадил на сиденье кучера. Затем вложил ей в руки вожжи.

– Что мне тут делать? – спросила она.

– Если мы не подадим тебе сигнал через десять минут, ты уедешь и не вернешься, – приказал Клейтон.

Неужели эти двое считали, что она станет терпеливо ждать, пока они будут драться с десятью противниками?

Словно отвечая на ее вопрос, Йен хлопнул в ладоши и проговорил:

– Твой любовник тебе этого не скажет, а я скажу: ты не имеешь специальной подготовки. Ты, конечно, можешь пойти с нами, но тем самым подвергнешь нас еще большей опасности.

Оливия знала, что Йен прав, но не могла согласиться с такой постановкой вопроса. Вздохнув, она тихо проговорила:

– Если вы не вернетесь через… семь минут, я иду за вами.

Клейтон закутал ее в одеяло.

– Это угроза?

Оливия, нахмурившись, покосилась на него и пробурчала:

– Да, угроза.

Йен же с усмешкой сказал:

– Значит, семь минут? Ничего не имею против вызова. Уложимся в пять.

Мужчины подошли к дому и почти сразу скрылись из виду.

Оливия напряженно прислушивалась, но не услышала звуков борьбы. Тут жалобно заржала лошадь, и она ослабила поводья. Чтобы от беспокойства не сойти с ума, она начала считать. Лучше уж считать, чем думать о том, что происходило в доме.