Грехи негодяя - Анна Рэндол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я надеялась хоть на что-то. По крайней мере на какой-то знак, означающий, что мы работаем с правильным памфлетом. А тут – совсем ничего.
Нахмурившись, Клейтон взял ее записи.
– Ты не права.
Он быстро проверил то, что она сделала. Несколько минут подумав, улыбнулся и проговорил:
– Так вот, на несколько согласных должна приходиться как минимум одна гласная. Здесь же нет ни одной. Выходит, ты взломала шифр. – Он взял перо и несколькими росчерками разделил ее строчку на группы согласных. Потом прочитал написанное. Оказалось, что Васин сначала убрал гласные, а потом зашифровал текст.
Оливия вскочила и чмокнула Клейтона в щеку.
– Мы это сделали! Возможно, теперь мы сможем остановить революционеров.
Остальную работу выполнял Клейтон, причем – намного быстрее, чем она. А Оливия молча за ним наблюдала.
Ей нравилось смотреть, как быстро бегало по бумаге его перо, как он хмурился, когда что-то не получалось, и как радовался удаче.
Оливия подвинулась к нему поближе, чтобы ничего не пропустить. Она недостаточно хорошо знала русский язык, чтобы разделять ряды букв на группы самостоятельно, но Клейтон, судя по всему, был абсолютно уверен в успехе.
Когда он наконец отложил перо, Оливия спросила:
– Ну, что там написано?
Клейтон тотчас перевел текст на английский:
«Три флага освободят Россию от оков. Первый флаг – в окне Невского монастыря поставит грешника на колени. А флаг у западной пушки Петропавловской крепости свалит могущественного. Флаг на куполе Святого Георгия победит корону. Тогда вы узнаете, что пора зажечь в России огонь свободы».
Клейтон еще раз перечитал текст и заметил:
– На русском языке это звучит более поэтично.
– Но я надеялась узнать какое-нибудь имя. – Оливия утерла пот, стекавший по лицу.
Клейтон взял тряпочку из бадьи, вытерся ею, затем отжал, смочил и предложил Оливии.
– Полагаю, что это список условных знаков, который должны иметь агенты Васина.
– Агенты? – переспросила Оливия.
– Думаю, их четверо. По одному для каждого сигнала и еще один – для завершающего акта. Скорее всего эта бумага находилась у человека, которому предстояло убить царя.
Оливия со вздохом опустилась на скамейку. Клейтон, похоже, не был удивлен, но ей ничего такого даже в голову не приходило. Она считала, что им надо будет определить одного стрелка и остановить его. Но четырех…
– Что теперь?
– Мы не дадим революционерам подать сигнал.
– Это остановит их? Не позволит действовать?
Клейтон пожал плечами:
– Ничего другого мы все равно не сделаем.
Немного подумав, она спросила:
– А монастырь далеко?
– Не очень. Минут двадцать отсюда.
Ее мокрое платье в парилке совсем не высохло – лежало на скамье, все такое же тяжелое и мокрое. Как скоро она замерзнет, снова очутившись на улице? Меньше чем через двадцать минут?
Клейтон проследил за ее взглядом.
– Мы подождем здесь, пока не вернется Йен с припасами и транспортным средством.
– А что будем делать до его приезда?
– Отдыхать. – Он опустился на скамейку и привлек Оливию к себе.
– О, Клейтон…
– Здесь не фабрика. Отдыхай.
Медленно и осторожно она опустила голову ему на плечо. Рубашка Клейтона была мягкой и пахла… Клейтоном. Оливия глубоко вдохнула этот дивный запах. И вдруг спросила:
– А мы не можем остаться здесь?
Он решительно заявил:
– Нет! Иначе ты умрешь от перегрева. И довольно скоро.
Она медленно повернула голову и легонько укусила его за плечо. Он усмехнулся и пробормотал:
– Что это означает?
– Все очень просто, – прошептала в ответ Оливия. – Мне необходимо, чтобы ты нашел взаимоприемлемый выход относительно судьбы фабрики.
Клейтон коснулся губами ее волос.
– Ты всегда была слишком требовательной.
– Я не хочу опять причинить тебе боль.
– Почему ты уверена, что так и будет? Я ведь не такой хрупкий, как может показаться.
Под ее щекой напряглись его мышцы, и Оливия с улыбкой проговорила:
– Ты напряжен только потому, что хочешь продемонстрировать свои мускулы?
Его плечо снова напряглось. И тотчас же раздался стук в дверь.
В следующее мгновение Клейтон оказался у порога.
– Я вернулся с победой, – сообщил Йен.
– Это быстро даже для тебя, – сказал Клейтон, чуть приоткрыв дверь.
– Я вам помешал?
Клейтон поморщился, а Йен засмеялся:
– Да, конечно, помешал. А теперь – новости: я знаю, где искать Аршуна.
Сани то и дело подпрыгивали на снегу, и вскоре они въехали в старую часть Санкт-Петербурга, где почти все дома были деревянные и одноэтажные.
Клейтон осмотрелся. Такие окрестности явно не соответствовали характеру капризного и взбалмошного графа.
Йен указал на приземистый домик, расположенный чуть дальше по улице. Окна были заклеены бумагой, чтобы сохранить тепло. Да и полиция при таких окнах не видела, что происходило в доме.
– Как ты его нашел? – спросил Клейтон.
– Я бы рад поведать тебе что-нибудь впечатляющее, но все оказалось до банальности просто. Ваш любвеобильный гигант помогал Аршуну доставлять припасы в несколько домов, расположенных в разных частях города. Эта хижина – одна из них. Почему ты не расспросил его?
– Я спросил, знает ли он, где граф. Он сказал, что не знает. Вероятно, я неправильно сформулировал вопрос.
– Блин знал?… – удивилась Оливия. Теперь она была тепло одета – меховая шапка, перчатки и шуба, – но у нее закрывались глаза от усталости. И еще она умирала от голода. Они весь день ничего не ели.
Йен с усмешкой пожал плечами:
– Выходит, что так. Кстати, должен сказать, у этого человека по жилам течет не кровь, а тесто. Его торты божественны!
Имелись у Оливии тайны или нет, но она находилась под его, Клейтона, защитой, и он должен был присматривать за ней. Многие посчитали бы эту обязанность тяжкой ношей, но только не он.
И вообще, Оливия была права. Не важно, что их взаимное влечение велико – он просто не мог уложить ее в постель, одновременно замышляя разрушить то, что ей дорого.
А может, они найдут компромисс, приемлемый для обоих? Что, если, к примеру, заставить ее отца продать фабрику? Он может наказать ее отца, но Оливия останется в безопасности. Он даже сможет устроить так, что фабрику купит честный коммерсант, так что горожане, о которых она печется, не пострадают. Он, Клейтон, будет удовлетворен, но правосудие не покарает людей, не заслуживших наказания.