Хронум Книга II (СИ) - Арвин Альхаг

Она стояла спиной. Поливала раскидистый мискантус на подоконнике и не замечала, что в кабинете появился кто-то еще. Или просто делала вид. Я не видел ее лица, но чувствовал запах. ЕЕ запах!

— Хм, странная смесь эмоций, — заговорила ОНА СВОИМ бархатистым голосом, не отвлекаясь от цветка, — Когда вы вошли, я чувствовала безразличие, можно даже сказать, апатию, подавленность, разбитость, но сейчас они несколько иные: ваши чувства. Не будь в этой мешанине эмоций досады, я бы назвала любовью то, что вы сейчас испытываете. Ха, любовь!

Сана поправила выбившийся локон волос, усмехнувшись своим, как ей показалось, нелепым мыслям.

По телу пробежали мурашки от осознания, от сильного давления внутри груди, неверия. Все это, как ком, навалилось на меня. Я не смел пошевелиться. Девушка встала вполоборота, и новая волна чувств накрыла меня с головой. Теперь уже не осталось сомнения. Это была Сана.

Глава 13

Алина замерла над цветком. Кувшин качнулся в руках — вода пролилась мимо.

Будучи профессионалом своего дела и сильным одаренным-эмпатом, она, по своему обыкновению, сразу же просканировала эманации чувств Льва Ахматова. Странная, пугающая смесь эмоций исходила от Ахматова. Так бывает. Особенно в этих стенах. В «Крестах» подчас творятся ужасные вещи: заключённые издеваются над сокамерниками, надзиратели поощряют эти бесчинства, а порой сами участвуют в них. Но здесь нечто другое… Оторванное от повседневности.

Одно из чувств Ахматова выбивалось на общем фоне, и было направлено на нее: сильное желание обладать Алиной. Но в этом его желании не было и намека на секс или похоть. Желание обладать являлось основой всех чувств. Дальше к нему прилагалась удивительная палитра: радость, теплота, нежность, а также тревога, страх, волнение, и тоска… Вселенская тоска, всепоглощающая.

Когда они встретились взглядами, в груди девушки сильно кольнуло, глаза на мгновение заволокло туманом. Начался процесс обмена эссенциями душ. Алина наблюдала за этим волшебным действом, замерев, в астральной проекции эмпата.

Частица ее души на глазах оторвалась от основы и полетела к Ахматову. Но, будто обдумав что-то, разделилась еще на две части. Одна половинка устремилась к нему, а другая улетела куда-то прочь, в распахнутую форточку.

«Куда ты⁈» — хотелось крикнуть ей вслед, но Алина не могла произнести и слова.

Волшебство закончилось, и от стыда Алина хотела бежать, но поборов сиюминутное желание, совершенно неуместное сейчас, взяла себя в руки, погасила вязь узора и вернулась в реальный мир. Робко, что было странно для нее, почти прошептала:

— Господин Ахматов, прекратите это желать.

— Что именно, любимая?

Кажется, я улыбался. Или нет. В этот момент я не контролировал себя, свои эмоции.

— Какая я вам⁈.. — мгновенно взорвалась она, но тут же погасила эмоции, терзаемая двойственностью ощущений.

Наручники разрываются и с характерным звуком падают на паркетную плитку. Руки тянутся к ней, опережая мысли. Девушка зажмуривает глаза. Кажется, она ждет нападения, но его, конечно же, не следует. Вместо этого я нежно обнимаю Сану, а в следующий миг прижимаюсь к ее губам.

Сана отвечает взаимностью лишь мгновение, но сразу же отстраняется, начинает колотить мою грудь своими маленькими кулачками, пытается вырваться, но как-то нехотя. В ее глазах читается полное непонимание происходящему. Она в смятении. Напряженно озирается по сторонам, останавливает взгляд на двери. До меня доходит смысл ее действий. Беру бледное лицо девушки в руки, притягиваю к себе, не обращая внимания на робкое сопротивление.

— Ты боишься меня⁈ Сана, это же я! Лев. Твой Лев! Прислушайся к сердцу. Что оно говорит тебе?

Сжав губы и не сводя с меня глаз, она тут же проваливается в свой мир, мне недоступный. Ее взгляд становится затуманенным, отсутствующим. Снова возвращается в реальность, но ничего не говорит. Глаза говорят за нее. Они полны удивления, неверия, и… страха. Но этот страх другой. Не за свою жизнь, не потому что я могу представлять опасность, а нечто иное. Она будто боится, что вскоре это может закончиться.

— Ты жива. Здесь. Со мной. И это главное! — говорю ей тихо, едва сдерживая ликование.

Но эта Сана не помнит меня. Я вижу это. Она другая. Что ровным счетом ничего для меня не значит.

Если злая сука, имя которой Судьба, есть, я готов целовать ее ноги. Только — сука она, самая настоящая! Скольких моих ребят угробила, чтобы организовать эту встречу! Слишком высока цена! Но будь у меня выбор, я повторил бы все в точности.

Наконец она подает голос:

— Я… Алина. Не Сана. Вы спутали меня с другой.

Немного отстранившись, оценивающе ее осматриваю. Ее милую мордашку, пепельные волосы и эти небесно-голубые глаза. Улыбнувшись, отрицательно качаю головой:

— Нет, не ошибся. Ты вернулась. И теперь мы будем вместе. Всегда.

Сана (или же Алина) съежилась в моих объятиях. Перестала сопротивляться, покорно примкнула головой к моей груди, затаив дыхание. Я зарылся в ее волосах. Полной грудью вдохнул родной мне запах, не оставивший мне толики сомнений.

— Где ты была?

— Я всегда была здесь…

Беспечная в эту минуту Залевская, впервые за сегодня решила отдохнуть и подкрепиться. И то, если бы не бабушка, насильно усадившая ее за стол, так бы Катя и провела день: зарывшись в своих бумагах (в бумагах Ахматова), ни на что не отвлекаясь (на завтра был запланирован переезд в Суходольское). Но и сейчас беспокойный хронум, находящийся у черта на куличиках, сумел доставить ей неприятность. Или приятность. Катя так до конца и не поняла, что случилось.

Прямо во время трапезы под сердцем больно кольнуло. И это не было связано со здоровьем одаренной. Мага крови этим не пронять. На ум пришло воспоминание. Нечто похожее она уже испытывала, когда они со Львом обменивались частичками душ. Следующий кусок пищи остался нетронутым. Катя тут же прервала обед и бросилась к подземелью Стивена.

— Стивен! Стивен! — кричала она на бегу, переживая за судьбу своего мужчины.

— Здесь я, хозяйка, — донеслось со спины, и Катя тут же прекратила бесполезный бег. — Я же под столом был, а ты