Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы - Ярослав Галан

Параска.Ах! Значит, и вы тоже шли тогда через горы раненый? Шли, и кровь капала из вашей руки? Это вас ранили за то, что вы хотели помочь нам? Да?

Со двора слышится старческий кашель.

Дед.(Поцеловав рукав сорочки Луки, выбегает из хаты, чуть- чуть не сбив с ног деда Штефана.)

Лука, скользнув взглядом по своей руке и тихо свистнув, смотрит вслед Параске. Входит Штефан.

Штефан(заметив Луку, взволнованно).Идут... Идут...

Лука(испуганно).Кто?

Штефан.Они. Сеятели. Колхозники. Послушай.

Слышны далекие, размеренные звуки барабана и тихое, как гудение пчелы, пиликанье скрипки.

На мою землю, на мое поле идут! С музыкой идут. С коломыйками.Как на свадьбу... Пшеницу сеять. Где это видано?(При­слушивается.)

Лука.Да, идут.(Положив руку на плечо Штефана.)Кре­питесь, дед!

Штефан.Уж не под силу мне все это, Лука! Давно выгоре­ло мое сердце.

Лука.Неправда. Теперь оно бьется еще сильнее.(Пауза.) Так же, как и мое.

Штефан(заглядывая Луке в глаза).Лука, ты столько лет учился во Львове, ты в свете бывал. Быть может, ты привез оттуда добрые вести? Скажи: чего мы дождемся с тобой, Лука?

Лука.Я не знаю, дед, чего мы еще дождемся. Я знаю толь­ко, чего я хочу дождаться...

Штефан.Они же... Они, нищие, тоже хотят добиться своего. Слышишь, как наигрывают?.. На скрипке... на цимбалах... да еще на бубне, как тот Грицько в песне «В гору иде, шумить, бубнить, що на великим щасти...»

Лука.Бывает, дед, и на похоронах играют.

Штефан.А я уже не знаю, Лука, кого это хоронят?

Лука(подходит к дверям, опирается о косяк и смотрит вдаль).Вы еще узнаете, дед, вы еще увидите. Большая игра только начинается. И не в одном нашем селе...

Оба прислушиваются.

Штефан.Должно быть, перешли уже мостик.

Прозвучал звериный рев, более громкий и близкий, чем раньше.

Лука.Боже! Там, возможно, Варвара... Дед...(Озираясь, тихо.)Тогда, в сорок первом, я запрятал под стреху вашего овина автомат, тот, с заставы. Он еще там?

Штефан.Ты что, сдурел? Стрелять в них хочешь?

Лука.В них? Теперь — нет, я не сошел с ума, дед... Хотя, может, и лишусь рассудка, если... Где автомат, дед?

Штефан(отойдя от него и глядя в противоположную сто­рону, тихо).Сегодня хата не моя и овин не мой. Все, что мог, зарыл в землю. Лишь она, единственная, умеет молчать.

Лука(подходя к нему).Дедушка, у меня есть кое-что смертоносное, но оно малого калибра. Мне автомат нужен, как воздух. Дай мне его, дедушка.

Штефан(мрачно).Вот смеркнется, тогда выкопаешь его себе... А раньше нельзя.

Лука.Ах, черт! Что же мне делать?

На крыльцо поднимается отец Юлиан,сорокалетний мужчина, выше среднего роста, с худым, бледным, старательно выбритым лицом, окаменелые черты которого не проявляют ни печали, ни радости. Лишь изборожденный морщинами лоб и задумчивые глаза говорят о том, что страсти не чужды этому человеку. Коротко подстриженные волосы по­крыты на висках сединой. Движения отца Юлиана спокойные и плавные. Волнуясь, он достает из кармана белоснежный носовой платок и вытирает лоб. Говорит тихо, но выразительно. Ходит почти неслышной походкой, и потому, быть может, кажется, что он появляется неожиданно и также внезапно исчезает, как бы сливаясь с фоном. На нем — старая, но доброт­ная сутана, плотно облегающая его фигуру, черная мягкая шляпа с гори­зонтальными полями. Из-под сутаны выглядывает глухой черный во­ротничок с твердым белым подворотничком.

Отец Юлиан.Слава Иисусу Христу!

Лука и Штефан, не ожидавшие появления отца Юлиана, резко по­ворачиваются к нему.

Штефан(нерешительно).Слава во веки!

Отец Юлиан.Я вам не помешал?

Лука.Нет.

Отец Юлиан(Луке).Параска передала мне просьбу вашей бабушки.

Штефан.И вас моя старая замучит, отче. Уже семнадцать раз за этот месяц вы исповедовали и причащали ее, а сегодня снова мир стал ей в тягость: «Умираю, говорит, приведи священ­ника». Одно горе, а не баба. Сосет мою кровь, как пиявка, при­вередничает.(Стиснув ладонями виски.)Что мне с ней делать?

Отец Юлиан. «Что мне делать?» С каждым днем мне все труднее отвечать людям на такие вопросы.

Лука.Странно. Я считал вас более уравновешенным чело­веком. А как ваши дела с колоколом?

Отец Юлиан(делая вид, что не слышит первых слов Луки).Я верю в то, что вскоре новый колокол, купленный на пожертвования прихожан нашей церкви, понесет благовест всем яснычанам.

Штефан(подходя к Луке и отцу Юлиану и, озираясь на печь, где лежит баба Олена).Хорошее дело сотворите, отче. Но не лучше ли обождать й повесить колокол лишь тогда, когда можно будет прозвонить им за упокой... тем, что играют? Слышите?

Пауза.

Отец Юлиан.Наш колокол, Штефан, будет возвещать людям радость, а не печаль, ибо для счастья сотворено племя человеческое, а не для горя и смерти.

Лука(удивленно).Что это, отче? Неужели текст для песни, которую они играют?

Музыка внезапно стихает.

Отец Юлиан(наклоняя голову).Что же это оборвало музыку?

Лука.Как-то очень внезапно... Посредине песни.(Вы­бежав на порог.)А вы, отче, довольно странно понимаете свои пастырские обязанности. Вы все еще не хотите в звуках этой му­зыки услышать свою собственную поминальную. Другой бы слу­житель церкви на вашем месте сейчас...

Отец Юлиан.Я понимаю свои обязанности так(при­ложив руку к груди),как их подсказывает мое сердце...

Лука.Ваше сердце? Еще недавно мне казалось, что в нем есть место лишь для Варвары Петрич. Вы способны выполнить любую ее просьбу. Даже... выдать фальшивую метрику... Прости­те!(Уходит:.)

Отец Юлиан(стоит минуту с нахмуренными бровями, потом подходит к Штефану и кладет руку на его плечо).Кто это посеял столько злобы в душе вашего внука, Штефан?

Штефан.Не я, не я, отче,— люди посеяли. Вы же видите, что делается! Брат восстал против брата, а сын — против отца. Меня, старого хозяина, выгнали из дедовской хаты и хорошо еще, что не затолкли цепами, как бешеного волка. Кто мог поду­мать, что все так обернется, что Советы придут снова, а Луке придется так долго мыкаться по свету? Хорошо, что еще пустили его обратно... Божье это дело, отче.(Пауза.)Лука был в детстве добрым ребенком, хоть к ране прикладывай, но господь наш, в троице единый, сотворил его зрячим, вот Лука и достиг разума, да так достиг, что пошла в нем кровь играть, кипеть. Чужая беда ему, видите ли, не игрушка.

Отец Юлиан.А чужая жизнь?

Штефан(со страхом отскочив, пристально заглядывает в глаза отцу Юлиану).Что... что вам померещилось, отче? Мой внук, моя кровь, моя... моя... единственная надежда.

Отец Юлиан.Успокойтесь, Штефан. Вы меня непра­вильно поняли. Ведь вы церковный староста, и я не могу не дове­рять вам.

Баба Олена(в поле зрения которой попал Штефан). Штефан! Аспид лукавый, чтоб у тебя глаза повылезли! Опять запрятался от меня? Не выйдет! Теперь и к богу не подскочишь и в землю не пробьешся. Хочешь — под черепицей зятя сиди, хочешь — под плетнем валяйся. Нет для тебя другого выхода, бродяга несчастный.