Одиссея варяжской Руси - Михаил Серяков

С принятием новой религии подателем гобино становится уже христианский Бог. Обращаясь уже к нему в своем «Слове о законе и благодати» глава русской церкви XI в. Иларион просит о следующих милостях: «Нъ укротися, умилосердися, яко твое есть же помиловати и спаси. Тем же продьлжи милость твою на людехъ твоихъ, ратныа прогоня, миръ утверди, страны укроти, глады угобзи, владыке наши огрози странамъ, боляры умудри, грады расили…» — «Но яви кротость и милосердие Твое, ибо Тебе подобает миловать и спасать; не престань в милости Твоей к народу Твоему: врагов изгони, мир утверди, языки усмири, глады утоли, владык наших угрозой языков сотвори, боляр умудри, грады распростри…»{629} Понятно, что в таких условиях древнерусские князья уже не могли рассматриваться как магические носители гобино, однако древние языческие представления изредко все равно прорывались даже в христианской письменности. Новгородский летописец применяет данный термин к Андрею Боголюбскому, правда уже в переносном значении духовной, а не земной нивы: «И потомъ минуло 11 лет, и угобзися святому Андрею нива душевнаа…»{630} Весьма показательна и надпись на царском месте Ивана Грозного, предпоследнего представителя варяжской династии: «Дамъ тебе одоленiе на врага и дамъ гоби на земли на умноженiе плодовъ земныхъ»{631}. Понятно, что слова эти представляют обещание от имени Бога щедро наделить царя сверхъестественной силой увеличивать изобилие внутри государства и побеждать врагов вовне. Поскольку других прямых свидетельств о связи представителей династии Рюриковичей с гобино не встречается, то разрыв между ее основателем, жившим в IX в., и предпоследним ее представителем, жившим в XVI в., может показаться слишком большим, однако у нас есть свидетельства, доказывающие, что комплекс представлений, изложенных в надписи на царском месте Ивана Грозного, является достаточно древним и фиксируется на Руси за несколько веков до жизни этого царя. Уже древнерусский текст XIV в. относит обе эти функции к числу Божьих даров: «Вся блгая строенья о(т) ба подаема бывають. миръ и гобина плодомъ. и врагамъ одоленье»{632}. С другой стороны, про новгородского архиепископа Иону современники сообщали: «Бысть же при его святительстве миръ со всеми землями и тишина и гобзованiе плодамъ»{633}. В другом случае изобилие севера Руси рисуется как результат молитв этого деятеля церкви, именуемого в данном фрагменте святым: «И посемъ при животе святаго Ионы благоплодны земли бышя, Новгородская и Псковская гобзовати всеми овощами, молитвами святаго»{634}. Как видим, в данном случае с изобилием-гобино оказывается связан глава не светской, а духовной власти, однако с учетом того, что изначально Рюриковичи совмещали в своем лице оба этих типа власти, это свидетельство опять-таки указывает на изначальный архетип тесно связанного с божественным прародителем носителя гобино. Что касается побед над врагами, то эта черта была, разумеется, присуща князьям, а не представителю духовенства, у которого она заменяется на мир со всеми землями и тишину.

Помимо славянского интересующий нас корень встречается еще в трех индоевропейских языках: гот. gabigs, gabeigs, «богатый», лит. gabein, gabenti, «приносить, добывать», ирл. goba, «кузнец». Поскольку в древних обществах кузнец мыслился создателем богатства и изобилия, очевидно, что германцы, славяне и балты заимствовали понятие «гобино» от кельтов, что подтверждается кельтским влиянием на славянские традиции в области кузнечного дела. Следует отметить, что в литовской мифологии присутствует божество богатства Габьяуя, или Габьяуис, которого одни историки характеризовали как бога амбаров и овинов, другие — счастья, хлебных злаков и всех помещений, где хранится хлеб. Весьма показательно, что этот бог сопоставлялся с Вулканом{635}. Данное обстоятельство красноречиво свидетельствует о том, что рассматриваемое понятие несло отчетливо выраженный языческий подтекст, а сопоставление его на материале литовской мифологии с античным богом-кузнецом подтверждает высказанное выше предположение о заимствовании данного корня восточноевропейскими народами у кельтов. Таким образом, сама используемая Иоакимовской летописью терминология отсылает нас к сфере деятельности славянского бога-кузнеца Сварога, сыном которого считался западнославянский Радигост, бывший, согласно мекленбургским генеалогиям, предком Рюрика и его братьев. Не может не обратить на себя внимание и то обстоятельство, что основатель древнерусской правящей династии выполняет ту же функцию обеспечения плодородия для своего племени, какую в немецких генеалогиях выполняли Антюрий и Аттавас, мифические родоначальники ободритских князей.

Именно на севере Восточной Европы мы находим целый ряд красноречивых фактов, подтверждающих связь между обеими традициями. Надпись № 197 на стене Новгородского Софийского собора гласит: «(А) ЮПЛ(Ъ) ТА Д(Р) ОУЖИЧА ПСАЛ(Н) РАДОЧ… AN(е)…Д(P)е(H)…(T) РУ РАДИГОСТ…», что означает «Ярополча дружина писала: Радочень, Андрей(?), Петру (?), Радигост»{636}. Надпись датируется 1177–1178 гг., если ее оставили дружинники князя Ярополка Ростиславича, или же 1197 г., если в ней упоминается Ярополк Ярославич. Имя последнего русского дружинника в точности совпадает с именем бога западных славян. Поскольку культ Радигоста на территории Руси нигде не зафиксирован, перед нами бесспорный пример как религиозного влияния западных славян на Новгород, так и присутствия еще в XII в. в княжеской дружине человека, так или иначе связанного с западнославянскими языческими представлениями. Об укорененности его культа в новгородских землях свидетельствует и топонимика: «Радогоша рч., один из притоков Осьмы, пр. пр. Волхова. Упомянута в погосте Коломенском на Волхове Обон. пят. 1564 г.: “Да у Вяжиско деревни угодья за Радогошею рекою Сухая нива”. К личн. Радогость, встреченному и в новг. бер. гр. № 571 XII в. (…) Среди географических названий от этого имени в древненовгородских землях, в частности, перечислим еще: Радогоще дер. и оз. в пог. Егорьевском в Колгушах Обон. пят., =? Радогоща дер. и оз. Боровщинской вол. Тихв. у., сегодня — Радогощь (Радогоща) сел. Радогощинск. Бокс, в истоках Явосьмы, лев. пр. Паши; Радгостицы — дер. на оз. Черное Городенск. Бат., указанная ранее писцовой книгой Вод. пят. 1500 г. в Дмитриевском Городенском погосте… Отметим еще геогр. Радугошь ур. в истоках р. Луги близ дер. Дубровка…»{637}

Выше уже было показано, что связываемая с Антюрием символика генетически восходит к представлению о связи богини-матери с быком, что должно было обеспечить земное плодородие. Отголоски этого мифа нам вновь встречаются в Новгородской земле, о чем свидетельствуют как сообщение В.Н. Татищева, так и северорусская вышивка (см. рис. 6). Помимо быка вторым животным, связанным с Антюрием и вошедшим в состав герба мекленбургской династии, был грифон. В этой связи весьма большой интерес представляет следующее сообщение новгородского летописца о призвании Рюрика: «Изъбрашася 3 брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И седе стареишии в Новетороде, бе имя ему Рюрикъ; а другыи суде на Белеозере, Синеусъ; а третей въ Изборьске, имя ему Труворъ. И от тех Варягъ, находникъ техъ, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска»{638}. Как видим, Сказание о призвании варягов в новгородской летописи достаточно близко к аналогичному тексту в ПВЛ, однако есть и отличия. К их числу относится характеристика дружины Рюрика как «предивной». Как правило, ученые оставляют это достаточно странное выражение без комментариев. Однако новгородский летописец уже чисто территориально был ближе к этим событиям, чем автор ПВЛ, и появление в его тексте данного оборота нуждается в объяснении. В древнерусском языке слова предивьныи, предивньнии означали «чудесный, необычный, дивный» и относились преимущественно к божественному началу, чуду, небу: «Шествiе той звезде предивно велми»; в форме придивьныи — «дивный, достойный удивления»: «Вьсего придивьнешия Бжия Мати»{639}. Слово дивьныи точно так же означало «удивительный, дивный»: «Знамение на нбси дивьно вельми»; «Дивно бе чюдо видети». Достаточно редко это слово используется в значении «славный, знаменитый»: «Философи, и ветия… сами тъкмо дивни боудоуть»{640}. Конечно, можно предположить, что это слово означало «удивительная», но немедленно возникает вопрос: чем же в глазах летописца была так удивительна варяжская дружина Рюрика? Хоть у нас нет данных, что этот корень использовался в ту эпоху в значении «славный, знаменитый», но, даже предположив это, неизбежно возникает аналогичный вопрос, как и со значением «удивительный», и можно ожидать от летописца хотя бы намека, чем же эта дружина была так знаменита.