Голова путешественника. Минута на убийство (сборник) - Николас Блейк

– Да, – ответил Джимми Лейк. – Очень успокаивает нервы.

Они помолчали. Найджел давно привык к таким паузам, хотя в это утро директор казался рассеянным больше обычного. Наконец Джимми заговорил.

– Нет, не пойдет. Мертво. – Он показал на одну из групп фотографий. – Вон та. Скажи-ка мне, в чем тут дело?

Задать такой вопрос было все равно что спросить у Менухина, в чем недостаток виртуозного пассажа, исполненного Сигети[8], потому что Меррион Сквайерс обладал совершенно гениальной способностью делать макеты, и эту способность превосходило только необыкновенное умение директора наглядно выражать содержание своих замыслов. Найджел набрал побольше воздуха и нырнул.

– Вот это должно быть в центре, – сказал он, показав пальцем на одну иллюстрацию. – Давайте сделаем разворот в три четверти и остальные дадим справа в колонку.

Директор слабо улыбнулся.

– Хм… – сказал он. – Кстати, почему здесь нет Мерриона, солнышко?

– Я ему звонила, – сказала Нита Принс.

– Позвони еще раз.

Найджел заметил на столе у Ниты скомканный носовой платок, а под глазами – круги. Она назвала номер по внутреннему коммутатору таким неуверенным голосом, словно невероятно устала.

– Мне нужен Меррион Сквайерс, – терпеливо проговорил Джимми. – А это номер Брайана Ингла.

– Извините. – Нита позвонила еще раз.

«Странно, – подумал Найджел. – Что бы там ни говорили про ее личную жизнь, но на работе девочка всегда была собранной. И как странно она посмотрела на Джимми: с укором? с решимостью? со злостью? с неуверенностью?» Найджел никак не мог определить, что было в ее взгляде. Во всяком случае, этот взгляд не был, как обычно, уверенным и сдержанно-самодовольным: в нем появилось что-то беззащитное, уязвимое.

Когда пришел Меррион, они снова занялись фотографиями. Предметом обсуждения стал разворот, который не понравился Джимми.

– Совершенно верно, это неудачно, – согласился Сквайерс. – Я ждал снимков из серии КВ. Там есть фотографии много лучше, я знаю.

Директор вопросительно поднял брови, глядя на Найджела.

– Мы уже ругались по этому поводу с Биллсоном. – Найджел разъяснил ситуацию, стараясь говорить как можно более бесстрастно: ему не хотелось подводить Биллсона.

– Солнышко, позвони Биллсону, – обернулся директор к Ните. – Скажи ему, что мы должны получить отпечатки серии KB через сутки. Скажи, что это мое распоряжение.

– Он буквально не хочет слезать с этих снимков, – сказал Меррион. – Надеется что-нибудь из них высидеть.

– Выбрось-ка ты Биллсона на минутку из головы и займись работой, сынок. Эти твои макеты, – Джимми с пренебрежением протянул ему листы, – второсортные!

Слово «второсортный» было самым грубым в лексиконе директора, и пользовался он им осмотрительно. Найджела поразило прозвучавшее в его голосе раздражение. Меррион, по-видимому, тоже был удивлен.

– Наверное, я больше не гожусь для работы в управлении, – сказал он как бы в шутку.

– Тебе сообщат, когда управление придет к такому мнению. Можешь не беспокоиться, – произнес Джимми, глядя на Мерриона.

«Снова показывает когти. А ведь он всегда прячет их под бархатными манерами, – подумал Найджел. – К чему бы это?»

– Забери макеты – этот и этот – и переделай. Я уже просил тебя об этом раньше. Теперь приказываю.

– А я вам сказал: то, как вы предлагаете их улучшить, никуда не годится. – Ирландский темперамент Мерриона с трудом переносил критику, и Джимми обычно в общении с ним проявлял больше такта. – Я не могу бросаться осуществлять все идеи, которые придут в голову любителям.

«Любитель» – это слово было еще более оскорбительным в управлении, чем «второсортный».

– Полагаю, вам следовало бы выбирать выражения, – проговорил Джимми самым спокойным, но убивающим наповал тоном. – Вы здесь – всего лишь один из экспертов, причем не умнее других. И за последнее время от вас неприятностей больше, чем от всех остальных, вместе взятых. Мне докладывает заместитель директора…

– Ну неужели вам нужно выяснять отношения именно сейчас? – дрожащим голосом воскликнула Нита. – Я уверена, Меррион…

– Обойдусь без вашего сочувствия, цыпленочек! – со злостью бросил ей Меррион.

Найджел ждал, что директор снова набросится на Мерриона, но Джимми Лейк отвернулся к окну, словно отстраняясь от происшедшего. Желал он того или нет, но дело выглядело так, словно он хочет замять ссору. Через секунду Нита, сделав попытку улыбнуться, сказала:

– Джимми старается выглядеть кровожадным, но у него это плохо получается. Правда, Джимми?

Найджел долго потом вспоминал, каким тоном это было сказано. В реплике Ниты определенно таился какой-то подтекст, но какой – понять было невозможно. Во всяком случае, Найджел не успел в этом разобраться: открылась дверь, и показался небольшого роста жизнерадостный человек в офицерской форме. Он театрально прижал руки к сердцу и с таким же театральным видом обвел всех удивленным взглядом.

– Ангелочки мои! – воскликнул человек высоким голосом. – Джимми! Импозантен как никогда! Ах, Найджел! И еще один красивый джентльмен! И Нита! Ты – великолепна!

Он устремился к ней, как герой-любовник из какого-нибудь рождественского спектакля, и театрально заключил ее в объятия. Вслед за ним в комнату вошла маленькая чинная женщина, державшаяся весьма скромно. Джимми Лейк, с любопытством наблюдавший сцену у стола Ниты Принс, даже не заметил вошедшую, пока она не тронула его за локоть. Тогда он повернулся к ней:

– Моя дорогая девочка? Что ты здесь делаешь?

Уж не испуг ли звучал в его голосе, подумал Найджел. Ничего удивительного: Алису Лейк никогда особенно не звали на работу мужа, особенно когда там находилась Нита Принс.

– Меня взял с собой Чарльз, – объяснила она.

Она говорила таким же высоким голосом, как Чарльз Кеннингтон. Найджел вдруг вспомнил, что брат и сестра – двойняшки. Вместе он видел их впервые, и, пока Джимми представлял Чарльзу Мерриона Сквайерса, у него было время рассмотреть их и убедиться, как они похожи: голос, треугольное лицо, широкие брови, заостренный подбородок, тонкая кость. Правда, Чарльз, по всей видимости, забрал все жизненные силы себе: сестра рядом с ним выглядела бесцветной, просто его тенью. Она молча улыбалась и казалась совершенно ушедшей в себя.

– Да, это я ее с собой захватил, – радостно сообщил Чарльз. – Мы с Алисой неразлучны. Верно, любовь моя? Мы никогда, никогда больше с тобой не расстанемся. – Он ласково улыбался сестре, сидя на столе Ниты и полуобняв ее за плечи.

Все замолчали; Найджелу подумалось, что в комнате царит атмосфера если не испуга, то наверняка неловкости. Директор стоял у окна, руки в карманах, полуотвернувшись от них. Если он и испытывал неловкость от присутствия жены, то не предпринимал никаких усилий сгладить ее. Потом вдруг все разом заговорили.

– Так приятно видеть вас снова! – обратился Меррион Сквайерс к миссис Лейк. – Мне кажется, ваш последний роман просто великолепен.

– В форме ты выглядишь совсем по-другому, – сказала Нита, обратив на Чарльза Кеннингтона блестящий взгляд.

– Итак, мои дорогие, – весело щебетал Чарльз, – я должен услышать все ваши новости. Сколько же прошло времени? Кажется, годы пролетели с тех пор, как я видел вас. Я совсем оторвался от делового мира, где мужчины – это цифры, а женщины – женщины. – Он легонько поцеловал Ниту в бровь. – Рассказывайте, – сказал он.

– О, пока ты там умирал и возвращался к жизни, а потом весело проводил время, грабя Германию, мы здесь трудились в поте лица, – начала Нита.

– Не умирал, потому что меня не убивали, – твердо произнес Чарльз. – А в остальном все верно, включая возвращение к жизни. Но я не был убит, даю вам честное слово.

– Сколько же у тебя ленточек! – заметила Нита, потрогав его мундир. – Когда ты был здесь в последний раз, у тебя была только одна. Ты очень храбро сражался, дорогой?

– Как тигр, лапочка. Я побывал в таких передрягах, какие никому, наверное, и не снились в британской армии.

– Вы подружитесь с Меррионом, – кислым голосом произнес Джимми Лейк. – Он у нас тоже герой.

– Герой? – Чарльз Кеннингтон драматическим жестом протянул Сквайерсу руку. – Обязательно расскажите мне об этом.

– Он спас нас от бомбы, – объяснил Джимми.

– Только не говорите о бомбах. Больше всего ненавижу бомбы. Особенно англо-американские. Их только и делали, что сбрасывали на меня, когда я был там.

– Плохо, значит, бомбили, – сказал Джимми.

– Ну нет. Не совсем так. Видите ли, какое-то время я довольно далеко опережал наши войска.

– Ты был шпионом, Чарльз? Так вот почему тебя объявили убитым! – воскликнула Нита.

Инициатива явно перешла теперь к ней. Никогда еще Найджел не видел ее такой разрумянившейся, возбужденной. Ее светлая грива падала на руку Чарльза, лежащую у нее на плече, каждый раз, когда она поворачивалась к нему. Но было в ее поведении что-то наигранное, словно она обращалась не столько к Чарльзу Кеннингтону, сколько к кому-то еще; возможно, к Джимми Лейку. Потом Найджел подумал: нет, просто эта умная женщина сейчас чуть-чуть переигрывает; она хочет оставаться ласковой со своим бывшим женихом, и в то же время на нее действует присутствие нового любовника. Возможно, ей нужно, по сговору с Джимми, оттянуть момент, когда придется открыть Чарльзу всю правду?..