Король казино - Фридрих Незнанский

Один из фирмачей внезапно кинулся к двери, но тут же, споткнувшись о подставленную ногу, загре­мел на пол.

Всех пристегнуть, что ли? — проговорил май­ор. — Вставай, пердило! И наливай! За официанта бу­дешь! — рявкнул он.

Услышав знакомое выражение, Слон оживился:

Вы чьи будете, мужики?

А ты?

Слон я. Неуж не слыхали?

Наложи ему зелени, — приказал Голованов фир­мачу. — Слоны травку любят.

Веселый ты человек, гляжу, — хмуро выговорил Мишка. — Только знаешь ли ты, мент поганый...

Слон не договорил. Демидыч ткнул его пальцем под нижнее ребро, и Мишка, хрюкнув, боком повалился на пол.

С приездом, господин Дэвис! — приподнимая рюмку, вежливо привстал майор Голованов.

Просматривая списки девушек, давших согласие на выезд за рубеж, Алексей Петрович с удивлением про­чел фамилию Дины Аркадьевны Кузнецовой, девочки десяти лет, поинтересовался у Инны Александровны, и та объяснила, что девочка является дочерью Кузне­цовой Анны Григорьевны, также отъезжающей за гра­ницу. Однако Анне Григорьевне оказалось двадцать три года, и матерью девочки она никак не могла быть, если только не предположить, что родила она в три­надцать годков. Впрочем, такое случается, редко, но случается.

И теперь, открывая дверь небольшого зала, точнее, просторной комнаты на четверых, где собрались де­вушки для знакомства с господином Дэвисом, Крот нашел взглядом девочку. Она сидела впереди, была худенькая, в темно-русых кудряшках, падающих на лоб, с большими синими глазами.

Здравствуйте! — широко улыбнулся Крот. — Раз­решите представиться! Господин Фил Дэвис! Девуш­ки завизжали, захлопали в ладоши.

С вами я познакомлюсь позднее, постараюсь пе­реговорить с каждой в отдельности...

А тебя хватит?! — выкрикнул чей-то озорной голос.

О! Но, но, но! А вы шутницы!

В ответ раздался громкий смех. Можно было бы по­баловаться и дальше, но Крот вдруг увидел синие гла­за девочки, приметил ее несмелую улыбку и перешел к делу.

Сейчас вы посмотрите киноматериалы о жизни девушек, приехавших на Запад раньше вас, и сделае­те свой выбор!

Алексей Петрович включил телевизор, вставил видео­пленку. Он в свое время поработал над монтажом мате­риала, и первый кадр, на его взгляд, был ударным, бил прямо в точку. Перед российским посольством стояла на коленях, держа икону в руках, девушка...

Спятила, что ль?

Молится...

Чему молится-то?

Звук давай! — заволновались, зашушукались в комнате.

Пошел звук. Одна за другой возникали на экране телевизора русские обманутые девчонки, и каждая по- своему рассказывала про свою жизнь. «Разрешите... Верните... Простите... Мама, мамочка милая...» — ле­тели по притихшей комнате девичьи голоса. Когда по­мерк экран, опустивший голову Крот услышал легкие пропадающие шаги и шелест одежды. Он поднял го­лову и увидел девочку.

А ты почему не ушла?

Девочка не ответила, лишь взмахнула длинными рес­ницами.

Почему с мамой не ушла? — повторил вопрос Алексей Петрович.

Моя мама в больнице.

Кем же тебе приходится Анна Григорьевна?

Она взяла меня из детского дома.

Чем больна мама?

Она пьет, — прошептала девочка.

Отец жив?

В тюрьме...

Алексей Петрович вытащил кассету с пленкой, спря­тал в карман.

Пойдем, Дина, побеседуем, — взяв девочку за руку, сказал он.

На стук в дверь люкса открыл Демидыч. На пороге стоял Крот, держа за руку девочку. Он снял грим и стал прежним Алексеем Петровичем Кротовым.

Позови майора, — сказал Крот.

Когда Голованов вышел, Крот очень коротко объяс­нил ему дело, в котором он, майор, и его друзья уча­ствуют.

Что с ними делать? — кивнул на дверь Голованов.

Отойди, Дина, чуть в сторонку, — обратился Крот к девочке. — Эти падлы, фирмачи и охранники, пере­пробовали всех. Бабы битые, хрен с ними... Девчушку жаль.

Кто?

Слон.

Может, сдадим?

Сядем сами. Работали чисто, по закону.

Майор посмотрел на девочку, сжал зубы так, что

заходили желваки на скулах.

Тебе надо идти, Леша, — мягко сказал он. — Разберемся.

Слон мой.

Иди, — повторил Голованов, прикрывая дверь.

...Вызванный дежурной по этажу наряд милиции обнаружил следующую картину в люксовском номе­ре на шестнадцатом этаже гостиницы «Интурист»: в гостиной, на ковре, лежали четыре человека с кляпа­ми во рту, аккуратно уложенные рядком, а в спальне сидел прикованный к батарее американский поддан­ный, проживающий в Бельгии, тоже, конечно, с кля­пом во рту. Подоспевший доктор определил у постра­давших многочисленные кровоподтеки, переломы че­люсти у двоих, у одного оказалась сломанная рука, четвертый был без памяти. Он был кастрирован. По­терпевших отвезли в клинику, где им была оказана медицинская помощь. На вопросы прибывшего де­журного следователя отвечать они наотрез отказались. Один из них, здоровенный парень, с наколками на груди и руках, явно из уголовников, крыл всех под­ряд заковыристым матом. Ночным рейсом иностра­нец вылетел в Бельгию.

А Крот приехал домой не один, с синеглазой девоч­кой Диной.

Мама-а! Принимай внучку! — весело крикнул он с порога.

Вышла мать, посмотрела на девочку, на сына, вздох­нула.

Ты же всегда хотела внучку! Вот она. Зовут Диной.

Откуда она взялась-то?

Давняя история, — улыбнулся Крот. — Она по­терялась, а я нашел. Правда, Дина?

Правда, — улыбнулась девочка.

Проходи, Динуля! Теперь это твой дом.

Леша...

Потом, мама, потом! Ты лучше накорми, напои и спать уложи!

Сначала в ванну!

Тоже дело, — согласился Крот, проходя в комнату.

Ну, иди ко мне, внучка, — помолчав, сказала мать.

Она погладила девочку по голове:

Диной зовут, значит?

Диной, — прошептала девочка, глянула на ста­руху огромными синими своими глазищами и вдруг, раскинув ручонки, порывисто прижалась к ней.

Ночью Крот подошел к спящей девочке, поправил одеяло, смотрел на длинные ресницы, на бледное ли­чико, даже и во сне не потерявшее грусти, и вдруг острая жалость полоснула его по сердцу. Неслышно приблизилась мать.

Что я скажу-то тебе, Леша...

Тсс, — прижал палец к губам Крот, выходя из комнаты. — Что?

Когда мыла, заметила синие пятна на плечиках и на спинке...

Пройдут, — закуривая, не сразу ответил Крот.

Ты всерьез или все-таки пошутил? — помолчав, спросила мать.

Всерьез.

Родители-то живы?

Она сирота.

Девочке мать нужна, — строго сказала старуха.

Коли нужна, значит, будет.

Кто-о?! У тебя же все эти... Уж не знаю, как их и назвать!

Не все, мама, — улыбнулся Крот. — Полонская Инна Александровна! Чем плоха?

Да разве она за баламута пойдет?

Побежит! — ответил Крот, обнимая и целуя ста­рушку.

6

Ваня Бурят еще нежился в постели, когда к нему в номер гостиницы «Юбилейная» нагрянул Антон Маевский. Рядом с Ваней лежала девка весьма крупных габаритов.

Прикройся, кобыла, — лениво сказал Ваня.

А то он голых баб не видел!

По виду Антона Бурят понял, что опять случилась ка­кая-то неприятность, и, срывая зло на девке, рявкнул:

Пошла вон, лярва!

Девка, однако, не испугалась, сильно потянулась всем телом, поднялась не спеша и, покачивая круты­ми бедрами, пошла из спальни.

Жрать-то будете? — обернулась она на полпути.

Ты иди подмойся сначала! Всего измочалила, — пожаловался Бурят, натягивая трусы. — Давай, давай, и все ей мало!

Зинка у нас такая, ей много надо, — согласился Антон.

Ну, что у тебя?

Слона подхолостили! — с ходу брякнул Антон.

То есть как?

Как поросят холостят! Или жеребцов!

Яйца вырезали, что ль?

Вчистую!

Бурят поразмышлял немного и вдруг громко расхо­хотался:

Верняк? Сам видел?

Сам не видел, а с доктором говорил.

Слышь, Антон, кто он теперь. Мишка-то?

Кто? Евнух.

Бурят снова раскатился смехом.

Ия поначалу смеялся, Ваня, а потом подумал. А ежели меня подхолостят? Или тебя?

Слушаю тебя, Антоша, — закуривая, сказал Бурят.

Я и сам толком ничего не знаю!

Что знаешь, то и говори.

Я ему говорил, суке, оставь девчонку! А он, мол, хочется, с подливой давно не пробовал! Теперь попро­бовал...

Отвоевался Миша... Значит, так тому и быть.

Я, Ваня, не знаю, какому Богу молиться. Ведь и я должен был ехать к Дэвису.

Давай-ка по порядку, Антоша, — разливая вод­ку, сказал Бурят. — Выпей и не суетись.

По утрянке позвонил мне следователь из Склифа. Тревожу, говорит, по просьбе пострадавшего Рыбина. Слона то есть. А там, в Склифе, не один пострадавший. Пятеро. Фирмачи, охранники и он, Мишка. Шамкает, небось и зубы-то выбили, ни хрена не поймешь. Одним словом, взяли их в «Интуристе», ну и подхолостили...

Всех, что ли?

Одного Слона. Да и другим несладко пришлось. Лежат в бинтах, в гипсе... Я в «Интурист».