О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

С тех пор меня лягало множество коров в самых разных ситуациях, но такие мастерицы мне больше не встречались. Среди домашнего скота мстительные экземпляры попадаются очень редко, и если корова брыкается, обычно это инстинктивная реакция на боль или испуг. И брыкаются они не целясь, куда попало. Но эта корова оглядывала меня перед каждым ударом, и точности ее глазомера можно было только позавидовать. Подгоняя меня все ближе к своей голове, она получила возможность зацеплять рогом мою спину. Она явно питала необоримую ненависть ко всему роду человеческому.

Я оказался в отчаянном положении. Выбраться из этой ловушки я не мог, и мне отнюдь не стало легче, когда соседняя вроде бы мирная корова вступила в игру, отталкивая меня рогами, чуть я к ней прижимался.

Не знаю, почему я вдруг поглядел вверх, но там в толстой стене коровника светилось отверстие, примерно два фута на два фута. Видимо, оттуда выпал растрескавшийся камень. С ловкостью, которой сам изумился, я подтянулся, протиснулся головой вперед, и мне в ноздри повеяло сладким благоуханием. Я смотрел в сенной сарай, а прямо подо мной высилась пирамида чудесного клевера. Я вырвался из отверстия, точно пушечное ядро, проделал в воздухе недурное сальто и удачно приземлился на спину.

Лежа на клевере, весь в синяках, я еле переводил дух. Перед моего плаща был в отпечатках раздвоенных копыт, и тут я окончательно расстался с иллюзией, будто работа на министерство — это доходная синекура.

Я с трудом поднимался на ноги, когда в сарай неторопливо вошел мистер Белл.

— Извиняюсь, что не дождался вас, — сказал он, с интересом меня рассматривая. — Только я думал, вы уже не приедете, а у меня дело было в деревне. Приехали-то вы чертовски поздно.

Я почистился и выпутал из волос клочки сена.

— Да, сожалею. Но неважно, я все сделал.

— А... вы что, немножко вздремнуть прилегли?

— Не совсем. У меня с одной из ваших коров не заладилось.

Оберегать свое достоинство особого смысла не имело, и я рассказал ему все.

Даже самый благожелательный фермер словно бы извлекает большое удовольствие из злоключений ветеринара, и по лицу мистера Белла, пока он меня слушал, расползлась широченная ухмылка. А к тому времени, когда я умолк, он уже перегнулся пополам от хохота и бил себя ладонями по коленям.

— Ну, прямо вижу! Айрширка-полукровка! Стерва, каких поискать! Купил по дешевке на ярмарке прошлой весной, думал, до чего же выгодная сделка, да только недолго. У нас полмесяца ушло, чтоб ее в стойло загнать!

— Жаль, что я этого не знал, — процедил я сквозь зубы.

Фермер взглянул на дыру в стене.

— И вы оттуда выползли... — И он впал в новый пароксизм, а потом снял кепку и утер глаза подкладкой. — Господи Боже ты мой! — пробормотал он слабеющим голосом. — Черт, жалко, что меня там не было!

Последняя ферма почти примыкала к Дарроуби, и, с трудом выбираясь из машины, я услышал, как церковные куранты пробили четверть восьмого. После легкого дня на службе правительства я чувствовал себя разбитым и телом, и духом. И еле удержался от вопля, увидев еще один длинный ряд коровьих задов, ожидающих меня. Солнце опустилось к горизонту, на западе клубились тучи, и все вокруг окутывал жутковатый сумрак. А в старом коровнике с узкими щелями вместо окон коровы в полутьме выглядели нечеткими бесформенными сгустками мрака.

Ну, ладно, нечего тянуть! Я намеревался быстро с ними покончить, а потом домой, где меня ждут ужин и покойное кресло. Теперь я думал только об отдыхе. А потому левую руку на основание хвоста, правую между задними ногами, быстро ощупать — и к следующей. Полузакрыв глаза, окончательно отупев, я переходил от коровы к корове, проделывая одни и те же движения, точно робот, а дальний конец коровника манил, будто земля обетованная.

Наконец-то! Самая последняя у наружной стены. Левую руку на хвост, правую между ногами... Сперва мой утомленный мозг не осознал наличия какого-то различия, но оно было... и очень большое... Много простора, а вместо вымени глубокая щель, а дальше что-то свисает, и ни намека на соски.

Я разом очнулся и поглядел перед собой. Огромная косматая голова была повернута ко мне, и два широко посаженных глаза смотрели на меня вопросительно. В тусклом свете я еле различил отблески медного кольца в носу.

Фермер, все это время молча за мной наблюдавший, подал голос:

— Тут вы зря время тратите, молодой человек. С его-то мошной все в порядке.

Есть ли жизнь после смерти

Над кроватью старой женщины висела табличка. На ней было написано: «Бог рядом с тобой», — но она не походила на религиозную цитату. Она не была заключена в рамку, на ней не было никаких орнаментов. Это была просто полоска картона сантиметров двадцать длиной с хорошо читаемыми буквами, которые с равным успехом могли бы сложиться в «Не курить» или «Выход». Она висела на газовом рожке так, чтобы мисс Стабз могла видеть ее с того места, на котором лежала, и читать слова: «Бог рядом с тобой», — напечатанные черными прописными буквами.

Пожалуй, больше мисс Стабз ничего видеть и не могла, возможно, еще кустарник в окне — через потертые шторы, но главным образом — только захламленную комнату, которая вот уже сколько лет была ее миром.

Комната эта находилась на первом этаже в передней части дома, и как только я продрался через чащу, которая когда-то была садом, я увидел, как собаки, наблюдавшие за мной из своего угла, прыгнули на кровать старой женщины. А когда я постучал в дверь, дом наполнился их дружным лаем. Так было всегда. В течение прошедшего года я приходил сюда регулярно, и распорядок никогда не менялся, — сначала взрыв лая, затем миссис Бродвит, присматривавшая за мисс Стабз, запирала всех животных — кроме моего пациента, — на кухне и открывала дверь. Я заходил в дом и видел мисс Стабз в посте-ли, с табличкой, висевшей над ней.

Она лежала так уже долгое время, и было ясно, что она больше не встанет. Однако она никогда не жаловалась мне на свою болезнь и страдания, вся ее забота концентрировалась на трех собаках и двух кошках.

Сегодня это был Принц, и меня беспокоило его состояние. Причиной тому было его сердце, — в нем я слышал отчетливые признаки недостаточности клапанов. Он ждал меня и, когда я вошел, мило завилял хвостом.

Вид этого хвоста заставил меня подумать, что среди его предков было много ирландских сеттеров, но мне пришлось изменить свое мнение, когда я, осматривая его раздутое черно-белое тело, добрался до головы и обнаружил торчащие вверх уши эльзасской овчарки. Мисс Стабз любила называть его мистером Хайнцем, и хотя он и не мог похвастаться пятьюдесятью семью разновидностями, его гибридные гены обеспечивали ему хорошую форму. С таким сердцем он бы должен был давно умереть.

— Мне показалось, что надо вызвать вас, мистер Хэрриот, — сказала миссис Бродвит, приятная пожилая вдова с квадратным красным лицом, которое резко контрастировало с искаженными чертами лежавшей на подушке. — Он очень плохо кашлял всю неделю, а сегодня утром его шатало. Правда, ест хорошо.

— Кто бы сомневался, — сказал я, ощупывал пальцами толстый слой жира на ребрах. — Нужно что-то очень веское, чтобы старина Принц отказался от кормежки.

Мисс Стабз засмеялась, а старый пес раскрыл широко рот и заиграл глазами, как будто желая присоединиться к шутке. Я приложил свой стетоскоп к его груди, заранее зная, что услышу. Говорят, что сердце стучит «тук-тук», но у Принца вместо этого были сплошные шипящие звуки. Почти вся кровь, которую сердце должно было вытолкать в систему кровообращения, возвращалась назад. И еще эти шипящие звуки повторялись гораздо чаще, чем в прошлый раз. Ему с едой давали дигиталис, но и он не справлялся с возложенной на него задачей.

С унылым чувством я двигал стетоскоп по груди. Как у всех старых собак, сердечная недостаточность вызвала хронический бронхит, и я безрадостно слушал симфонию свистов, хрипов, скрипов и бульканий, которыми сопровождалась работа собачьих легких. Старый пес стоял прямо и гордо, только хвост его медленно ходил из стороны в сторону. Когда я осматривал его, он относился к этому как к знаку глубокого уважения и поэтому и сейчас с радостью воспринимал мои действия. К счастью, он, похоже, был не очень болен.

Выпрямившись, я похлопал его по голове, и он моментально ответил, попытавшись положить лапы мне на грудь. Ему это не вполне удалось, но даже столь небольшое усилие заставило его ребра тяжело ходить, он высунул язык. Я ввел ему внутримышечно дигиталис, а затем — еще и гидрохлорид морфия, он принял манипуляции с удовольствием, — для него они были частью все той же игры.

— Я надеюсь, это поможет ему восстановить сердечный и дыхательный ритм, мисс Стабз. Он может проявлять признаки сонливости в течение дня, и это тоже пойдет ему на пользу. Продолжайте давать ему таблетки, а я оставлю вам еще лекарства для лечения его бронхита.