Шалости нечистой силы - Татьяна Светлова

Заброшенная удочка рано или поздно начинала дергаться, подавая сигнал: рыбка ухватила наживку.

Настена же следила за Стасиком по выходе из пивной в дни, когда были намечены «приключения Стасика», и даже, бывало, помогала ему дойти до дома, — заводила в его собственную квартиру, откуда банда, по завершении дел, вынимала теплое безвольное тело и переносила, как аксессуар, на сцену очередного спектакля… А наркотик исправно стирал в памяти Стасика все произошедшее.

— А этот Горик действительно похож на Стасика?

— Они относятся к одному типу внешности и немного похожи.

Изобретательный Горик, увидев однажды случайно Стасика на улице, сразу сообразил, какую выгоду можно извлечь из этого сходства. Он уже начал играть в политику, но ему позарез нужны были деньги, в том числе и для новых игр, и он не мог устоять перед соблазном «элегантного способа убийства» за хорошую плату.

Идея страховки при помощи двойника, тоже не лишенная элегантности, ему очень понравилась. Потому он сразу выследил Стасика, узнал, где живет; затем шайка принялась пасти бедолагу регулярно, — и план стал приобретать конкретные черты.

Федя отрастил бородку «а ля Стасик», сменил прическу, придал нужный оттенок волосам… Когда шел «на дело», дополнительно гримировался: навыки у него есть, он самодеятельным театром увлекался в школе. Потом, когда Горик стал подбираться к вам, Вера, он подослал в роли «врача» и «коллеги Жени» третьего члена банды, Степана, недоучившегося «медбрата». А для Марины Кисловской в роли слесаря-взломщика выступил Виталий, — он действительно и слесарь, и взломщик.

Этих двоих никто не видел и никто не мог узнать. Сам же Федя Горик снова изменил внешность: бороду сбрил, волосы перекрасил, линзы в глаза вставил. Вот вам и шофер, который завез вас в кафе, где в стакане сока вы получили первую дозу наркотика, — вторую уже внутривенно… Вот вам и романтический воздыхатель Марины…

Все затихли на мгновенье, невеселые воспоминания тенями заскользили по комнате.

Наступил очень подходящий момент, чтобы приступить к не своему делу, и Кис отважился, немного стесняясь:

— Вы знаете, что бандиты только чудом не убили Марину Кисловскую…

Она в очень тяжелом состоянии, не столько физическом, — она выкарабкалась, жизнь ее вне опасности, — сколько душевном. У девушки было очень сложное детство, а последние события ее добили окончательно: слишком много предательства свалилось на ее юную душу… И, боюсь, она окончательно сломалась. Вы психолог, Вера… Я хорошо понимаю, что это не то же самое, что психотерапевт или психоаналитик, но вы очень сильный и цельный человек, и…

Он замялся. Вера пришла на выручку: «Хотите, чтобы я с ней встретилась?»

— Да! — обрадовался Кис. — Я вас под каким-нибудь предлогом познакомлю, — в качестве спасителя души она вас не примет, девочка ужасно колючая, — и вы потихоньку… Знаете, у нее рано умерла мать, причем как страшно! Покончила с собой, отравилась газом, и нашла ее Марина на полу кухни… Можно сказать, у нее вообще не было родителей. Отец вел себя не как родитель, а, скорее, как приятель и даже поклонник, который вскоре ей изменил… В общем, ситуация сложная, наворотов много, ее душа больна. И у нее никого нет. Никого! Ей двадцать с небольшим, она могла бы быть вашей дочерью, Вера… Извините, — смутился вдруг Кис, — я знаю дату вашего рождения из дела… Просто я подумал…

— Вы напрасно меня уговариваете, Алексей. Я уже давно согласна.

Она посмотрела на Виктора. Тот кивнул: «конечно».

— Разработаем план знакомства, — продолжала Вера, — а там я уже сориентируюсь на местности… Вы правы, она могла бы быть моей дочерью.

Кис допил чай и начал откланиваться. В прихожей Вера произнесла, разглядывая его с улыбкой: "Вы удивительный человек, Алексей… Боюсь, что вы и сами не представляете, до чего вы удивительный, — нет, удивительно славный человек!

— Да ладно вам, — застеснялся Кис, — это нормально…

— Если бы это было нормой, Алексей Андреевич, — серьезно ответила Вера, — то моя профессия, — как, впрочем, и ваша, — уже давно бы никому не была нужна… Когда у вас найдется время, чтобы обсудить план моего знакомства с Мариной?

— Прямо завтра! Можно?

Вера рассмеялась.

— Давайте. Я пока тоже подумаю. Тут надо действовать очень осторожно, вы правы, в роли «спасителя души» она никого не примет… Например, под предлогом уточнения каких-то деталей для следствия… А там уж я постараюсь наладить с ней контакт!

— Будем надеяться, все сложится удачно! — произнес Кис, пожимая руки. — Иначе и быть не может, у вас получится, Вера!

— Что ж, если все сложится удачно… Раз уж своих детей бог не дал…

— Веронька, — Виктор обвил рукой ее плечи, — для детей бог совсем не нужен. Для них нужен мужчина! И у тебя он есть… — Несколько вопросительно закончил он.

Вера молча потерлась щекой о его плечо.

— Ух ты, — сказал Кис, уже стоя на лестничной площадке, — грандиозная программа!

Раздразненный бьющей через край полнотой чужого счастья, Алексей — будь что будет! — решительно направился к Александре.

Купил цветы, — да-да, цветы! — дорогой французский коньяк, а звонить не стал. Если он никогда не звонил заранее тем, с кем хотел встретиться по делу, предпочитая являться экспромтом, то Александре, напротив, он звонил всегда: с ее драгоценным временем он считался. Да и приходил он к ней в гости, а не по делам, элементарная вежливость обязывала.

Но на этот раз не стал: если она занята, тем хуже для нее.

Если ее нет дома, тем хуже для него…

Дела поважнее

Александра была дома. Завидев Алексея с цветами, попыталась захлопнуть дверь, но предусмотрительный Кис заранее приготовил ногу в тяжелом высоком ботинке и быстро вставил ее в щель двери. Пожав плечами, Александра исчезла в глубине квартиры, игнорируя незваного гостя. Ему показалось, что она метнулась переодеться, но почти тут же до него донесся стук клавиш — она уже печатала, затем и картина открылась: Александра, в той самой белой с черным кантом косоворотке (все-таки успела переодеться?), сидела к нему спиной: глаза в экран компьютера, пальцы быстро бегают, спина прямая и к нему красноречиво безразличная.

Он взял стул, поставил за гордой спиной, сел. Положил, как собака, голову на спинку ее стула, и сказал спине: «Я болван».

Спина не утрудила себя ответом.

— Я полный идиот.

— Ты вломился в мою квартиру только ради того, чтобы сообщить эту протухшую новость? — холодно донеслось с обратной стороны, оттуда, где была не спина, а все остальное.

— Я старый кретин.

— Ты слишком мягок к себе.

— Я…

— Открой словарь синонимов, тебе будет легче. На нижней полке, темно-синий.

— Стерва.

— За что ты меня и любишь. — Спина не шелохнулась, пальцы не остановились. Ледяная вода за шиворот.

— Я раскаиваюсь.

— Я не поп, грехи не отпускаю.

— Саша…

— Для тебя — Александра Кирилловна!

— Кириллна, ты меня доведешь!

— Я не общество поддержки слепых и доводить тебя никуда не собираюсь.

— Почему ты надо мной издеваешься?

— Тебе это нравится. Мне — тоже.

— Откуда ты знаешь, что я тебя люблю?

— Выгляни в окошко: откуда ты знаешь, что погода плохая?

Он начал заводиться. Что верно, — то верно, ему нравилась ее манера дерзить.

Его рука легла на теплое шелковое плечо. Плечо ее сбросило.

— Саша… я серьезно… прости меня, — все еще смирно проговорил Кис.

— Бог простит.

— А я тебе цветы принес…

— Можешь подмести ими пол…

— И коньяк…

— Можешь помыть им посуду…

— Саша…

— Ты мне мешаешь.

— Саша, я был не прав.

— Ты о чем?

— Ну, я был не прав, когда…

— Когда что?

— …когда ушел, отказался…

— Разве я тебе что-нибудь предлагала, кроме кофе?

— Кончай, Александра! Перестань придуриваться! Я же тебе сказал: сдаюсь, признаю, что был не прав! Я…

— Ты не «был не прав», — ты всегда не прав!

— Я тебя люблю и…

— Катись к черту!

— Ну повернись…

— К чертовой матери!

— Повернись ко мне…

— К чертовой бабушке!

— Иначе я тебя сам поверну!

Пауза. Тишина. Напряженная спина.

Потом холодно-надменно-капризное:

— У меня работы еще на сорок минут. За это время ты можешь, на выбор, убраться отсюда со своим веником и средством для мытья посуды или пойти на кухню и приготовить чего-нибудь поесть, там в холодильнике полно. Но только чтоб больше я тебя не слышала!

— Не выйдет. Ни то, ни другое.

— То есть?

— Я не могу.

Он не видел, но знал, что тонкие черные брови изогнулись в вопросе.

— Я хочу тебя.

Она не шелохнулась. Но вдруг одервенела нежная шея.

— Я хочу тебя так, что не могу пошевелиться.

— Ну и не шевелись… Останемся без ужина, будешь сидеть голодный, — буркнула Александра.