Тайны веков. Сборник. - Вадим Суханов

Впрочем, и среди самих ливийцев издревле встречались племена самого различного происхождения и антропологического типа, в том числе и светлопигментированные, то есть «голубоглазые блондины». Например, еще задолго до появления на исторической арене знаменитых «народов моря» в древнеегипетских текстах Древнего Царства (2470—2270 годы до н. э.) сообщается о появлении в Северной Африке, на западных границах Египта, племен светловолосых и голубоглазых кочевников-ливийцев. В отличие от предыдущих черноволосых ливийцев-техенну египтяне стали именовать пришельцев «темеху», что означает «светлые» или даже «рыжие»...

Правда, некоторые скептически настроенные антропологи полагают, что свидетельствам этим следует верить с осторожностью, поскольку все древние «антропологи» были плохими специалистами, ибо единственным мерилом для оценки внешнего облика народов, с которыми они сталкивались, у них был физический тип своего собственного народа. Египтяне же, как и другие коренные жители Средиземноморья, относились к темнопигментированным группам, поэтому даже небольшую тенденцию к депигментации (посветлению) они могли сознательно преувеличивать и специально подчеркивать, что лишает их «антропологические сообщения» необходимой убедительности.

Однако гуанчи, «застыв» на неолитическом этапе развития, были именно голубоглазыми и светловолосыми. Может, стоит в этом случае поверить древнеегипетским текстам и рисункам, их иллюстрирующим, ведь современные антропологи без труда находят в древнеегипетских рисунках и ливийские, и азиатские, и африканские типы. В недавно вышедшей книге «Культура Древнего Египта» И. А. Стучевский в разделе «История и этнография» пишет о знакомстве египтян с соседними народами: «...в этих наблюдениях поражает исключительная точность в передаче внешних признаков различных этнических групп и народностей», будь то хетты, семиты, жители островов Средиземноморья, или ливийцы, или кушиты (африканцы), — «все они фигурируют в многочисленных изображениях со всеми своими расовыми признаками, с характерной прической и в национальной одежде». Выходит, египтяне могли и не ошибаться, отметив для Северо-Западной Африки этот «нордический» расовый тип, появившийся там еще в III — II тысячелетиях до н. э., а затем пополнившийся «народами моря», А кто-то из них вполне мог положить начало и гуанчам Канарских островов...

К сожалению, мало в чем могут помочь в выяснении родословной гуанчей и скудные остатки их исчезнувшего языка, отдельные слова из которого были записаны монахами Бетанкура и другими хронистами. Если одно время лингвисты, отталкиваясь от топонимии Канарских островов (Марзаган на Канарах и Марзаган в Северной. Африке, остров Тенерифе и побережье Рифа в Марокко), принимали язык гуанчей за одно из архаичных наречий древних берберо-ливийцев, то сейчас они пришли к неутешительному выводу. Язык гуанчей не находится в родстве ни с одним из 300 диалектов берберов. И вообще среди известных сегодняшним лингвистам языков мира найти «родственников» языку гуанчей не удается. Может быть, слишком сказывается недостаток материалов по их исчезнувшему языку, а может, его «родственники» давно уже исчезли с лица земли. Исчезли еще в древности, не оставив «лингвистического потомства».

Не следует, по моему мнению, забывать и еще об одной возможности (чисто антропологического характера) объяснения «светловолосости» и «голубоглазости» гуанчей. Так, антропологи уже давно заметили одну странную, но закономерную особенность — у изолированных на протяжении долгого времени эндогамных групп (брачные связи внутри группы) нередко наблюдается автоматическое увеличение числа индивидуумов со светлыми волосами и глазами. То есть, если использовать антропологическую терминологию, происходит так называемый процесс изогаметации или выщепления рецессивных форм, в результате чего и появляются светлые волосы и голубые глаза. Причину этого некоторые ученые видят в «ограничении круга брачных связей».

Примерами такого рода антропологи называют изолированные группы некогда темкопигментированного населения, ставшего (в результате изоляции и отсутствия смешения с соседями) «голубоглазыми блондинами», — например, нуристанцев Ирана, таджиков некоторых долин Памира. Это также буришки-вершики (хунза) Кашмира, отдельные горские народы Кавказа, лесные ненцы Западной Сибири, риффы-берберы Марокко и т. д. Первым это явление, кажется, обнаружил советский биолог и путешественник Николай Иванович Вавилов, столкнувшийся с действием этого фактора во время поездок по Афганистану в поисках прародины культурных растений Старого Света.

Думается, что гуанчи, по каким-то непонятным причинам забывшие мореходное искусство, как раз и относились к одной из таких эндогамных групп. Они могли стать «блондинами поневоле» именно в результате действия указанных процессов, а поэтому нет нужды делать их какими-то изначальными «голубоглазыми кроманьонцами», ибо никто еще не доказал, что кроманьонцы были блондинами. Ведь по одним черепам, увы, невозможно установить цвет волос исчезнувших кроманьонцев...

Гуанчи могли, по строению черепа оставаясь носителями древнего кроманьоидного антропологического типа, со временем из темнопигментированных превратиться в светлопигментированных «блондинов с неясным прошлым», по образному выражению Грина. Они же, невесть как попав в глубокой древности на Канарские острова, жили практически в полном отрыве от всего человечества и даже полагали, что являются единственными людьми на земле. Так со временем они и стали типичной «изолированной» популяцией Канарских островов, подверженной действию отмеченных биологических законов, породив целую серию «канарских загадок».

Такую серию, что, как заметил известный канар-ский исследователь истории и культуры гуанчей Перес Нараньо, «в настоящее время, если составить список неразгаданных тайн мира, то загадка гуанчей, видимо, окажется в нем на первом месте».

И. ПОДКОЛЗИН, инженер

ПРИХОТЬ ЦЕНОЮ В ЧЕТЫРЕСТА ЖИЗНЕЙ

В один из тех ясных и тихих дней, которые уходящее лето дарит стокгольмцам, пестрая ликующая толпа заполнила набережную шведской столицы.

Все глазели на сверкающий свежей краской и бронзовым блеском начищенных пушек линейный корабль «Ваза», которому предстояло совершить свой первый выход в море.

Оркестр заиграл гимн. По разостланному на причале ковру, окруженные пышной свитой придворных, шествовали члены королевской фамилии. Грохнул салют береговых батарей, корабль поднял якорь, расправил белоснежный наряд парусов и плавно заскользил к острову Бекхольм.

Возгласы «Виват!» и «Да здравствует король!» перекрыл грохот залпа всех корабельных пушек. На какое-то мгновенье судно окуталось густыми клубами порохового дыма. Когда дым рассеялся, люди замерли, ошеломленные неожиданным зрелищем, затем крик ужаса взметнулся над толпой... Там, где только что был корабль, кружились в водовороте какие-то бочки и доски, виднелись стремительно уходившие в пучину стеньги мачт да кое-где черными шарами качались вынырнувшие из-под воды головы зовущих на помощь людей.

Потрясенные разыгравшейся на их глазах трагедией, люди стали пятиться назад, а потом в страхе, давя друг друга, бросились прочь. Так 10 августа 1628 года исчез в морской пучине корабль «Ваза», чтобы через треть тысячелетия поведать людям о разыгравшейся трагедии.

Три дня спустя английский инженер Джон Балмер предложил шведскому королю поднять корабль и получил разрешение, но из-за несовершенства водолаз-ной техники его попытки, как и многих других, успеха не принесли.

Нужно оговориться, что всех пытавшихся поднять «Вазу» привлекали дорогостоящие бронзовые пушки и находившаяся, по слухам, на судне большая сумма денег.

В 1663 году лейтенант-колонел Ганс Альберт фон Трейблен, уже имевший опыт подъема орудий с датского судна «София», затонувшего на глубине 33 метра, попытался организовать водолазные работы в районе катастрофы. К нему присоединился и немецкий эксперт Андреас Пеккель. Но, как и ко всех предыдущих попытках, подводила техника тех дней.

Вот так описывал итальянский священник и исследователь Франческо Негри водолазное оснащение того времени:

«...Это были костюмы из кожи... Люди входили в кожаный колокол четырех футов и двух дюймов высотой. Человек имел крюк длиной в шесть футов и им орудовал. Водолаз мог находиться под водой 15 минут...»

В апреле 1664 года с «Вазы» подняли первую пушку. К осени 1665 года извлекли еще 53.

Но не этим была замечательна деятельность Трейблена и Пеккеля. Между ними началась судебная тяжба, а обнаруженные потом в архивах документы этого процесса и оказались основным источником информации для всех последующих исследователей...