Занимательная механика - Вадим Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно посмотреть? — И не дожидаясь ответа, Очкарик взял заинтересовавшую его монету в руку. Но и вблизи разглядеть вырезанное на металле изображение не получилось. Черное и золотое мягко переходило одно в другое, порождая комбинацию образов: вот скачущий всадник, вот летящая птица, вот череп, вот какие-то цифры. — Интересный рисунок… арабская вязь?
Карпов молчал. Волков поднял взгляд.
«Ого!»
Сказать, что Сан Саныч выглядел удивленным, значит не сказать ничего. Перед Федором стоял человек, пораженный молнией.
— Что случилось?
— Никто, кроме хозяина, не способен взять эту монету после того, как работа над нею закончена, — тихо ответил Чеканщик.
— Хочешь сказать, что сделал ее для меня?
— Нет, для другого. — Карпов никак не мог прийти в себя. — Неужели я ошибся?
Волков посмотрел на впитавшую тепло его тела монету и вдруг понял, что не отдаст ее. Что она — его. Что незримая нить связывает его с этим черно-золотым кругляшом.
— Почему она признала меня?
— Не знаю. Но… — Чеканщик покачал головой: — Но ты должен оставить ее себе.
Именно этого Федор и хотел.
— Она твоя.
— А тот человек?
— Я сделаю ему другую.
Очкарик положил монету в карман брюк. Посмотрел на Сан Саныча:
— Я что-то должен?
— За такие монеты я беру только услугу, — ответил Карпов.
— Какую услугу?
— Любую.
Федор понял, что Сан Саныч не шутит. Но все равно переспросил:
— Вообще любую?
— Абсолютно любую, — подтвердил Чеканщик. — Ты должен поклясться молоком, тебя вскормившим, кровью, которая в тебе течет, и временем, которое у тебя осталось, что выполнишь любую мою просьбу.
Звучало немного напыщенно, но… Но Очкарик почувствовал, что клятва будет настоящей. Что есть кто-то, кто присмотрит за ее выполнением. Превратит молоко в яд, кровь в воду и отберет время. Понял, что черная с золотом монета обладает силой, наличие которой в Москве не признавала Рижская.
«Ты стал верить в мистику?»
Но монета обладала силой, в этом Федор не сомневался. И даже если он сходит с ума, если напыщенная клятва — всего лишь пустые слова, не следовало забывать об Оружейнике, которому Чеканщик мог пожаловаться в случае необходимости. А как спастись от Оружейника, не знает никто.
— Прежде чем я поклянусь, — буркнул Очкарик, — я хочу узнать, что можно купить за эту монету?
— А ты еще не догадался? — Сан Саныч широко распахнул кукольные глаза. — Ты что, тупой? В этом, что ли, твой талант?
— Ну… — смущенно протянул Федор. — Нельзя быть умным и красивым все семь дней в неделю. Надо делать перерывы.
Чеканщик расхохотался.
* * *— Ты погляди, какая шикарная телка!
Гарик обернулся направо, куда указал приятель, и несколько мгновений изучал одну из посетительниц ресторана. Поглядеть и впрямь было на что. Высокая, прекрасно сложенная женщина в коротком черном платье привлекала взгляды мужчин. Смуглая кожа, гибкое тело, плавные движения… Женщина не отличалась красотой, но излучала аромат силы и сексуальности. Не самка, а тигрица с черными насмешливыми глазами, королева, которой надо соответствовать, а потому многие сидевшие в ресторане мужчины спешно отворачивались, признавая, что не справятся с этакой кошкой.
— Обалденная! — Славик облизнул губы. — Хочу!
— Хороша, — согласился Гарик и посмотрел на часы. — Но мы обещали в офис заехать. Договор…
— Плевать!
А ведь действительно — плевать! Какой, к чертовой матери, офис, если появилась столь соблазнительная цель? Тем более что работа в престижной компании, полученная благодаря родительским связям, никогда не стояла у друзей на первом месте. Зачем напрягаться? Славкин отец владеет известной ювелирной фирмой, одевает в брюлики едва ли не всю Рублевку. Родители Гарика рулят в каком-то федеральном агентстве, пилят бюджетные деньги на нужды семьи и друзей. Работать? Так и жизнь пройдет мимо!
Гарик еще раз посмотрел на тигрицу и понял, что тоже хочет с ней переспать. Сегодня же!
Но был один нюанс…
— А что делать с лысым?
Женщина в черном платье обедала не в одиночестве, она подсела к мужику невероятных размеров и мило ворковала с ним, не забывая, впрочем, бросать быстрые взгляды по сторонам.
— Мне с этим кабаном связываться неохота.
— Мне тоже, — кивнул Славик. — Будем надеяться, что у них деловая встреча, а не романтическое свидание.
Проказа старалась держаться как обычно, но Травник видел, что женщина слегка напряжена. Волнуется не сильно, но волнуется, привычное спокойствие ее оставило.
«И кажется, я знаю, в чем причина».
— Где Испанка?
— У нее дела, — хмуро ответил Травник.
— Неужели? — Проказа внимательно посмотрела на здоровяка и, несмотря на владеющее ею легкое беспокойство, не удержалась, рассмеялась: — Догадываюсь какие!
В смехе отчетливо прозвучали издевательские нотки, однако Травник остался невозмутим. Он вернулся к еде, насадил на вилку кусочек мяса и положил его в рот. Массивная челюсть пришла в движение. И хотя кушал Травник очень аккуратно, интеллигентно, Проказа все равно поморщилась. Вид жующих толстяков вызывает у некоторых людей отвращение.
И может быть, именно поэтому женщина решила развить неприятную для Травника тему.
— А что ты чувствуешь, когда Испанка уезжает к очередному любовнику? — поинтересовалась Проказа.
Здоровяк не ответил.
— Ревнуешь?
Тишина.
— Ты не расспрашиваешь Испанку о ее приключениях? Не выпытываешь подробности?
Травник неспешно доел жаркое, откинулся на спинку стула и безмятежно заметил:
— Насмехаясь над чужой слабостью, ты выставляешь напоказ собственную.
Проказа высокомерно усмехнулась:
— Намекаешь, что я не сильна? Глупо. Я…
— Ты полностью осознаешь свою ущербность, — холодно продолжил Травник. — Она сводит тебя с ума. И твое поведение — жалкая попытка забыться. Жалкая, потому что напрасная — от себя не убежишь.
Удар был силен, но Проказа его выдержала. Только улыбка из издевательской превратилась в злую.
— Может, я и бегу от себя, Травник, но мне, по крайней мере, есть чем забыться. Есть чем насладиться. Моя ущербность не мешает мне жить полной жизнью.
— А я себя ущербным не считаю, — ответил здоровяк. — Я такой, какой есть. Но тебе ли, Проказа, не знать, что от судьбы не уйдешь?
— Та-ак, ромашка у меня уже есть. Ромашка не нужна. А это что?
Мальчик раскрыл ботанический атлас и принялся искать латинское название сорванного цветка. Обязательно латинское — в своем гербарии он писал только на этом языке. Привычные ромашки, незабудки, колокольчики, фиалки обретали новые имена, загадочные и важные, красивые и величественные. И все они были выписаны на листах бумаги аккуратным почерком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});