Занимательная механика - Вадим Панов

Неприятно, очень неприятно. Гончар чувствовал, что вот-вот выйдет на след противника, что двух дней ему вполне хватит, но он не любил работать в цейтноте.

— Мне не нравится, что ты изменила договор.

— Ты пролил кровь, Гончар, искусники меня поймут.

А вот как понять тебя, старая ты перечница? С одной стороны, лицемерное «мы не хотим крови», с другой — жесткие временные рамки, что предполагает более активные шаги, а значит, большую вероятность крови.

«Хочешь меня подставить?»

А ведь похоже! Бабушка Осень понимала, что Беспалому не жить, но разрешила Гончару охоту в Москве, заманила обещанием нейтралитета и воспользовалась первым же поводом, чтобы ужесточить условия договора. «Они будут тебя провоцировать, но по своей воле. А я их прикрою!» И ведь не подкопаешься!

— Теперь, когда ты услышал угрозу, я могу дать тебе совет — убирайся отсюда, Гончар, тебе здесь не рады.

Однако отступить он не мог.

— Я сам решу, когда мне уехать, — хмуро ответил мужчина, давая понять, что принял слова старухи к сведению, но делать будет так, как решил. Если потребуется задержаться в Москве дольше двух дней — задержится, если потребуется дать по мозгам vnuchatam — даст.

В кабинке детского аттракциона путешествовали два ОЧЕНЬ старых человека, которые давным-давно перестали бояться крови.

Ехать до квартиры Карпова оказалось не очень далеко, нумизмат обитал неподалеку от Арбата, в старом, но качественно отреставрированном доме с кованой оградой вокруг и внимательной охраной. При первом взгляде на четырехэтажное малоквартирное здание образы его жильцов проявлялись очень отчетливо: нефтяные, газовые и металлургические тузы, сделавшие состояние на сибирских недрах, финансовые магнаты, промышленные короли…

Волков, предвкушавший встречу со скромным собирателем, не интересующимся ничем, кроме любимых монеток, был несколько озадачен. В его представлении Карпов мог обитать в старом доме, но, скорее всего, в сталинском, а не дореволюционном и, разумеется, не таком шикарном. Аккуратно подстриженный газон, елки в кадках, охранники в будке, шлагбаум, видеокамеры, консьерж с кобурой на поясе, дорогие авто во дворе…

Коллекционер, говорите? Не из новых ли? Не из тех, кто, разбогатев на продаже шустрым фольксдойче платиновых чушек, скупал собрания в провинциальных музеях? Встречаться с подобным «экспертом» Федору не хотелось. Хотя… главное — это информация, и если купец действительно разбирается в нумизматике, то можно заставить себя не думать о том, откуда у него коллекция.

Охранник, увидев номер машины, поднял шлагбаум — проезжай, едва Очкарик вышел из автомобиля, рядом вырос «консьерж», отличающийся от будочного служителя униформой, но отнюдь не выправкой.

— Господин Карпов предупредил, что не знает вас в лицо. Позвольте взглянуть на документы?

Волков продемонстрировал удостоверение, отметил, что «консьерж» не тупо изучил корочки, а профессиональным взглядом пробежался по ключевым точкам, на которых спотыкаются изготовители фальшивок.

— Все в порядке, извините за беспокойство.

— Ничего страшного.

«Консьерж» проводил Федора до подъезда и указал на лестницу:

— Второй этаж.

Сам не пошел. Зачем? Все пролеты, лестничные площадки и коридоры здания просматривались видеокамерами. Все окна — глухие, с датчиками сигнализации. Тем не менее дверь в квартиру Карпова оказалась хоть и красивой, но все равно металлической, надежной. Береженого бог бережет. Звонить или стучать не пришлось, предупрежденный охраной хозяин распахнул дверь, едва Очкарик оказался на площадке.

— Волков?

Это был еще один сюрприз. Федор почему-то решил, что нумизмат окажется седым сутулым старичком, а перед ним стоял молодой, лет тридцати, не более, мужчина, с редкими светлыми волосами и большими, как говорится — кукольными, голубыми глазами. Ясными, словно у младенца. Из одежды — футболка и шорты, по нынешней жаре самое оно, даже если в каждой комнате стоит кондиционер.

— Александр Григорьевич? — неуверенно спросил Очкарик, протягивая руку.

— Александр Александрович, можно Сан Саныч, можно просто Саша, — весело отозвался мужчина. Пожатие у него было крепкое, а на некоторых пальцах, как отметил Федор, — мозоли.

— Отец со всем нашим семейством на даче, я тут один хозяйничаю. Проходи. — И повернулся к гостю спиной. — Дверь захлопни.

То ли по жизни такой доверчивый, то ли рекомендация Рижской сыграла свою роль.

— Пиво будешь? — Карпов легко и непринужденно перешел на «ты». Волков не возражал. — Холодное.

— Охотно.

— Сейчас принесу.

И исчез в недрах квартиры. А вот Федор застрял.

Монеты.

Монеты.

Монеты.

Большой холл, в который гости попадали из прихожей, напоминал нумизматический музей. Монеты на стендах, монеты на стенах. Монеты золотые, серебряные и медные. С королями, кораблями и зверями. С цифрами и иероглифами. Идеально круглые и неправильной формы, квадратные и многогранные, любые.

Монеты.

— Красиво, да? — Вернувшийся хозяин сунул в руку обалдевшему Очкарику запотевшую бутылку пива. — Здесь у нас так, для затравки — девятнадцатый век. Основные редкости в главном зале.

— Девятнадцатый? «Только девятнадцатый?»

— Ага, — подтвердил Карпов, глотнул пивка и принялся махать руками по сторонам: — Здесь Европа и Россия, здесь Америка, здесь Азия и Африка. Ассигнациями мы не занимаемся, не бонисты, слава богу, поэтому и решили загнать в прихожую эту попсу. Девятнадцатый для нумизматики не самый интересный век.

«Не самый… Как же!»

Волков приблизился к одному стенду, к другому. Вернулся к первому.

— Пойдем, покажу парадную часть, — предложил Сан Саныч. — Там действительно есть на что посмотреть.

И увлек гостя в главный зал. Каждый из нас знает, что существуют собиратели монет, марок, спичечных этикеток, бабочек… да собиратели чего угодно. Каждый из нас хоть раз в жизни начинал собирать свою коллекцию чего-то. Некоторые увлекались, некоторые бросали. Те, кто бросил, начинали считать собирателей безобидными сумасшедшими, милыми юродивыми, неспособными выбраться из детских штанишек. Мол, «знаем, знаем, сами баловались…». Но когда перед тобой раскрывается великолепная, поколениями собираемая коллекция, когда ты очарован и поражен ее масштабом, тогда в глубине души раздается вздох сожаления: «Эх, а ведь и я мог бы…» Только тогда ты понимаешь, чего лишился.

Мог.

Но не стал.

— Обрати внимание! — Сан Саныч указал Волкову на одну из монет. — Тоже девятнадцатый век, но прячется здесь, среди жемчужин. Знаешь почему? — И тут же, не дожидаясь ответа: — Это «Константиновский рубль»!