Песня орла - Мэрилайл Роджерс

И все присутствующие невольно вздрогнули, увидев в глазах графа огонь гнева и ненависти, огонь такой силы, что смутился даже сидящий с ним рядом сын.

– Алан, – Марк осторожно склонился к уху брата, неловко замершего на высоком стуле подле отца, – а что ты скажешь, если сегодня мы все-таки отправимся на площадку для боевых упражнений, и пораньше, пока она еще не занята воспитанниками? Ты наконец-то покажешь мне свои новые приемы фехтования, ну те, о которых ты говорил мне по возвращении.

Такое приятное предложение Марка успокоило страх мальчика и осветило его лицо неподдельным восторгом.

– Я готов! – С непосредственностью подростка он тут же рывком отодвинул от себя тарелку и умоляюще взглянул на брата. – А можно пойти прямо сейчас?

Марк громко рассмеялся, и этот уверенный смех, гулко раздавшийся в тяжелом полумраке зала, приковал к себе любопытствующее внимание многих, кто недолюбливал этого сурово-красивого старшего графского сына.

– Ну, если наш господин позволит нам выйти до окончания трапезы… – Серебристые глаза бесстрашно сощурились в сторону отца.

Годфри виновато поморщился, ибо ощутил внутреннюю досаду на то, что смятение, вызванное пропажей дочери, не дало ему столь редко выпадающей ему возможности побыть сразу с обоими сыновьями. Но, увы, его призывали к себе обязанности, от которых ни один уважающий себя сеньор не откажется в угоду своим собственным желаниям, – обязанности разрешать споры вассалов и даже мелкие дрязги сервов. А при этих делах мальчикам было лучше и не присутствовать. Словом, Годфри нахмурился, но довольно добродушно ответил:

– Да-да, Марк, забери брата, и насладитесь оба прекрасным днем, который наступил несмотря на столь дурную ночь. – Он даже попытался доброй улыбкой поприветствовать обоих поднявшихся из-за стола молодых людей.

На мгновение Марк почувствовал сострадание к человеку, чье разрешение повлечет за собой такие неприятные и далеко идущие последствия, но тут же заглушил в себе это ненужное чувство и, положив руку на кудрявые каштановые волосы брата, повел его вон из зала. О, слишком долго выслушивал он материнские жалобы и упреки, слишком близко принял он к сердцу призывы и обещания дяди, и теперь у юноши не было другого выбора, кроме решительных действий.

Сидящий по левую руку от Годфри Озрик едва смог при виде уходящих графских сыновей сдержать радостную победную улыбку. Значит, Марк все-таки прочувствовал необходимость жестокого шага, и цель их обоих близка. А скоро – очень скоро, если все пойдет по задуманному плану, – свершится и последняя месть. Делая вид, что всего лишь катает из хлеба шарики, Озрик самодовольно потер руки; последний ход будет принадлежать только ему.

Триумф разливался по лицу сакса, но он вовремя сумел изобразить подобающую случаю печаль, когда несчастный граф закончил есть и резко поднялся. За ним немедленно встали и все, сидевшие ниже. Часть гарнизона снова отправилась на бесплодные – и, как все уже понимали, бесполезные – поиски, а другая занялась обыденными дневными делами.

Переполненный нетерпением поскорее начать и закончить свою почетную, но зачастую изнурительную обязанность председательствующего в суде сеньоров, Годфри приказал слугам поспешить с уборкой главного зала, и целая армия домашних работников тут же принялась беспорядочно перетаскивать столы, выставляя их ровной линией вдоль стен и складывая ненужные сейчас козлы в отдаленных темных углах.

В этой шумной суматохе Озрик благополучно выскользнул на лестницу, ведущую в подвал донжона, никем не замеченный. Быстро пройдя слабо освещенный каменный проход, сакс на секунду задержался на последней ступени, позволяя глазам привыкнуть к полумраку помещения, где едва горел, затухая, единственный смоляной факел.

Здесь до этого содержались воины, запятнавшие себя трусостью и отступлением в последней битве, и многие из них были столь сурово наказаны плетью, что уродливые шрамы, вероятно, должны были остаться навсегда на их лицах как позорное напоминание о том, что они предали своего господина. Правда, спустя несколько часов после расправы граф благоразумно вернул их обратно наверх и заставил исполнять свои обязанности, вполне справедливо видя в этом больше толку, чем от бесцельно проводящих время здоровых мужчин, гниющих в сыром подвале. Словом, сейчас в подвале донжона сидел взаперти лишь один несчастный Эдольф, от которого исходил отвратительный запах гнилой соломы, немытого тела и нечистот.

Озрика передернуло, но, не задумываясь, он шагнул почти вплотную к железной решетке.

– Я пришел с добром и принес тебе некий дар, – вкрадчиво начал сакс, но уже ни во что не верящий Эдольф резко отпрянул в самый дальний угол загаженной клетки.

– Как же, поверить тебе, так ты напакостишь еще хуже проклятого щенка!

– Дурень ты, дурень, ведь нет ничего глупее, чем отказываться от свободы, которую я тебе сейчас предлагаю! – И в руке у Озрика блеснул ключ, похищенный у графа, напившегося в прошлую ночь до положения риз.

Эдольф недоверчиво подошел поближе, но снова отступил назад.

– А тебе-то какой прок от этого "дара"?

– Вот олух так олух! – Улыбка Озрика сопровождалась на этот раз хриплым смешком. – Не хочешь, как хочешь. Ничего не стану для тебя делать, мне будет только спокойней.

Эти слова почему-то успокоили несчастного, и он подошел вплотную к решетке.

– В ту ночь, когда ты так глупо попался, исчезла и графская дочь. Отец, разумеется, подозревает этого Орла, кого же еще! Негодяй, вероятно, на этом не остановится и утащит также и твоего «приятеля», злого мальчишку. В конце концов все, конечно, образуется, принц будет наказан, дети возвращены, да только для начала граф все же найдет какого-нибудь козла отпущения, на котором и выместит весь свой гнев и отчаяние. А последнего-то я и не хочу.

– А козлом этим, значит, буду я? – Лицо Эдольфа дрогнуло.

Озрик довольно кивнул, и оранжевый свет факела зловеще заиграл на его проплешинах.

– Вот именно. Раньше или позже, граф все равно сорвет на тебе зло за все несчастья, пусть даже они никакого отношения к тебе и не имеют. Но я-то человек порядочный и пытался уже отговорить его от этой затеи – увы!.. – Озрик театрально раскинул руки, в которых заманчиво поблескивал металлический ключ. – Увы, и тогда я решил сам спасти тебя от позорной и страшной участи. – Голос сакса вновь стал тихим и вкрадчивым. – Так прими же мой дар, а вместе с ним и тайную переправу в Нортленд, где тебе будет обеспечено надежное убежище.

Никогда бы наученный жизнью Эдольф не поверил сладким речам и лживым обещаниям известного всему Рэдвеллу предателя, но соблазн вырваться на волю был столь велик, что отказаться от него казалось невозможно; а уж на свободе-то он сам сумеет позаботиться о себе. Узник решительно тряхнул нечесаной головой, и Озрик моментально отпер вонючую клетку. Дверь, скрипнув, широко растворилась, выпуская Эдольфа, который немедленно последовал за своим освободителем, грубым шепотом посвящающим его в подробности побега из столь негостеприимных стен замка Рэдвелл.