Край вечных туманов - Роксана Гедеон

– Заткнись, шлюха! – не слишком любезно оборвал ее один из солдат. Мьетта послушно умолкла. – Ну, что здесь происходит?

– Да и так ясно, Жосслен, что тут спрашивать, – самоуверенно и хрипло ответил полупьяный синий, стоявший ближе ко мне. Его мундир был расстегнут, и сквозь дыру в грязной рубашке проглядывала грудь, поросшая черными волосами. – Подрались бабы.

– Поглядите-ка на эту красотку! – добавил усатый солдат, пальцем указывая на Мьетту.

Она действительно выглядела весьма жалко: под глазом синяк, лицо в крови, платье на плече изодрано и тоже испачкано кровью.

– Из-за чего драка вышла, девки? – спросил тот, кого называли Жоссленом.

– Да уж не знаю, гражданин, – вновь затараторила Мьетта, воспользовавшись тем, что ей позволено было открыть рот. – Я ее не трогала, сидела себе тихо-мирно. Может, ей в голову что-то стукнуло, а может, она просто больная, сумасшедшая от рождения. Если бы вы не пришли, она бы меня убила.

– А ты что скажешь? – обратился Жосслен ко мне.

От него несло потом и перегаром, и я брезгливо отвернулась.

– О, да это еще штучка с характером!

Грязными пальцами он схватил меня за подбородок и насильно повернул мое лицо в свою сторону:

– Не смей отворачиваться, белая дрянь, когда с тобой разговаривает солдат революционной армии!

Глазами, полными ненависти и отвращения, я смотрела на этого грязного потного субъекта, именующего себя солдатом революционной армии, и ничего не отвечала. Самым унизительным для меня сейчас было бы разговаривать с этим сбродом.

– Молчишь? Ну молчи. После ужина мы навестим тебя, научим быть поразговорчивее.

Он с силой оттолкнул меня и направился к выходу.

– Пошли, ребята! Придем после ужина, развлечемся.

– До вечера, бабы, – бросил блондин и последовал за Жоссленом.

– А я, как же я? – закричала Мьетта.

Жосслен обернулся и грубо приказал:

– Возьмите эту стерву, ребята. Заприте в соседнем сарае.

…Темнело. Сквозь щели в двери уже не пробивался солнечный свет. Воздух становился прохладнее – как-никак, шел уже сентябрь… Забившись в самый угол, сидя на охапке прелой соломы, я наблюдала, как угасает день. Влажный сумеречный воздух казался голубым, со двора ветер доносил запахи подгоревшей каши.

Внутренне я вся была напряжена. Усталость и страх давно бы сломили меня, если бы не этот странный внутренний стержень, заставлявший меня высоко держать голову. Я не могла ни уснуть, ни забыться. Я слишком хорошо помнила слова того негодяя, его обещание вернуться после ужина, и слишком хорошо знала, что грязная солдатня вернее всего исполняет именно эти обещания.

Когда они приходили, они уже были пьяны. Можно представить, до какой кондиции они довели себя сейчас. Я уже раскаивалась, что так неистово набросилась на Мьетту, довела ее до ужаса. Она, конечно, большая мерзавка, но лучше бы она молчала и не поднимала крик. Тогда солдаты, может быть, оставили бы нас в покое.

Силы у меня были на пределе. Больше всего на свете мне хотелось уткнуться лицом в колени и расплакаться – громко, отчаянно, чтобы ощутить облегчение. Разве можно все время подавлять и скрывать тревогу и ужас, терзающие меня? От этого можно сойти с ума, помешаться!

Шум раздался возле двери, скрипнул замок. Словно какая-то пружина подбросила меня – так быстро я вскочила на ноги, лихорадочным взглядом следя за дверью.

– Вижу, ты дожидалась нас, шлюха!

На пороге стояли Жосслен и двое солдат, которые раньше явились на крики Мьетты. Не было только четвертого, совсем молодого юноши, – уж не знаю, почему; может быть, ему было стыдно. Вид у всех троих был отвратительный: мундиры нараспашку, рубашки грязные, ремни полураспущены… И этот противный запах пота, дешевого вина и давно не мытого тела!

– Что вам надо? – процедила я сквозь зубы, не скрывая своего отвращения.

– Чтобы ты стала чуть-чуть полюбезнее, стерва!

В несколько шагов Жосслен преодолел разделявшее нас пространство и, схватив горячими руками меня за плечи, рванул к себе так неистово, что у меня на мгновение потемнело в глазах. Невыносимо противные губы прилипли к моему рту, отвратительные грязные руки шарили по телу. Дурнота прихлынула к моему горлу, меня вот-вот должно было стошнить. Нет ничего на свете, что было бы хуже этого, ничего… От ужаса, гнева и брезгливости у меня помутился рассудок, а этот кошмар все не кончался, и тяжелые запахи пота и табака душили меня. Изо всех сил я вцепилась ногтями в эту мерзкую физиономию, прижимавшуюся ко мне все сильнее. Я слышала смех солдат и почти физически ощущала, как мои ногти оставляют на коже этого негодяя кровавые борозды. Он резко оттолкнул меня, лицо его было перекошено от бешенства.

– Мерзкий индюк, мужик, деревенщина! – закричала я так пронзительно, что у меня самой зазвенело в ушах.

– Ах, вот ты как, сука?!

Мне было ясно, что мне придется поплатиться за то, что я – посмела сделать. Я оказалась еще и виновата. Ко мне приставали, и теперь я сука только потому, что защищалась!

– Мы тебе сейчас устроим!

Он осыпал меня такими грязными нецензурными ругательствами, каких я даже раньше не слыхивала.

– Похоже, тебя только трое и могут урезонить! Эй, Поль, Жан Луи! Давайте сюда, будем действовать по очереди!

Я забилась в самый угол, но за мной никто не пошел, никто не попытался удержать, на меня попросту не обращали внимания. Все трое прекрасно понимали, что я убежать не могу, что я всегда буду под рукой.

– Ну, идите же! Поможете мне. Эта дрянь способна кому угодно глаза выцарапать.

Поль и Жан Луи, потоптавшись, поспешили на его зов. Меня словно окатила ледяная волна. Я прекрасно понимала, что со мной будет; ненависть, отвращение и ужас охватили меня.

Все это было как в кошмарном сне. Страх так парализовал меня, что я даже не способна была сопротивляться. Железные пальцы обхватили мои запястья, опрокинули на солому, прижали к земле; потом те же руки обхватили мои лодыжки и, как я ни старалась держать колени вместе, легко разомкнули мои ноги. Я оказалась в положении распятого, пригвожденного к земле грязными руками солдатни. Я не слышала уже ни хохота, ни сальных насмешек, я чувствовала только, как эти мерзавцы, путаясь в застежках, срывают с меня одежду, добираясь до нижнего белья. От ужаса спазмы сжали мне горло; меня стошнило, и я на миг потеряла сознание.

Увесистая пощечина привела меня в чувство. Я видела, как Жосслен, склонившись надо мной, самым бесстыдным жестом расстегивает свои кюлоты. Его мерзкая морда рыжего кабана показалась мне в это мгновение воплощением всего безобразия самого Сатаны.

– Что здесь происходит, черт бы вас побрал?!