Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - Карр Мэри

Отец немного приоткрыл глаза, а потом приподнял руку. Трясущимся пальцем он слегка ткнул в пластиковую стенку кислородной палатки, словно хотел ко мне прикоснуться. Потом его рука тяжело упала на одеяло.

– Ееет, – сказал он.

– Привет, папа, – бодренько приветствовала его я.

– Черт подери, – ответил он. – Яма.

Я ответила ему, что мать сидит у дверей палаты и разговаривает с медсестрой. Своей здоровой рукой он ощупал свою парализованную руку, словно слепой, а потом переложил ее с матраса себе на бок. Но бездействующая рука не удержалась и снова соскользнула на матрас, как мертвая рыба.

– Паста, – сказала я и спросила. – Будешь пасту?

Он наморщил нос.

– Дерьмо, – ответил он и снова принялся ощупывать свою парализованную руку, словно пытаясь найти ответ на волнующий его вопрос.

Я воткнула трубочку в пакетик с молоком, и он выпил все.

Я открыла выдвижной ящик стоящего рядом с кроватью стола и обнаружила в нем банку пива «Одинокая звезда». Отец закрыл глаза, и я озабоченно снова засунула голову под пластик палатки.

– Пап?

Но он просто делал вид, что умер.

Я отвезла мать домой. Потом пришел доктор Бордо, он принес с собой пластиковую модель мозга и целый час демонстрировал, что происходит с человеком после инсульта. Мамин отчет об этом визите был кратким.

– Его голова в жопе, – бодро сообщила она мне. После инсульта в течение нескольких первых недель опухоль в мозгу постепенно спадала. В это время существовал шанс того, что отец может неожиданно выздороветь, заговорить и начать ходить, как раньше. Но этого могло и не произойти, и отец мог превратиться в одного из привязанных к инвалидной коляске стариков с впалой грудью, которые десятилетия проводят в больницах.

В тот вечер я ехала по улицам Личфилда и видела, что город сильно изменился. Странно, что раньше я этого не замечала. Часть уличных фонарей не работала, поэтому после участка освещенной дороги наступал участок кромешной тьмы. Лужайки около домов заросли бурьяном, Исчезли аптеки, магазины хозтоваров и химчистки. Магазин одежды, в котором работали самые красивые девушки-чирлидеры, обанкротился после того, как владельца взяли в мотеле с двумя чирлидерами и большим пакетом кокаина.

Мы подъехали к ограде фабрики по производству резины, и мать заговорила. Она сказала, что денег у них нет. Она думала, что отец купил дополнительную медицинскую страховку, поэтому достала бумажник отца из его лежащих на заднем сиденье джинсов и начала просматривать его содержимое.

Она открыла бумажник и вынула из него пачку кассовых чеков на тонкой бумаге. Потом на свет появилась салфетка из бара с написанным на ней счетом давно прошедшей бейсбольной игры. К моему величайшему удивлению, мать обнаружила в бумажнике отца два документа, имеющих ко мне непосредственное отношение. Это была школьная справка для родителей о моей успеваемости в шестом классе, где у меня были все «пятерки», и ксерокс моего первого стихотворения, которое было напечатано в журнале. Это было стихотворение о сестре отца. Это стихотворение так много раз разворачивали и разглаживали на стойке бара, что оно все покрылось пятнами от пива и было больше похоже на пергамент, чем на бумагу. Я растрогалась и начала плакать. Мать тоже заплакала.

Когда мы въехали в гараж, под задним колесом послышался звук, словно мы наехали на дыню.

Я запарковала машину возле дома и посмотрела под днище автомобиля, чтобы понять, что это было. На заднем колесе со стороны пассажира было пятно крови, в красном свете парковочных огней похожее на чернила. Мать заметила краем глаза белого цвета животное, исчезающее в зарослях около гаража.

На рассвете мы нашли Бампера на крыльце. Он был весь в крови, и его дыхание было неровным. Мы обернули кота в желтое полотенце и отвезли к ветеринару. У нас было всего сто долларов, и мы думали о том, что животное надо усыпить, но ветеринар предложил нам бесплатно его прооперировать. Мы оставили Бампера у доктора, но потом в паре баров я слышала истории о магическом воскрешении кота из мертвых. Так что, кто знает, может, Бампер все-таки остался в живых.

XV. Сундук со страхами

Санитар накаченными, как у борца, руками поднял отца и посадил в инвалидную коляску. Потом санитар перевез отца из отделения интенсивной терапии в обычную палату. Я шла рядом и несла теплую банку с мочой. Трубка уходила под папин халат, и конец ее был вставлен в банку. Мать несла карту болезни, в которой печатными буквами в графе «состояние» кто-то написал слово «СТАБИЛЬНОЕ».

Отца стали навещать члены «клуба лжецов». Они приходили практически каждый вечер и шаркали около кровати. Приезжали прямо с работы голодными, но отказывались от пиццы и сэндвичей. Они приезжали по одному или парами, держа свои металлические каски на уровне пояса и крутя их в руках, словно раскручивая тибетские молитвенные барабаны с мантрами.

Помню, как однажды после того, как отец только что обкакался, Бен и Шаг громко обсуждали предстоящую игру «Янкиз», не обращая внимания на неприятный запах в палате.

В ту ночь Бен расплакался в коридоре у дверей палаты, закрывая лицо мясистыми руками. После этого он стал приходить поздно, когда отец уже спал. Бен садился на стул около палаты и оставался на месте большую часть ночи, говоря, что лучше побудет здесь «на всякий случай».

В голове отца после удара образовался вакуум, и этот вакуум никак не собирался исчезать. Казалось, что отец превратился в тень и спрятался далеко-далеко за потерявшими выражение глазами. Иногда, когда я приходила, когда он еще спал, и будила его, в этих глазах я видела былую искру. В эти моменты я понимала, что он видит меня и казалось, что он всем телом начинал ко мне тянуться, несмотря на то что он не двигал ни мускулом.

В такие светлые моменты отец мог произнести своим новым, похожим на карканье вороны, голосом слово «Сок». И может, еще пару-тройку слов. После этого его глаза снова заволакивало туманом и голова безвольно падала на подушку.

Была очередная годовщина высадки союзников в Нормандии, и мать смотрела посвященную этому событию передачу по ТВ. На экране мелькали кадры подкошенных немецким огнем солдат. Отец участвовал в той высадке. Он прошел к берегу, высоко поднимая винтовку над головой, чтобы ее не замочить. Он увидел и узнал то, что показывали по ТВ, и его тело дернулось, словно от разряда тока. Отец отчетливо и четко закричал: «Омаха-бич!»[69], показал пальцем на экран и приподнялся. «Это Нормандия!» – совершенно четко произнес отец. Потом он начал что-то бормотать, но сперва я не могла понять, что именно. Потом я подумала, что это латинские слова из церковной службы, и только через некоторое время поняла, что он произносит имена солдат, те самые имена, которые были записаны в потрепанной записной книжке, которую он носил с собой во время войны.

Мать постучалась к дежурной медсестре, чтобы сообщить ей об исцелении отца. Медсестра не обратила внимания, а потом сказала нам, что часть мозга после инсульта остается непораженной и здоровой. Чаще всего это та часть, в которой хранятся самые важные и эмоционально заряженные воспоминания.

На следующее утро я принесла в больницу стопку старых журналов «Жизнь», которые нашла дома в кладовке. Отец назвал бомбардировщик «Летающая крепость» B-17 и винтовку M-1. Он на карте отличил Италию от Польши и показал трясущимся пальцем на фотографию генерала Монтгомери, когда я спросила его, кто наградил его медалью после Арденнской операции[70]. Глядя на фотографию генерала Паттона, он нахмурился.

– Позер. Говнюк. Засранец.

Однако когда я попыталась переключить его внимание с военных фотографий на что-то другое и более будничное, он начал «плавать».