Щепкин и красный велосипед - Анне-Катрине Вестли

– Я тебе помогу с сочинением, – сказал Малыш.

– Вряд ли ты поможешь мне его написать, – сказал Филипп. – Там надо думать и записывать свои мысли.

– Я, – объяснил Малыш, – не буду с тобой разговаривать, когда ты думаешь. Это большая помощь.

– Это да. Малыш, ты большой молодец, – похвалил Филипп. – Ну что, бежим?

Сочинение

Филипп сидел за столом и писал сочинение. Малыш лежал в своей кроватке и отлично не мешал ему, как и пообещал на горке, когда они возвращались от Кнопки.

Щепкин, усевшись в ногах кровати, никак не мог взять в толк, почему это вдруг потребовалось молчать.

– Филипп сидит там, а мы тут. Неужели мы даже поболтать не можем, только мы с тобой вдвоём? – спросил он.

– Тише! – испуганно зашикал Малыш. – Не говори так громко, он думает. – Малыш шептал чуть слышно. – Пойми, Щепкин, когда Филипп пишет сочинение, он должен думать.

– Как-то странно он думает, – сказал Щепкин. – Вот когда я думаю, то сижу тихо и смирно, чтобы мысли могли спокойно проплывать во мне.

Малыш покосился на старшего брата. Тот не сидел смирно, а подкидывал карандаш и ловил его на лету. Вот не поймал, карандаш упал на пол, а Филипп встал на четвереньки и ползал, разыскивая его.

Вид у него был как всегда, ничего особенного, видно, сделал в раздумьях перерыв. Но Малыш был не так глуп, чтобы показать, что заметил эти манёвры.

– Неужели он так думает? – спросил Щепкин.

– Тсс, – снова шикнул Малыш.

– Бе-бе-бе, – сказал Щепкин, которому начало надоедать, что Малыш только о Филиппе и думает.

А Филипп тем временем снова сел за стол, наморщил лоб и бросил карандаш. Ему надо было написать, «почему мне нравится жить в Норвегии». Филипп мог бы сказать по этому поводу много чего, но не знал, с чего начать, и его раздражала мысль, что сочинение должно быть готово к утру. Так он над ним всю ночь просидит, наверное.

Наконец брат выбрал, с чего начать. Но едва он написал первые слова, как в комнату вошла мама.

– Малыш, спеть тебе песенку на ночь? – спросила она.

– Ой, что ты! – охнул Малыш. – Филипп сочиняет, это страшно трудно.

– Видишь ли, я думаю, Филиппу стоило потревожиться о сочинении раньше, – сказала мама. – У него было полно времени, а он оставил сочинение на последний день.

– Я как раз расписался, – раздражённо буркнул Филипп, – так что поздно меня пилить.

– Ну понятно, – сказала мама. – Ночник Малыша я погашу, во всяком случае. Спокойной ночи!

Но, как только она ушла, Малыш снова включил у себя свет, потому что это подло – лежать тут и спать, когда старший брат бьётся с сочинением. Он достал свой альбом и карандаши и тоже взялся за работу. Он повторял всё за Филиппом: подкидывал карандаш и ловил его. Что удобно, непойманные карандаши падали к нему же в кровать.

– Сегодня нам покоя не видать? – мрачно спросил Щепкин в изножье кровати.

– Ты спи, спи, – ответил ему Малыш, – мне ещё поработать надо.

Он уложил Щепкина поудобнее и прикрыл его одеялом, так что снаружи осталась одна голова. «Эх, жалко, я писать не умею, – подумал Малыш, – а то бы я сказал Филиппу: “Пойди пока поешь”, а сам бы тем временем написал это сочинение. Филипп приходит – а всё уже готово, можно спать ложиться». Думая об этом, Малыш совершенно погрузился в мечты, а потом вдруг оказалось, что он спит, положив голову на альбом.

Заметив это, Филипп переложил его по-человечески, головой на подушку, подоткнул одеяло, погасил свет и вернулся за стол писать дальше.

В тишине и покое ему писалось легко, но, когда он наконец переписал сочинение с черновика в тетрадку, уже наступила ночь. Он завёл будильник, чтобы проснуться вовремя, но утром конечно же звонка не услышал.

В отличие от Малыша, который проснулся в ту же секунду, как и Щепкин, с одной мыслью: ну как, написал Филипп своё сочинение? Малыш подкрался к столу. В тетрадке много страниц было исписано, но всё это выглядело как-то скучно – чернильные слова и никаких картинок, ничего интересного.

«Одни хорошо пишут, – сказал папа Кнопки, – а другие хорошо рисуют». Малыш как раз отлично рисует. Он что хочешь может нарисовать. Пожалуй, ему надо помочь Филиппу. Он нарисует отличные картинки сбоку от чёрных букв, и вся школа будет говорить, что у Филиппа прекрасное сочинение. Малыш сел за стол и вдруг почувствовал себя почти Филиппом. Он взялся за карандаши и нарисовал дом, гору и лыжника, а потом белку, тролля. А потом ещё много всего, уже даже ему не очень понятного. Но он внимательно следил, чтобы не налезать на чернильные слова. Он рисовал только сбоку, снизу и сверху. Страниц было много, и он устал, пока нарисовал на всех. Всё, хватит. Сочинение хоть выглядит теперь повеселее. Малыш подошёл к Филиппу и стал его трясти:

– Вставай, пора!

Филипп хрюкнул и повернулся на другой бок.

– Нет, Филипп, надо вставать. А в другой раз надо раньше ложиться, – сказал Малыш так, как всегда говорила мама.

Он ещё потряс его, потом зажёг неприятный верхний свет. А потом взял Щепкина и свою одежду и пошёл вниз, на кухню, там хорошо, тепло, и там мама, а она всегда поможет со шнурками, кнопками и прочими закавыками. Он сначала посмотрит, как она делает им всем бутерброды, а потом накроет на стол, потому что накрывать на стол – его работа.

– Я поднимусь и всё-таки разбужу Филиппа, – сказала мама, – а то там подозрительно тихо.

Но только она это сказала, как наверху стало громко. Там поднялся чудовищный тарарам, как будто грянул гром, сотряс дом и он заходил ходуном.

– Господи, что это? – испугалась мама. – Лучше взгляну.

Малыш продолжал раскладывать три вилки и три ножа. Он поставил перед каждым стакан, а маме ещё чашку, она ведь будет пить кофе, хотя и молоко тоже. На лестнице загремели голоса, Филипп говорил гораздо громче мамы, и голоса спускались на первый этаж.

– Пожалуй, я спрячусь, – сказал Щепкин. – Не люблю, когда поднимают такой крик на лестнице.

– И я не люблю, – сказал Малыш. – Уходим под стол.

– Малыш! – позвал Филипп.

– Малыш! – окликнула мама.

– Щепкин вас очень боится, поэтому мы спрятались под стол, – подал голос Малыш. – Но я могу вылезти. Щепкин, посиди тут, а я потом за тобой вернусь.

Малыш на четвереньках выбрался из своего укрытия, но, когда стал вставать, ударился головой о край стола, это больно вообще-то.

– Подуй, – попросил он маму.

– Я подую. А ты будь добр, ответь Филиппу. Он должен спросить тебя.

– Это ты изрисовал моё сочинение?

– Я просто нарисовал. Скажи, сочинение теперь стало гораздо красивее?

Тут он посмотрел на лицо Филиппа и мгновенно юркнул снова под стол.

Но Филипп вытащил его, поднял перед собой и посмотрел ему прямо в глаза.

– Ты соображаешь? Я писал всю ночь, а ты всё испортил! Я не могу сдать его в таком виде, и мне поставят неуд, раз я не сдам сочинение вовремя.

– О чём ты думал, Малыш? – спросила мама. – Когда ты поселился в одной комнате с Филиппом, мы с папой запретили тебе прикасаться к его школьным вещам.

Малыш смотрел то на одного, то на другого. Мама была в ужасе и отчаянии, Филипп в бешенстве. Малыш мог бы объяснить, что хотел помочь, но горло заложило, к тому же он видел, что Филиппу его помощь ни капли не понравилась. Филипп был страшно зол и обижен, и всё. Таким злющим Малыш его никогда не видел. И теперь он наверняка Малыша разлюбил. Малыш снова залез под стол, но никто не обращал на него внимания. Над его головой мама разговаривала с Филиппом.

– Я напишу записку учителю, – сказала мама, – и объясню, что всё это случилось сегодня утром и переписывать времени не было. Это всё, что мы можем сделать. Но надо надеяться, что учитель понимает, как это бывает с малышами.

Она села за стол в гостиной и стала писать, Филипп начал завтракать, а Малыш как мышка сидел под столом вместе с Щепкиным.

Мама пришла на кухню и отправила Малышу под стол кусок хлеба. К счастью, нижний край стола был устроен почти как полка, там можно оставить пока хлеб, чтобы не объяснять, почему он не лезет Малышу в горло.

Как только Филипп ушёл наверх одеваться и собирать школьный рюкзак, Малыш с Щепкиным выскочили в коридор. Малыш, пыхтя, стал натягивать резиновые сапоги, они у него туговаты, но пришла мама и помогла, как обычно.

Одевшись, Малыш схватил Щепкина и сразу вышел на улицу ждать автобус. На улице стало легче, потому что здесь кругом гораздо больше воздуха. Пришёл автобус, и мама с Филиппом тоже пришли. Малыш, как всегда, сел у окна, мама села рядом. А Филипп занял место сзади. Он часто отсаживался от них на случай, если в автобус войдут ребята из школы. Но у магазина, когда они с мамой выходили, Филипп всегда вскидывал палец ко лбу и говорил им с мамой «пока!». Сегодня Малыш робко поднял палец ко лбу, но Филипп отвернулся в другую сторону, и автобус покатил дальше, а Малыш грустно побрёл к магазину. Он чувствовал себя несчастным, на душе была тоска, а мама сразу убежала в магазин со словами «Малыш, увидимся за завтраком».