Последний полустанок - Владимир Немцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут послышался хрипловатый басок ее невидимого спутника:
- Я думаю, Риммочка, что вам удобнее воспользоваться моей машиной. Быстрее.
Римма равнодушно повела плечами.
- Об этом не может быть и речи. Вы же обещали, товарищ Семенюк...
- Пожалуйста, - обиженно произнес Семенюк. - Ноя бы мог и товарищей подбросить.
Бабкину не понравилась эта снисходительность.
- Благодарим вас, - сказал он, прикрывая зевок рукой. - Мы должны еще кое-что проверить. Потом сами доберемся.
Вадим растерянно смотрел на Римму. Она казалась ему существом из другого мира и абсолютным совершенством, которого он не встречал даже на картинах прославленных мастеров. Возможно, виной тому была неожиданность ее появления, неверный свет фонарика - он как-то по-особому подчеркивал прекрасные девичьи черты... Но скорее всего тут скрывалась иная причина, а именно: обычная Димкина восторженность и глубокое преклонение перед женщиной, как самым изумительным чудом природы.
Он держал в руках командировочные удостоверения, переданные Риммой, и чувствовал, что от них струится запах тонких духов. Ну, да это понятно, - она вынула удостоверения из сумочки.
Но кто же такой Семенюк? Он прячется в темноте - то ли из скромности, то ли из высокомерия. Единственно, что мог заметить Вадим, - его невысокий рост и довольно щуплую фигуру. А Римма? Высока, чуточку полновата, и это ей очень идет. Но особенно покорила Вадима ее певучая украинская речь.
Поглаживая собаку, Римма ласково приговаривала:
- Хиба я не чую, то зараз буде розлука, мий коханий. - И потом, повернувшись к спутнику, сразу без всякого перехода уже по-русски: - Да, Тимошку берут, а возьмут ли нас - еще неизвестно.
Тимофей все время поглядывал на часы, не обращая внимания на ее болтовню, но тут удивленно переспросил:
- Почему Тимошку?
- А я знаю? Научная сила. А мы пока еще недостойны. Хотелось бы, конечно, горы посмотреть, да наше начальство боится. Говорит, там сидит какой-то Набатников - ужасная собака, злющий!..
Трудно Тимофею смириться с подобной клеветой. Он сдвинул на затылок кепку.
- Набатникова не трогайте. Мы его получше вас знаем. Да и вообще, что за манера так разговаривать? Какой-то Тимошка... Ведь у него, наверное, и отчество есть?..
Римма изумленно взглянула на Бабкина и откровенно захохотала.
- У Тимошки отчество? - Она приподняла собаку за ошейник и, все еще давясь от смеха, приказала: - Ну, дай ему лапу, представься как следует.
Ей вторил хрипловатый хохоток невидимого Семенюка.
Бабкин помрачнел, надвинул кепку на глаза и, отвернувшись, стал вертеть ручку приемника.
Чтобы сгладить неловкость, Багрецов спросил:
- Значит, Тимош... то есть я хотел сказать, эту собаку вы отправляете в институт Набатникова? Туда же повезут и "Унион"?
- Повезут? - послышался насмешливый голос Семенюка. - Впрочем, конечно, платформу уже подали.
- Но мы не заметили, что сюда подходит железнодорожная ветка, - поглаживая свои кудрявые волосы, неуверенно проговорил Вадим.
- Вы многого не заметили, дорогой товарищ. Пойдемте, Риммочка, наша миссия, кажется, закончена. Вы же торопитесь.
Багрецов остановил ее:
- Одну минутку. Я хотел спросить, где мне найти Анну Васильевну Мингалеву?
- Точно не знаю. Вообще она где-то здесь. Вот Аскольдик, - Римма обернулась назад, - то есть, простите, товарищ Семенюк абсолютно в курсе. Он скажет, где ее искать.
И опять из темноты брюзжащий басок:
- Не говорите глупостей, Риммочка. Товарищ и в самом деле подумает...
- А разве неверно? - кокетливо спросила Римма.
Не желая вникать в сущность их споров - здесь было что-то ему неприятное, - Багрецов вынул из кармана записную книжку и черкнул в ней несколько строк.
- Если вам не трудно, - сказал он, протягивая записку Римме, - то передайте, пожалуйста, Анне Васильевне. Это очень важно.
Римма испытующе посмотрела на Вадима:
- Для кого важно?
- И для нее и для меня. Я ее друг.
Он еще долго смотрел Римме вслед, пока Бабкин не дернул его за рукав:
- Очнись! Самая обыкновенная смазливая девчонка. Всегда вот так. Растаял...
Обиженный Вадим взял у него приемник и рассеянно начал вертеть ручку настройки.
- Брось крутить, - рассердился Тимофей. - Пропустишь.
Вытирая платком вспотевшее лицо, Вадим взглянул на часы.
- Еще восемь минут... А вдруг...
- Отстань, пожалуйста! Каркаешь, как ворон.
Вадим недовольно передернул плечами, задел ветку, холодные капли муравьями поползли за воротник. Резко поднявшись, он выглянул из-за кустов.
Возле ангара, где находилась метеостанция, уже вспыхнули прожекторы. Теперь было отчетливо видно, что ангар этот был странной формы и в то же время чем-то похож на гигантскую брезентовую палатку. У темного распахнутого входа дежурил часовой. Еще в директорской приемной Вадим слыхал, как Дерябин приказывал по телефону пропускать приехавших инженеров в "Унион" и туда и обратно, видимо учитывая необходимость проверки сигналов ЭВ-2 на расстоянии.
Слегка прихрамывая, Бабкин прошелся по мокрой траве и нарочито зевнул.
- Сколько на твоих?
- Осталось пять минут. И если не выйдет... - начал было Вадим.
Но Бабкин перебил его:
- Тогда домой поедем. Вот и все.
- Но, извини, с какими глазами?
- С такими же. Не ослепнем, - Бабкин со злостью поддел ногой мокрый лопух.
Помолчав, Вадим вздохнул.
- А хорошо бы для Набатникова что-то сделать. Наверное, в горах наш прибор здорово пригодится.
Бабкин согласился, потому что ЭВ-2 обладал большой чувствительностью и отмечал ничтожную, влажность, особенно характерную для разреженного воздуха горных вершин. Кабина метеостанции показалась ему легкой, сделанной из ребристых дюралевых листов.
В свое время Дерябин не очень-то восторгался новым гигрометром, считая, что его сверхвысокая чувствительность практически не будет использована. Теперь дело другое - возможно, труды и не пропадут даром.
Завернув рукав, чтобы лучше следить за часами, Вадим замер в ожидании. Сейчас должна заработать радиостанция.
Стараясь казаться равнодушным, Бабкин поглядывал на небо, как бы желая определить завтрашнюю погоду, и позевывал. Он считал, что абсолютная невозмутимость при любых условиях является первейшим человеческим качеством.
Но вот из маленького репродуктора, точно там открылась пробка, вырвались на свободу желанные звуки. В клокочущем и булькающем их хаосе Бабкин свободно различал сигналы.
"Так, прекрасно... - мысленно, без карандаша и бумаги расшифровывал он условные знаки. - Передается температура... Восемнадцать градусов. Направление ветра... Впрочем, ветра в ангаре быть не должно. Теперь дальше, давление... Сейчас будет влажность..."
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});