Искажения - Михаил Дзюба

– Что же, давайте знакомится, – говорит голос-скрежет из динамика, – меня зовут Полуорганизм. Не буду скрывать, я – да мы все – вас очень долго искали. И боялись, что Они выйдут на вас быстрее, чем мы.

Я беззвучно шевелю губами.

– Что вы, не нужно ничего говорить. Лучше послушайте, – в стеклянном чревотеле Полуорганизма проходит рябь из пузырьков, динамик издает звук, отдаленно напоминающий откашливание. – Я, Мармарис и ещё ряд персон, с которыми вы познакомитесь чуть позже, представляют организацию «Демократический союз терраформинга15».

– И что это значит?

Пружины кресла давят мне в поясницу. Я кручусь, устраиваясь удобнее.

– Просто послушайте. Дело в том, что приблизительно сорок лет назад Их зонды обнаружили в пределах границы нашей Галактики три пригодные для жизни и размножения homo sapiens планеты. Эти планеты максимально приближены по всем параметрам к Земле. И все же оказалось маленькое «но». Это «но» даже не в транспортном вопросе, как можно было бы подумать, а в химическом составе воздуха этих планет. Воздух там состоит из тех же химических элементов, что и земной, но вот азота в нем меньше, а кислорода – больше. Что, как понимаете, затруднит не только дыхание. И вот тут дело касается непосредственно вас.

– Каким образом?

– Запах. Если быть максимально точным, то жидкость из вашего тела. Запах, как понимаете, побочный эффект.

– Не совсем понимаю, – паника начинает проникать во все кластеры моего сознания; я снова готовлюсь бежать. Похоже, эти события – дело Их рук.

Полуорганизм, словно невидимыми антеннами, улавливает мое нарастающее беспокойство.

– Вы, главное, не волнуйтесь. Я чувствую, что вы считаете меня, – из динамика раздается скрежет-покрякивание заменяющее Полуорганизму, по-видимому, смех, – Их приспешником. Смею вас заверить – вы ошибаетесь. Да, конечно, у вас нет оснований мне верить, и все же.

Я вдруг четко осознаю, что нахожусь на достаточной глубине, чтобы меня уже никто и никогда не увидел и не услышал.

Паника, пары клаустрофобии и приступ гипергидроза. Я чувствую, как в подмышечных впадинах образуются водопады.

Я пытаюсь дышать ровно.

– И что моя жидкость?

– Ах да, отвлеклись. Вырабатываемая вашим телом жидкость не что иное как, – Полуорганизм делает паузу, – не вдаваясь в подробности, назовем жидкость из вас «нормализатором». Своеобразным «упорядочивателем» для естественного общего хода.

– Допустим. Тогда объясните Их наличие? Насколько я осведомлен, Они хотели меня ввиду вполне вероятных моих знаний. Которые, если позволите так выразиться, стали чем-то вроде переданной по наследству семейной ценности, – я улыбаюсь, но улыбка выходит совсем невеселой. – Второе. Чем я интересен вашему союзу терраформинга.

– Для Них, вы – билет к монополизации этих планет. Собственно, и для нас тоже, – Полуорганизм снова покрякивает своим смехом. – И между Ними и нами, – да-да, я говорю «нами», так как полагаю, что вы примите нашу точку зрения, – есть, пусть и одна, однако существенная разница. Они жаждут вселенского управления, подчинения всего, и, разумеется, рынка неограниченного потребления. Для нас же это единственный шанс создать тот мир тотальной демократии, лелеемую человечеством мечту. И знаете что? Они искали вас не только с помощью специально натасканных на ваш запах ищеек. Они пользовались услугами телепатов, астрологов и других сомнительных личностей. И не нашли! Выходит, ваша судьба дать возможность иной парадигме.

– Только что я столкнулся с Гомонистами. Эти парни тоже мечтают построить дивный новый мир.

– В этом суть того, о чём я вам толкую. Каждый потенциально имеет возможность построить тот уютный мирок, который ему по душе. А детали, краски и полутона – тут важно менее всего. Важно другое. Персональная конструкция должна быть симпатична строителю. И, как понимаете, не мешала другим.

– Разве это возможно?

– Я не смогу дать вам утвердительный ответ. История говорит – нет. Абсурдное чувство «надежда» подсказывает – да. Полагаю, что на начальном этапе этот, что вы хорошо обозначили, «дивный новый мир», вполне может случиться. Как на первых порах у Древних греков. А дальше, дальше мы умрем и нам будет всё равно. Поэтому на наш век хватит. Звучит эгоистично? А кто из нас не эгоист? – Полуорганизм забулькал и зашипел динамиком от удовольствия собственной энтимеме16.

Я чувствую себя погруженным в бассейн с липкой водой. Пот струится по мне ручьями, одежда пропиталась насквозь, от запаха начинает кружиться голова.

– Вам, вероятно, мешает червячок на шее, – я вспомнил, что теперь я, буквально, не один. Мое больное тело породило, в общем-то, паразита.

– Мы легко его удалим. Тем более есть у меня подозрение, что червячок долго не протянет, – почти ласково говорит Полуорганизм.

Где-то за перегородкой вагона раздался нарастающий и оглушающий дребезг и лязг. Дребезг и лязг нарастал и оглушал, пока не стал конкретным предметом: бочкообразным роботом с тоненькими манипуляторами, на концах которых, будто термиты, суетились членистые пальцы.

Передвигался робот прыжками, производя этот дребезг и лязг. Клапаны и крышки оглушающе хлопали по железным бокам робота. Но сам робот показался мне счастливым. В его прыжках и лязге было столько беспечности, что это искусственное существо определенно не могло быть несчастным.

– Это Сапог, – представил робота Полуорганизм. – Сапог замечательный хирург. При жизни он оперировал различных представителей истеблишмента. Устав от абсурдности бредовых идей, которыми истеблишмент разражался находясь в наркозе, Сапог наелся специальных препаратов, написал записку, состоящую из фразы «и снова – снова». Затем трансформировался в робота и присоединился к «Демократическому союзу терраформинга». Сейчас, как я понимаю, Сапог деградировал почти полностью, но дело свое он все еще знает крепко, – Полуорганизм видит сомнение на моем лице. – Просто поверьте.

Из Сапога выползает полый фидер с лицевой маской. Маска закрывает мне рот, и я соскальзываю в густую патоку анестезии. Затуманенным взором вижу, как Сапог орудует своими пальцами-термитами на моей шее: проводит пальпацию вокруг терракотового цвета отметины, пробегает по червяку Тиму. Затем достает скальпель, тремя движениями отделяет червячное тело Тима от моего тела. Вводит в вену прозрачную жидкость, отправляя меня в благостную пустоту.

В маслянистой пленке бессознательности вяло шевелит плавниками гниющая с головы рыба иллюзии человечества.

Я открываю глаза и обнаруживаю себя всё в том же кресле велюровой обивки. Первое, что я вижу, это приглушенный и слегка изумрудный свет. Этот приглушенный и слегка изумрудный свет нечто, как выразился бы писатель Перле, лимитрофное17. Нечто такое, отчего действительность никак не наберет свою яркость, не станет действительностью. Я не без удовольствия отмечаю, что отныне моя шея свободна. Больше нет тяжести, нет чужого присутствия. Ощупываю место, где должно было быть терракотового цвета пятно – чистая кожа. И мне хочется посмотреть на себя в зеркало.

Я собираюсь в кучу, приподнимаюсь в кресле. Однако ни громыхающей бочки Сапога, ни жидкостно-баночного Полуорганизма в вагоне нет. Я один. За пределами вагона, глубоко внутри подземных коридоров, странный звук. Изнутри вагона это слышится так, будто за плиткой стен ворочается громадный бегемот, обернутый в целлофан.

Выхожу через замершие уже навсегда двери вагона. Удушливый полумрак. В нитях ламп накаливания жизнь еле видна; кресла ожидания, свисающие буквы, вывернутые прутья турникетов оказались по ту сторону света. Странный звук стихает, словно бегемот в целлофане дал деру вглубь подземных коридоров.

Я чувствую, что мне неуютно. Впервые моё принужденное болезнью одиночество, но легко принятое, давит. Ровно до этого момента моё одиночество было мировоззрением. Теперь же стало грубым задником действительности. И к этому придется привыкать.

Та сторона света раздвинулась. В интимном свечении ламп накаливания появился Полуорганизм.

Механическая коляска, с прикреплённым сверху сосудом Полуорганизма, протарахтела мимо меня. Три глазных яблока внутри банки повернулись в мою сторону.

– Прошу вас следовать за мной, – скрипнул динамик.

Механическая коляска, поскрипывая, набрала приличный ход. Мне даже пришлось перейти на бег трусцой. Когда моё дыхание участилось, коляска остановилась.

– Вот сюда, будьте любезны.

Полуорганизм вкатился за скрытый тяжелой атласной портьерой альков. Я проследовал внутрь.

Альков был пустым, за исключением внушительной медной фигуры утконоса с прямоугольным отверстием в брюшине. В прямоугольном отверстии, игнорируя логику механики, хаотично, вращались шестерни.