Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник) - Роберт Хайнлайн

Я накрыл стол на троих, и отец наконец подал голос:

– Лучше на четверых, Билл. Сам знаешь – у Молли есть дочь.

Я выронил вилку:

– Молли? В смысле – миссис Кеньон?

– Да. Разве я не говорил? Хотя нет – ты так и не дал мне сказать.

Естественно, я знал секретаршу отца. Знал и ее дочь – двенадцатилетнюю избалованную малявку. Отчего-то при упоминании миссис Кеньон поступок отца показался мне еще более неприличным. Она даже присутствовала на похоронах Энн, и ей хватило наглости расплакаться.

Теперь я понял, почему она была столь общительна со мной, когда я появлялся в конторе отца. Она уже тогда положила глаз на Джорджа.

Я молчал. Что тут скажешь?

Когда прибыли гости, я вежливо поприветствовал их, после чего скрылся, сделав вид, будто вожусь с готовкой. Ужин прошел в достаточно странной обстановке. В основном беседовали отец и миссис Кеньон, а я отвечал, когда ко мне обращались. Я не слушал их, все еще пытаясь понять, как он мог так поступить. Малявка пару раз заговаривала со мной, но я быстро поставил ее на место.

После ужина отец предложил всем нам сходить в кино. Я отказался под предлогом, что все еще собираю вещи. Они ушли.

Я все думал и думал. И с какой бы стороны ни пытался взглянуть, ничего хорошего не видел.

Сначала я решил, что вообще не полечу на Ганимед, если полетят они. Отец лишил бы меня содержания, но я бы тяжко трудился и выплатил все долги – я не собирался быть им хоть чем-то обязанным!

Потом я в конце концов понял, почему отец так поступил, и почувствовал себя лучше, хоть и ненамного. Слишком высока была цена.

Отец вернулся поздно, один и постучал в мою дверь. Дверь была не заперта, и он вошел в комнату:

– Ну, сынок?

– Что «ну»?

– Билл, я знаю, что это оказалось сюрпризом, но тебе придется пережить.

Я рассмеялся, хотя мне было вовсе не весело. Пережить! Может, он и мог забыть Энн, но я – никогда.

– А пока, – продолжал отец, – мне хотелось бы, чтобы ты вел себя прилично. Надеюсь, ты понимаешь, насколько ты был с ними груб, – разве что не плюнул им в лицо?

– Я? Груб? – возразил я. – Разве я не приготовил для них ужин? И не был вежлив?

– Не более вежлив, чем выносящий приговор судья. И столь же дружелюбен. Стоило бы дать тебе крепкого подзатыльника, чтобы вспомнил о хороших манерах.

Вероятно, вид у меня был чересчур упрямый, поскольку отец сказал:

– Ладно, забудем. Со временем, Билл, ты сам поймешь, что это была не такая уж плохая мысль. Пока же все, о чем я тебя прошу, – прилично себя вести. Я вовсе не требую бросаться им на шею, но настаиваю, чтобы ты оставался таким же вежливым и дружелюбным, как обычно. Попробуешь?

– Ну… наверное. Слушай, пап, зачем надо было устраивать такой сюрприз?

Отец несколько смутился:

– Моя ошибка. Возможно, я предполагал, что ты затеешь скандал, и оттягивал до последнего.

– Но если бы ты просто сказал, я бы все понял. Я же знаю, почему ты хочешь на ней жениться…

– Да?

– Мне следовало догадаться, когда ты упомянул правила. Чтобы мы могли полететь на Ганимед, ты должен быть женат.

– Что?

– Разве нет? – удивился я. – Ты же сам говорил, что…

– Ничего я такого не говорил!

Отец замолчал, глубоко вздохнул и медленно продолжил:

– Билл, возможно, у тебя и впрямь возникло такое впечатление – хотя меня это вовсе не радует. А теперь объясняю ситуацию, как она есть: мы с Молли женимся вовсе не для того, чтобы эмигрировать. Мы эмигрируем потому, что женимся. Возможно, ты еще слишком юн, чтобы понять, но я люблю Молли, и Молли любит меня. Если бы я захотел остаться, осталась бы и она. Но поскольку я хочу лететь, она тоже хочет. Ей вполне хватает ума сообразить, что мне нужно полностью порвать с прошлым. Понимаешь?

Я ответил, что, пожалуй, да.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – отозвался я.

Отец повернулся, собираясь уйти, но я позвал его:

– Джордж…

Он остановился.

– Значит, Энн ты больше не любишь? – вырвалось у меня.

Отец побелел, сделал шаг и снова остановился.

– Билл, – медленно проговорил он, – я уже несколько лет не поднимал на тебя руку, но сейчас впервые хочется задать тебе хорошую трепку.

Мне показалось, что он так и поступит, и я решил, что, если он попробует меня тронуть, его ждет сюрприз, какого еще ни разу не бывало в его жизни. Но он даже не подошел ко мне, лишь закрыл за собой дверь.

Я снова принял душ, в чем на самом деле не нуждался, и лег в постель. Вероятно, пролежал целый час, думая о том, что отец хотел меня ударить, и жалея, что рядом нет Энн, которая могла бы подсказать, что делать. Наконец я включил пляшущие огоньки и таращился на них, пока не отрубился.

За завтраком мы оба молчали и почти ничего не ели.

– Билл, – наконец произнес отец, – хочу попросить у тебя прощения за свои слова вчера вечером. Ты не сделал и не сказал ничего такого, за что я мог бы поднять на тебя руку, и я не имел права так говорить или даже думать.

– Ладно, все в порядке, – ответил я и, помолчав, добавил: – Мне тоже не стоило говорить того, что я тогда сказал.

– Ты имел на это полное право. Мне просто грустно оттого, что у тебя возникла подобная мысль. Билл, я никогда не переставал любить Энн и никогда не буду любить ее меньше.

– Но ты же… – Я не договорил. – Не понимаю.

– Вряд ли стоило рассчитывать, что поймешь. – Отец встал. – Билл, церемония в пятнадцать часов. Можешь одеться и быть готовым за час до этого времени?

– Я не смогу, Джордж, – поколебавшись, ответил я. – Слишком много дел.

Выражение его лица нисколько не изменилось, как и голос.

– Ясно, – сказал он и вышел.

Вскоре за ним закрылась дверь квартиры. Немного позднее я попытался позвонить ему в контору, но услышал лишь скрежещущий голос автоответчика: «Оставьте, пожалуйста, сообщение», чего я делать не стал. Решив, что Джордж вернется до пятнадцати часов, я оделся как на парад, даже воспользовался отцовским кремом после бритья.

Но он так и не появился. Я попробовал еще раз позвонить в контору, потом еще, но получал в ответ все ту же просьбу оставить сообщение. Собравшись с духом, я нашел номер миссис Кеньон, но отца там не оказалось – там вообще никто не ответил. Где-то в пятнадцать тридцать я вышел на улицу и отправился в кино.

Когда я вернулся, на телефоне мигал красный огонек. Нажав кнопку воспроизведения, я услышал голос отца: «Билл, я пытался тебе звонить, но тебя не было дома, а ждать я не могу. Мы с Молли отправляемся в небольшое путешествие. Если потребуется со мной связаться, звони в Контактную службу в Чикаго – мы будем где-то в Канаде. Вернемся в четверг вечером. Пока». На этом запись заканчивалась.

В четверг вечером… Старт был назначен на утро пятницы.

В четверг вечером отец позвонил мне из квартиры миссис Кеньон – то есть Молли. Мы были вежливы друг с другом, но разговор не клеился. Я сказал, что полностью собрался и надеюсь, что они хорошо провели время. Отец ответил утвердительно и спросил, не могу ли я приехать к ним, чтобы всем вместе отправиться оттуда утром.

Я сказал, что не знал их планов и потому купил себе билет до порта Мохаве и забронировал номер в отеле «Ланкастер». И как мне теперь поступать?

– Похоже, Билл, ты вполне можешь позаботиться о себе сам, – немного подумав, ответил отец.

– Конечно могу.

– Ладно. Увидимся в порту. Хочешь поговорить с Молли?

– Ну… нет, просто передай ей от меня привет.

– Спасибо, передам. – Он отключился.

Я пошел к себе в комнату за чемоданом, весившим пятьдесят семь и пятьдесят девять сотых фунта, – к нему и лягушачьей волосинки было не добавить. Комната была пуста, не считая моей скаутской формы.

Взять ее в полет я позволить себе не мог, но пока не выкинул.

Хотел бросить в мусоросжигатель, однако помедлил. На медкомиссии мне записали вес сто тридцать один и две десятых фунта, вместе с одеждой, в которой я должен был лететь.

Но в последние несколько дней я не так уж много ел.

Я шагнул на весы в ванной – сто двадцать девять и восемь десятых. Взяв форму, я снова встал на весы – сто тридцать два и пять десятых.

«Вильям, – сказал я себе, – тебе придется не ужинать, не завтракать и не пить воды завтра утром».

Свернув форму, я взял ее с собой.

Квартира полностью опустела. В качестве сюрприза для следующих жильцов я оставил в холодильнике мой ужин, затем выключил всю технику, кроме холодильника, и запер за собой дверь. Странное чувство – мы с Энн и Джорджем жили здесь с тех пор, как я себя помнил.

Спустившись в подземку, я сел в шедший в сторону от побережья поезд. Двадцать минут спустя уже был в отеле «Ланкастер» в пустыне Мохаве.

Вскоре выяснилось, что забронированный мной «номер» – на самом деле раскладушка в бильярдной. Я рысью направился вниз, чтобы разобраться, в чем дело.

Когда показал клерку свою бронь, тот лишь взглянул на нее и сказал: