Свежий начальник - Ашот Аршакян

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Кот походил вокруг нее, голос ему не понравился. Эллис замолчала. Кот подождал, и, не справившись с вожделением, приник к Эллис. Она опять заговорила:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Коту было неприятно, что Эллис разговаривает. Он сбегал на кухню, полакал молока, поймал муху, поспал. Эллис не забывалась. Он пришел к ней, лег рядом, придвинулся ближе, еще ближе, — и схватил лапами.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! — заверещала Эллис.

Кот выпустил когти, зашипел и стал бить игрушку.

Изорванная, она, наконец, замолчала. Везде были клочья. Кот не удержался и пометил преступное место.

Хозяйка увидела останки Эллис, мокнущие в лужице, и не стала спорить с родителями, когда те решили кастрировать кота.

Через неделю его повезли к ветеринарам. Там были собаки, кошки, и даже сова с перебитым крылом. Кот видел, как еще какого-то кота занесли в кабинет здоровым, а вынесли явно больным. Кот почувствовал угрозу. Хозяйка гладила его, но это не помогало.

И тогда кот решился. Он метнулся в коридор, вниз по лестнице, и выскользнул на улицу.

Два года он скитался, пока не осел у подъезда в кирпичном доме на Люблинской улице. Его подкармливала старуха с первого этажа, звала барсиком. Дети не трогали, потому что сын старухи был участковым. Летом у кота была картонка для отдыха, эмалированная миска с вареной рыбой и кошки.

Однажды, на вещевом рынке в Капотне кот встретил Эллис. На прилавке были и другие похожие на нее игрушки. И когда Эллис щупали покупатели, она говорила:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

КОТ НА ВЕТРУ

Пожилой негр курит, высунувшись из дверей стриптиз-бара «Шпилька» рядом с парком «Коломенское». Видно, как он жмурится, подставляя свою коричневую лысую голову весеннему солнцу.

— Уганда! Сжалься! Дай на баб поглядеть!

Это орет Вовик. Он любит подшучивать над иностранцами. Этой зимой ездили к нему домой на Перерву, там у складов китайское общежитие. Спускаемся с платформы, и Вовик, увидев кого-то впереди, кричит: «Кимченыр! Кимирсен! Нопасаран!» — И несется по обледенелой тропинке к трассе. В тот раз спас его китаец. Кажется, я даже услышал боевой шаолиньский выкрик, и тут же крепкая рука схватила, вылетевшего перед машиной, Вовика.

В Коломенском никого — будни. Выпить совсем нету, мне скучно, и я поднываю. Вовик бодрится, тащит меня через овраг с родниками, и наверх по лестнице.

Там при церкви старое кладбище. Бродим среди замшелых надгробных плит с древними надписями.

Давай возлежим, — предлагает Вовик.

Ложимся на соседние плиты, похожие на гробы.

На улице уже весна и тепло, только ветрено. На камне холодно, не спасает даже густой буро-зеленый мох.

Тем не менее, лежим, молчим.

— Хорошо лежим. Как мертвые, — говорит Вовик.

Соглашаюсь.

Обходим церковь. У забора на склоне кладбище еще заброшенней, сюда снесло прошлогоднюю листву, и кое-где остался снег.

Хочется рассказать Вовику что-нибудь такое, что ни за что не придумаешь даже спьяну… но мне тоскливо.

Идем дальше вдоль высокого берега Москвы-реки. На повороте замечаем синий треугольник, похожий на палатку. И вдруг треугольник срывается вниз, потом набирает высоту, и видно, что под крылом кто-то болтает ногами.

Мы подбегаем к месту взлета и ждем, пока воздухоплаватель опишет несколько кругов над берегом, приземлится и вскарабкается к нам.

Он усат, в теплом комбинезоне.

— Главное, поймать ветер, — объясняет он.

— А в реку унести может? — интересуется Вовик.

— Может, — подумав, отвечает воздухоплаватель. — Главное, поймать правильный ветер.

Воздухоплаватель готовится к новому полету. Я сажусь на корточки у него за спиной.

Вовик отходит и приносит ржавый штырь с диском на конце.

— Держи, — протягивает мне штырь, — подними над головой и сделай умный вид.

— Зачем это?

— Держи, узнаешь!

Я слушаюсь.

Воздухоплаватель, дождавшись сильного порыва ветра, взлетает. А я, как дурак, стою со штырем над головой, будто измеряя что-то или направляя полет.

Мимо едут велосипедисты, тормозят.

Вовик рядом, дает указания:

— Не заваливай! Возьми на фрахт! — оборачивается, сердито смотрит на велосипедистов, и опять мне: — Заланцуй! Тебя что, учить надо?!

Вокруг нас собирается маленькая толпа.

— А чего вы тут? — спрашивает кто-то.

— Работаем, — хмурюсь я.

Синее крыло кружит, снижается.

— Ну, все! Пошли! — Вовик отнимает у меня штырь.

Велосипедисты разъезжаются в недоумении.

С краю яблоневого сада небольшое хозяйство. За сеткой виден сарай, поленница, и большой верстак с циркуляркой. Рядом с пилой лежит, поджав лапы, кот. Сильный ветер с реки лохматит его длинную серую шерсть, но кот только шевелит ухом и лежит дальше.

— Смотри, какой кот, — говорит Вовик, — прям, кот на ветру.

— Ага, красивый…

— Да нет, причем тут — красивый. Старый он и облезлый. Ты видишь, как на него дует? Ведь он мог бы залечь где угодно, но устроился тут…

Вовик сворачивает в сад. Я плетусь за ним.

Мы выходим на поляну, оттуда близко до выхода из Коломенского. На свежей траве лежат с десяток диких собак. Крупный пес поднимает голову, рычит.

— Обойдем? — предлагает Вовик.

Но поздно: стая поднимается и с лаем подступает к нам.

Мы бежим обратно к реке. По пути я замечаю выброшенный Вовиком штырь, поднимаю его, разворачиваюсь лицом к собакам…

— Ты чего?! — кричит Вовик.

— Ничего! Сейчас мы их навоюем!

Вовик подбирает палку, и мы гоним псов до забора, за которым уже проспект Андропова.

Перед выходом садимся на скамейку покурить. Я замечаю, что от частого пульса у меня, как метроном, дергается правая нога.

— Навоевали, — говорит Вовик.

Ветер катит по дорожке пластиковую баклажку из-под пива и тащит откуда-то с юга, в сторону метро, грозовые облака.

ЩУЧИЙ «ТЕЛЕВИЗОР»

Мы с Вовиком договорились, что последнюю сигарету я выкурю перед электричкой. Вовик уже занял места, а я стою в тамбуре, и, как проводник поезда дальнего следования, встречаю опаздывающих пассажиров. Затягиваюсь. Действительно, пока дым клубится и оседает в моей груди, кажется, что курю я в последний раз, что больше никогда я не буду просыпаться, кашляя и отхаркиваясь, что теперь смогу бегать дальше, чем на двадцать метров, не сгибаясь от отдышки, и мне не будет стыдно перед некурящими…

«Едем спасаться!» — Предложил Вовик накануне. — «Не пьем… Ты — не куришь!»

Я согласился. Выдул с утра пол пачки «Явы», по дороге на вокзал еще три сигареты… В общем, накурился впрок.

Добираемся с пересадками. С электрички на автобус. От автобусной остановки пешком по тропинке.

Непривычно. В кармане брюк только зажигалка, и нет пачки сигарет… Нет пачки! Вроде и удобней, и дышится легче, ведь воздух чистый… Я люблю дымить на чистом воздухе. Сидеть у костра, прикуривать от тлеющего прутика…

Вовик рассказывает, что рядом с поселком есть речка: в ней водятся щуки. В детстве он нашел у берега противотанковую мину и немецкий штык… Показывает мне пакетик с рыболовной сетью.

— А что она такая маленькая? — спрашиваю я.

— Да ты что?! Ее хватит чтобы перегородить русло… Смотри, я вчера купил две таких.

Сеть меня не впечатляет: она из тонкой зеленой лески… Две скомканные сети даже меньше, чем одна сигаретная пачка.

Я иду, опустив голову — окурков нет.

На участке у Вовика: сосна, две березы, самодельная коптильня для рыбы. Дом щитовой, гараж двухэтажный кирпичный. В гараже — автомобиль «Победа» и ее ровесник — мотоцикл «Сатурн». В последний раз «Победа» ездила два года назад. Вовик катался на ней со своим другом Пашей, тот сидел на пассажирском сидении и держал на коленях пятилитровую стеклянную банку с бензином, из этой банки тянулся шланг куда-то под приборную панель. Такой бензобак они придумали с перепоя, и в тот раз снесли забор и увязли далеко от поселка.

Готовим снасти. Я нашел четыре рейки, Вовик прикрепил к ним сети. Отремонтировали два «телевизора».

— Надо надуть лодку, — говорит Вовик, вытаскивая из гаража бесформенный кусок резины. — Насоса нет.

— Давай я! — мне хочется хоть чем-то занять свои легкие.

Надуваю. Через полминуты кружится голова, как будто покурил после долгого перерыва.

Сети решили ставить вечером: проверим их утром. Перед тем, как идти на речку, переодеваемся. У Вовика в доме бардак. Раскиданы книжки, журналы, детские игрушки, одежда. Я подбираю себе понтовую красную рубаху, в которой не стыдно было бы показаться на культуртрегерской презентации. Вовик выдает мне резиновые сапоги и спортивные штаны с лампасами.