Сборник "След зомби" - Олег Дивов

«Дурацкая ситуация, – говорил Мастер. – Не знаю, как выкручиваться. С одной стороны, Штаб – это наша «крыша», это деньги, спецпропуска, машины, оружие, само наше право на охоту. А Техцентр – это лучевые ружья и технички с их аппаратурой для расстрела «дырок» – тоннелей, по которым твари пробираются в наш мир. Нам нельзя грызться, мы обязаны сотрудничать. Но в то же время именно мы, охотники, стоим на острие главного удара. И в такой ситуации терпеть второстепенный статус Школы нет сил. Наши ветераны уже шестой год на охоте. Это наше дело, – тут Мастер заговорил вразбивку, с нажимом, – и дело это плохо. С каждым днем все хреновей и хреновей. Люди и собаки изношены. А начальство только улыбается и говорит – воюйте, ребята, дальше. Такое впечатление, что Штаб готов сдать игру. Не подключить новые силы, не поделиться технологиями, а именно сложить оружие. Я не нахожу иного объяснения действиям Генерала. Он видит, что охотникам все труднее с каждым днем, но ничего не делает. Из этого я заключаю, – сказал Мастер, – что нас ждут впереди довольно забавные открытия. Эпохальные, мать их так!» – «И какие?» – спросил Саймон сквозь музыку и рокот мотора. – «Не скажу», – ответил Мастер.

Саймон записал эту кассету обманом, спрятав диктофон под сиденье. Не будь он помощником и вероятным преемником Мастера, черта с два тот бы перед ним разоткровенничался. Нервы рядовых охотников Мастер всячески оберегал и сомнениями ни с кем не делился. А Саймону – рассказал. Три часа они тогда ехали до Лагеря, Мастер был за рулем и все три часа болтал. О живописи, кино, литературе – и о том, что ему удалось разузнать о гигантской организации, которую охотники называли Проектом и в которую входили четыре известных им филиала – Школа, База, Штаб и Техцентр… Саймон из записи настриг час интереснейшего текста и отдал кассету Зигмунду. Зигмунд с записью ознакомился и попросил разрешения дать послушать Хунте. А Хунта отозвал Саймона в уголок и устроил ему такую выволочку, что тот, несмотря на весь свой гонор и какой-то там пояс карате, чуть не описался, как оттрепанный за шкирку щенок.

Формально Хунта напомнил Саймону, что тот пока что числится в списках «группы Два» и передавать все разведданные, независимо от источника, обязан только старшему. Потому что только старший может определить истинную ценность этих данных и соответственно форму секретности. Это справедливо. Школа – фирма специфическая, от одного случайно брошенного слова могут приключится большие неприятности, самая ерундовая из которых – паника, а самая поганая – самовольные действия рядовых. Охотники, как и их собаки, привыкли мгновенно принимать решения и действовать самостоятельно – короче говоря, чинить самосуд. Оружия у них вагон. Поэтому за передачу нефильтрованных данных третьему лицу негласный Устав Школы позволял из Саймона душу вытрясти. Так что Хунта повел себя грубо, и Саймон потом неделю ходил тише воды, ниже травы. Но был в этой беседе еще какой-то подтекст. Китаец, который сидел тогда за пультом дежурного по Школе, отлично видел, как Хунта «лечит» Саймона в углу вестибюля, только слов не расслышал. Он даже удивился, отчего это Хунта так резок с Саймоном, которого в свое время разве что с ложечки не кормил. И лишь много позже, когда все детали мозаики сложились в единый рисунок, он почувствовал, что в Школе, этом безупречно отлаженном механизме, происходит что-то действительно очень нехорошее.

А в те дни Хунта, оценив запись, дал ее послушать еще двоим: сначала – групповому аналитику Крюгеру, а потом – надежному парню Китайцу. Крюгер, как обычно, с ходу заявил, что давно до всего дошел своим умом. Его взяли за задницу и потребовали объяснить, какого черта он тогда молчал. Тут Крюгер всерьез задумался, принялся мямлить, и Хунта его отпустил. А Китайца попросил держать ухо востро. В какую сторону это ухо поворачивать, Хунта объяснить не мог или не хотел. Китаец принялся добросовестно следить и вычислять – и действительно засек некий странный процесс, в который были вовлечены несколько ветеранов из разных групп. Акция эта, скрываемая от прочих охотников довольно умело, явно планировалась и управлялась Мастером. И, что особенно удивило Китайца, – Саймон в ней задействован не был.

Это было полгода назад. А спустя три месяца Зигмунд сказал Китайцу, что Саймон нездоров. Квартальная профилактика на Базе показывала, что парень свеж как огурчик, – но Зигмунд только головой качал. И вчера, по пути в Школу, Саймон выстрелил в человека, который пытался сфотографировать на улице машину охотников. Если бы он просто захотел напугать или пристрелить фотографа – так на это у Саймона был за поясом «макаров». Но нет, он не поленился, три секунды потерял, зато открыл футляр и шарахнул прямо в объектив из пульсатора. Пока Фил и Петрович бежали до угла, из-за которого возник фотограф, их обогнал Кучум и галопом унесся за угол, идя на задержание. Но человек исчез, осталась только колея в снегу да куча стеклянной крупы, явно от бокового окна машины. Это уже точно была работа Кучума, но от него же слова не добьешься – собака все-таки. Выбор точки съемки указывал на профессионала с дорогой аппаратурой, поступок Саймона – на то, что охотник потихоньку сходит с ума. А сегодня уже и Кучума нет в живых, а у Фила сотрясение мозга и пробита голова, а Мастера вызывают в Штаб, и он, наверное, как раз сегодня попробует взять начальство за глотку. «Знать бы, какой рукой, – подумал Китаец. – Мастер умница, но он совершенно один. Он позволяет людям и собакам любить себя, но сам, кажется, любит по-настоящему только Карму. И год от года становится все злее и жестче».

– Ты заснул, Бенсон? – спросил Китаец.

– Нет, – встрепенулся Бенни. – Я слежу. Они уже совсем рядом с дыркой. И боятся, как всегда. Я мог бы их поддержать, но на таком расстоянии это невозможно. И дырка сильно фонит. А вот Абрам не боится… ему только противно. И он беспокоится, как тут Шериф.

– Ты это правда чувствуешь или просто сейчас выдумал? – спросил Китаец. – Чес-слово, если бы ты не находил дырки, я бы тебе ни за что не поверил. – Но я же их действительно нахожу… – сказал Бенни. И с горечью добавил: – Иногда.

– А вот Абрам тебе все равно не верит, – мстительно заявил Китаец. – Ни на грош. Он технократ. И не может представить себе прибор, работающий на коньяке.

– Ну и нюх у тебя, – сказал Бенни. – Это от общения с Джоном?

– От тебя нахватался. Сенсорю помаленьку.

– У меня наследственность тяжелая, – пожаловался Бенни, запуская руку в бороду, чтобы вытряхнуть сосульки. – Мне достоверно известно, что мой папочка меня зачал в период ломового запоя. У него тогда диплом отняли за деятельность, несовместимую с высоким званием советского врача.

– За фарцовку, что ли?

– За лесбиянство! – обиделся Бенни. – Папашка был мне не чета. У него поле было – во! – Бенни до упора развел в стороны руки. – А эти вшивые дырки он бы чуял за километр. Меня вот на Базе форсировали, и то толку – чуть, а он и так кого угодно насквозь видел! Ну и лечил людей помаленьку наложением рук, когда советская медицина не помогала. А потом какая-то гнида стукнула – лженаучные методики, все такое… Жалко, не дожил до наших дней. Хотя бы меня тренировал… Так, они там начали. Вроде порядок.

– Ну и ладно, – сказал Китаец. – Джоник, маленький, иди сюда. Нечего там валяться, простудишься!

Джон выбрался из сугроба и лениво побрел к Китайцу. Из-за тучи опять высунулась луна, яркая-яркая – Китаец со своего поста отчетливо видел, какой Мастер небритый и какие у Доктора круги под глазами. Доктору на вид лет сорок пять, не меньше. Старик. Говорят – самый мощный практикующий сенс в мире. Да еще и Доктор – в смысле доктор каких-то своих хитрых наук. Если верить слухам, ему стоит пальцем шевельнуть – все мы тут замертво попадаем. Но вот выдернули его из постели среди ночи – прискакал как миленький. Уважает. Знай наших.

Действительно, чересчур светло от этой луны. Обстановка во дворе раздражала Китайца. Боцман тоже явно нервничал. Охотники не любят удаляться от своих машин, они привыкли держать под боком медицинский фургон, и хотя бы один «Рэйндж» должен быть совсем рядом. Чтобы в случае чего использовать против твари старое народное средство: бампером под задницу и колесом на спину. А здесь еле-еле удалось втиснуть во двор техничку. Еще охотники не любят рассредоточиваться. Но сразу после несчастья с Кучумом, когда стало ясно, что тварь ушла, Хунта и Крюгер увели почти всю «группу Два» по срочному вызову на другой объект. Теперь Петрович один караулит снаружи, у машин, а Боцман психует здесь, внутри. Когда человек и собака остаются без поддержки, то в бою это терпимо – в бою все сойдет, кроме севших аккумуляторов. А вот стоять в напряженном ожидании Боцман в одиночку не хочет, а Сильвер просто не будет. Поэтому Боцман нервничает, а Сильвер, кажется, сидя заснул. Дрянная ночь, дрянная организация. Плохо Дело – любимый термин Мастера – во всей своей красе.