Манящая тайна - Сара Маклейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оправдание…
Он помотал головой и прохрипел:
— Так ты… — Темпл замолчал. А она зажмурилась, не в силах встретиться с ним взглядом. Нет! Этого не может быть! — Посмотри на меня.
Тут она выпрямилась и пристально посмотрела ему в глаза.
«Господи!» — мысленно воскликнул Темпл.
— Говори. Кто ты?
— Я Мара Лоув.
Но этого не может быть.
— Ты мертва.
Она покачала головой, и ее золотисто-каштановые волосы в пятне света вспыхнули красным.
— Я жива.
Все в нем словно оцепенело. Все то, что бурлило столько лет. А затем все взревело, как сама преисподняя.
Он повернулся к двери, чтобы отпереть ее, чтобы сделать хоть что-нибудь, — лишь бы сдержать гнев. Замки один за другим поддавались его рывкам, щелкая и лязгая.
— Так как же, ваша светлость?
Эти слова вернули его к действительности. Ваша светлость… Титул, для которого он был рожден. Теперь этот титул наконец-то принадлежал ему. Он стал подарком от той, которая его отняла. Его светлость, герцог Ламонт…
Темпл широко распахнул дверь и повернулся лицом к женщине, изменившей его жизнь. Разрушившей его жизнь.
— Значит… Мара Лоув? — Имя это прозвучало так, словно выплыло из далеких глубин истории.
Она кивнула:
— Да, совершенно верно.
Темпл коротко резко хохотнул — только на это он сейчас был способен. Мара в замешательстве взглянула на него, и он, насмешливо поклонившись ей, проговорил:
— Мои извинения. Видите ли, не каждый день убийца встречает свою жертву.
Она вскинула подбородок.
— Вы меня не убивали! — Она произнесла это тихо, решительно и отважно — этой отвагой он мог бы восхититься. Эту отвагу ему следовало бы возненавидеть.
Значит, он ее не убивал? О Боже, какое облегчение!
Так… Но черт побери, что же тогда произошло?
Темпл шагнул в сторону и указал в темный коридор за дверью.
— Входите. — Это была не просьба.
Мара колебалась, и в какой-то миг ему показалось, что она убежит.
Не убежала, глупая девчонка. Хотя ей следовало убежать.
Она протиснулась мимо него, задев юбками его сапоги, и это прикосновение напомнило ему, что она — из плоти и крови, что она жива и теперь принадлежит ему.
Глава 2
Когда дверь захлопнулась и лязг замков подчеркнул тишину этого темного дома, Мара вдруг подумала, что совершила величайшую ошибку в своей жизни. А это кое о чем говорило, — если учесть, что через две недели после своего шестнадцатилетия она сбежала из-под венца и при этом подвела сына своего жениха под ложное обвинение в убийстве.
Его сына, который теперь наверняка подумывал: не превратить ли это ложное обвинение в правду?
Его сына, имевшего полное право впасть в ярость.
Его сына, рядом с которым она сейчас стояла в неприятно узком коридоре. Наедине. Глухой ночью.
И сердце Мары в этом замкнутом пространстве бешено колотилось. Казалось, каждая клеточка ее тела вопила: «Беги!»
Но бежать она не могла. Брат сделал побег невозможным. Колесо судьбы повернулось. Ее сюда привело отчаяние. Настало время встретиться лицом к лицу с прошлым. Встретиться лицом к лицу… с ним.
Собравшись с силами, она повернулась, стараясь не обращать внимания на то, как его огромная фигура — он был выше и шире любого известного ей мужчины — нависает над ней в темноте, перекрывая выход.
Он сделал шаг вперед, протиснулся мимо нее и начал подниматься по лестнице.
Мара колебалась. Она кинула взгляд на дверь. Может, снова исчезнуть, снова изгнать Мару Лоув? Однажды ей уже удалось затеряться. Почему бы не проделать это еще раз?
Да, можно сбежать. И в результате потерять все, что у нее есть. Все, ради чего она так тяжко трудилась.
— Вы не пробежите и десяти ярдов, как я вас поймаю, — сказал он, словно прочитав ее мысли.
Ну вот, еще и это…
Она подняла глаза — он наблюдал за ней сверху, и в первый раз за этот вечер на его лицо падал свет. Двенадцать лет изменили его — и не самым банальным образом. Из восемнадцатилетнего мальчишки он превратился в тридцатилетнего мужчину Нежная, безупречно гладкая кожа исчезла, сменившись обветренной угловатостью, покрытой темной щетиной. Более того, в глазах не осталось и намека на смех, искрившийся в них той ночью, целую жизнь назад. Они остались черными как ночь, но теперь в них скрывались мрачные тайны.
Конечно, он поймает ее, если она побежит. Но ведь ради этого она и пришла сюда, верно? Пришла, чтобы быть пойманной. Чтобы разоблачить себя. Заявить, что она — Мара Лоув.
Прошло уже много лет с тех пор, как она называла себя этим именем. С той минуты, когда она ушла той ночью, она звалась Маргарет Макинтайр. Но сейчас снова стала Марой, и это была единственная возможность спасти то, что только и имело для нее значение.
Да, у нее не было выбора — пришлось снова стать Марой.
Эта мысль заставила ее стремительно взлететь наверх, в комнату, являвшуюся отчасти библиотекой, отчасти кабинетом — то есть в комнату исключительно мужскую. Он уже зажигал свечи, и золотистое свечение заливало мебель с обивкой мрачных темных тонов.
Когда Мара вошла, хозяин присел на корточки, чтобы развести огонь в камине. Это выглядело совершенно неуместно — герцог, сам разжигающий огонь. Не удержавшись, она спросила:
— У вас нет слуг?
— По утрам приходит женщина убираться, — ответил он, выпрямившись.
— И больше никого?
— Никого.
— Почему?
— Никто не хочет ночевать в одном доме с герцогом-убийцей. — В его голосе не было ни гнева, ни печали. Была только констатация факта.
Он налил себе порцию скотча, но ей не предложил. Не предложил и сесть, хотя сам опустился в большое кожаное кресло. Сделав глоток янтарной жидкости, он положил щиколотку на колено, небрежно опустил стакан и уставился на нее — черные глаза наблюдали, всматривались, видели все.
Она скрестила на груди руки, пытаясь унять дрожь, и смело посмотрела ему в глаза. В эту игру могли играть двое, тем более эти двое, обладавшие сильной волей.
«А ведь я сама выбрала эту жизнь, — промелькнуло у нее. — Я решила все изменить, а он оказался жертвой моего детского, моего идиотского плана. Как жаль…»
И это была правда. Она действительно не собиралась делать так, чтобы тот очаровательный юноша — сплошные мускулы, грация и неизменная улыбка на губах — пострадал из-за ее побега.
Но она не попыталась его спасти.
Мара отмахнулась от этой мысли. Слишком поздно приносить извинения. Она сама постелила себе постель, так что придется в ней спать.
Он сделал еще один глоток и чуть прикрыл глаза — словно она могла не заметить его изучающего взгляда. Словно не ощущала его даже кончиками пальцев на ногах.
