Дом для Пенси (СИ) - Лерой Анна Hisuiiro

— Неужели ты думаешь, что меня привлекает смотреть, как на моих глазах кто-то умирает? Да, в ваших историях мы — чудовища. В принципе ничего не имею против. Но у меня были планы. Ты мне живая нужна, человек…

— Что за планы?

— Ты ведь ищешь видерс? Я тоже. Я прихожу сюда не так часто, но от такого лакомства отказаться очень сложно.

— Лакомство?

— Пф-ф-ф, — фыркает руинник и обхватывает теплыми ладонями ледяные щеки Пенси. — Сиди вот так. Так о чем я? Да! Люди пьют свою отвратительную брагу, а я жую листья видерса. Что непонятного? А план у меня такой. Я здесь уже третий день, рой мне не так страшен, пробиться к видерсу могу хоть сейчас. Но даже мне не под силу одновременно отгонять его и ломать ветви. Видерс не любит спешки и излишнего шума, и рой ему рядом тоже не нужен. Если дерево встревожится, то это будут последние побеги, которые мне удастся увидеть.

— Так тебе нужна помощь? — горячие ладони помогают ей дышать и думать, а еще удивляться.

— Изначально я всего лишь планировал отвлечь рой охотником, а видерс собрать в одиночку. Или собрать видерс с охотником, а потом оставить его рою.

— Убить и обокрасть?!

— Разве это кража — взять у мертвеца? Он бы всё равно не вышел живым из этих руин.

— Ты же говорил, что тебе не нравится смотреть на смерть! Ты — убийца! — Пенси с трудом может сдержать ужас.

— И чудовище в одном флаконе, — зевает руинник, и Пенси видит: зубы у него и вовсе не человеческие. — Но, как я уже сказал ранее, чтобы выжить здесь, нужно быть или мной, или иметь твое везение.

— И в чем мое везение?

— В том, что ты — женщина. Обычно за видерсом приходили мужчины. А с ними сложнее, чем с вами, и травматичнее. Да и мало какой мужчина привлечет меня настолько, чтобы я предложил ему выжить таким образом.

— Каким образом? — эхом повторяет за руинником Пенси.

— Совокупившись со мной, конечно, — чудовище добавляет к словам жутко неприличный человеческий жест, которого, по мнению Пенси, ему и знать-то не полагается, и ситуация еще сильнее напоминает кошмарный сон, что всё никак не заканчивается.

1-4

Пенси выходит к границе Черного леса в тот час, когда сумерки мягко переходят в беспросветную тьму ночи. Из всей поклажи за спиной лишь перевязанный, да на скорую руку отремонтированный рюкзак. Она стоит на небольшом холме между деревьев и просто следит за блуждающими по улицам людьми. Сердце наконец успокаивается. Она действительно дошла. Ноги тут же подкашиваются, и Пенси падает в сугроб. Какое-то время она просто сидит, наслаждается видом жизни внизу, пока кто-то из прохожих не замечает ее издали и не выкрикивает что-то в ее сторону.

— Эй, ты в порядке? — не с первого раза разбирает она слова.

— Да, все хорошо, — Пенси машет в ответ рукой. Она действительно чувствует себя неплохо, просто устала и замерзла. Увы, этот холод до сих пор рядом с ней с того момента, как их тропы — ее и руинника — разошлись. Даже видерс, любовно завернутый в ткань и спрятанный за пазухой, не помогает. Возможно, всё, что ей нужно, это скорее дойти до гостиницы и согреться, а не сидеть в сугробе. Случается, что охотников находят замерзшими у самой границы поселения. Ужасно, но порой не хватает всего лишь капли сил, чтобы дойти до безопасного места. Пенси с трудом поднимается на ноги. Конечно, усталый организм тут же жалуется в ответ — больно, — но холод внутри притупляет остроту ощущений.

На главной улице действительно немало бродящего люда, некоторые из прохожих выглядят скорее как торговцы, чем как охотники. Пенси провожают удивленные взгляды, но никто не останавливает ее. Раз сама идет, то все остальное поправимо. Пенси же беспокоит другое: откуда в поселении столько людей, разве мог перевал оттаять, пока ее не было? Когда она отправлялась в дорогу, до конца зимы оставалась ни много ни мало еще половина срока. Но, похоже, всё действительно так: у гостиницы пана Лежича стоят три тяжелогруженые телеги, а богато одетый купец, растопыривая пальцы в сверкающих перстнях, о чем-то спорит со всадником на гарцующей лошади.

С крыши ей на щеку капает вода — верный признак внезапной оттепели. Пенси протискивается мимо входящих и выходящих людей внутрь постоялого двора, проскальзывает через забитые столы к барной стойке и устало падает на свободное место.

— Эй, здесь занято! Эй, ты оглохла?! — кто-то тормошит Пенси за плечо, но ей всё равно. Отдых для ног и полированная столешница вместо подушки — это предел мечтаний. Кажется, даже холод отступает перед ощущением комфорта. Шум за спиной набирает обороты, она, скорее всего, действительно заняла чье-то место. Но тут среди оскорблений наконец слышен голос пана Лежича:

— Пенси, девочка, это ты?!

Она устало приподнимает голову и кивает. Горячие шершавые пальцы неожиданно касаются ее щеки.

— Да ты ледяная! Перевалом клянусь, я уже проклял тот день, когда отправил тебя за дивностью! Тебя не было тринадцать дней! Я уже подал прошение на поиски в союзный дом! Что случилось?!

Сил Пенси хватает лишь на то, чтобы вытащить из-за пазухи сверток с драгоценной добычей и пододвинуть его ближе к пану Лежичу.

— Мне бы комнату, — просит она, но трактирщик еще долгие мгновения молчит, глядя пустыми глазами на то, что оказывается под слоями тканей.

— Видерс, — наконец, произносит он. Это слово сказано тихо, но мгновенно разносится по всему залу. И даже перестук пивных кружек замирает.

— Да ладно… Не может быть… — блуждает по залу от охотника к охотнику. Никому так просто не хочется верить в то, что какая-то девица определенно случайно нашла золотой клад. Потом ропот перерастает в движение. Каждому охотнику в зале нужно стать тем счастливчиком, кто увидит эту легендарную дивность или, еще лучше, коснется ее. Ведь говорят, что однажды встреченная добыча обязательно попадется и второй раз.

— Иди, отдыхай, — протягивает ей ключ пан Лежич. Он даже не прячет выложенный на столешницу ценный груз. Здесь нет самоубийц. Кража принесенной заказчику добычи в сообществе охотников карается даже суровее, чем предательство или дезертирство. Могут привязать к дереву в чаще Черного леса, могут оставить у позорного столба в центре поселения на потеху людям.

Пенси медленно бредет по лестнице. Ей уступают дорогу спускающиеся постояльцы, ей смотрят вслед притихшие коллеги по ремеслу, в дальнем углу несколько купцов просчитывают, какую цену они готовы заплатить за грамм чудодейственного дерева, и спорят, низко шипя. Стоит ей исчезнуть за дверью комнаты, как из нижнего зала доносится чуть ли не рев — так ошалевшая толпа рвется поглядеть на чужую добычу. Но Пенси уже все равно: она слишком долго мечтала о горячей воде и теплой кровати.

Сон начинает окутывать ее почти сразу, но она отчаянно сопротивляется. Не только потому, что не хочет утонуть. Ее мучает другой страх: ей до сих пор холодно, несмотря на хорошо натопленную комнату. Порой Пенси кажется, что она не добралась до поселения, не выбралась из той ледяной ловушки, а всё вокруг это лишь кошмар, который снится, пока ее тело медленно превращается в лед. Не было никакого видерса, не было горячей руки, выдернувшей ее из-под роя, не было обжигающего дыхания, и огненное солнце никогда не опаляло ее кожу…

Пенси проводит мягкой мыльной пеной по рукам, плечам и груди, медленно опускает ладони в воду, невесомыми касаниями влажных пальцев протирает лоб и щеки от влаги, скопившейся из-за жаркого воздуха и воды. Стоит ли вспоминать, когда в последний раз ей было настолько горячо? Память услужливо подсказывает моменты, от которых на считанные мгновения холод внутри отступает.

* * *

Когда руинник сказал то, что сказал, Пенси и не думала принимать его слова всерьез. Чем подобное может быть, кроме как шуткой? Первое же прикосновение расставляет всё по местам. Можно ему отказать. Но как назло ей не страшно и не противно, будто что-то внутри нее целиком и полностью дает разрешение на то сумасбродство, что будет происходить потом в почти полной темноте. Хотя какая же это темнота? Ведь руинник светится, будто рой крошечных, но жгучих огоньков. Пенси неожиданно для себя самой тянется к этому теплу и впитывает ласки, и каждое касание пальцев и губ рассыпает вокруг них, переплетенных рукам и ногами, вихри золотистых искр. Даже когда она от интенсивности ощущений закрывает глаза, огонь вспыхивает и за закрытыми веками…