Альт-летчик - Найтов Комбат

– Дорогие мои девушки, чтобы вылететь еще раз, понадобится куча времени: костюм для полетов у меня один, плюс на подготовку великой княжны к полету мы затратили два с лишним часа. Поэтому на сегодня полеты закончены. Я обещал этот полет только великой княжне три дня назад. Я свое обещание сдержал, несмотря на опоздание и хамское поведение ваших знакомых.

– Но мы все хотим подняться в небо!

– Пока на таких планерах умею летать только я. Других инструкторов нет, и я не в силах обучить всех желающих, тем более что мой отпуск скоро заканчивается, а занимаю я очень серьезный пост в Особом комитете по возрождению флота. Но я могу пообещать, что Гатчинский авиаотряд весь будет обучен этим полетам и инструкторы у нас будут. Плюс ожидается значительный приток желающих со стороны Петербургского Товарищества Авиации, по меньшей мере мне это обещали. Кстати, это один из путей в небо для девушек.

Но нас, оказывается, подслушивали! Из кустов вышли два гвардейца и тот самый, отправленный вниз, мичман.

– Господин инженер-полковник, разрешите обратиться?

– Слушаю вас, мичман.

– У нас два вопроса: где вас найти, чтобы вручить вам вызов от лейб-гвардии корнета Васильева? За вами – выбор места и оружия.

– Метательный нож, здесь в Дудергофе, у верхнего озера. Это вон там, за тем пригорком.

– Что это такое «метательный нож»?

– В Карском гарнизоне – весьма распространенное оружие для войны в горах. Примерно такое. – Я достал из бокового кармана комбинезона обнаруженный еще в Царицыне, небольшой, красиво украшенный, метательный нож из булата. Я его брал в воздух в качестве стропореза. Показал и метнул его в сосну, на которой висело какое-то объявление.

Один из секундантов пошел считать шаги до дерева, у него получилось двадцать два шага. Он даже присвистнул, громко объявил результат и с трудом вынул нож из дерева и фанерки. Сбил ударом кулака дощечку и принес ее обратно.

– Вот, ему надо показать. Ох и не завидую я ему! Господин полковник! Главный вопрос: как перейти в ваш авиаотряд? Мы внимательно смотрели, что вы вытворяли в воздухе, и хотим так летать. Все трое. Подпоручик Гальвин, лейб-гвардии Семеновский полк.

– Да ничего такого особенного я не вытворял, я же девушку вывозил, она впервые в воздухе.

В общем, тащить вниз собранный планер мне не пришлось, а ближе к вечеру все четыре офицера приехали в Мариенбург, в мастерскую, приезд четвертого кодексом был не предусмотрен, за исключением одного случая: принесения извинений, которые были приняты. Но из всех четверых в школу поступил только Гальвин. Мичман Воронов закончил планерную школу при ПТА, затем одним из первых переучился на моторный дельтаплан, не уходя из экипажа яхты «Штандарт», на которой он стал старшим помощником командира. Но это было уже позже. В общем, начало моей жизни в северной столице началось достаточно бурно и с небольшими приключениями. Не любили здесь новичков, никто же не знал того, что я здесь прожил большую часть своей жизни, и, надеюсь, еще поживу, тем более что сразу после выпуска второго аппарата я передал все в производство, а сам уселся конструлить спасательный парашют С-3У. Затем подъехал Уфимцев, который резонно посчитал, что Курск и Петербург по своим возможностям сильно различаются, и начались бдения с системой управления этим, достаточно капризным, движком.

Глава 3. Рождение компании и технические сложности первого этапа

Но пока из Франции привезли первые чушки алюминия, пока мы освоили выпуск шести различных сплавов в Политехе у старшего Лебедева, мы успели полностью переделать двигатель АДУ-3, который был компрессионным, в двухтактный бензиновый, с продувочным двухроторным компрессором. Один двигатель делали самолетный, второй, с кривошипно-камерной продувкой, был малого веса и малой мощности, его планировали установить на дельтапланы. Плюс удалось «выбить» командировку в Швейцарию, откуда я привез патент на выпуск двигателей типа Сальмсон. Семи- и девятицилиндровые. Там же удалось договориться о приезде сюда шести ключевых инженеров-теплотехников этой небольшой малоизвестной фирмы. Но они первыми в мире приступили к созданию не вращающихся «звезд», в прямом и переносном смысле этого слова. Запатентовать свой двигатель они еще не успели, ни одна машина с ним еще не летала. Патент на него создавали уже здесь, в России. Из Франции завезли основную часть оборудования для ковки шести кривошипных коленвалов. Но это – задел на будущее, эти технологии еще только предстоит освоить, основной упор делался на производство однорядных звезд в кремний-алюминиевом картере, но не водяного, а воздушного охлаждения, тогда как «Сальмсон» ориентировался на водяное охлаждение. Первый же двигатель АДУГ-4 имел ни много ни мало 200 лошадиных сил мощности при весе 90 килограммов, его удельная мощность равнялась 2,21 л.с./кг веса. Ghome и Rhone даже одну лошадь на кило выдать не могли. По весу, а ориентировались на него, мы попали, вес 80-сильного «Гнома» был 94 килограмма, а вот аэродинамика и прочность «Фармана» вряд ли могла позволить установку такого двигателя. Почти безусловно развалится. В общем, возить девушек стало совершенно некогда. На Вороньей горе и на аэродроме установили рельсовые дорожки, по которым катались стартовые тележки, и между делом я активно готовил инструкторов-планеристов в составе 25 человек, первого набора курсантов нашего отряда, только научившись летать на пилотажном дельтаплане, человек имел право пересесть на самолет, которые тогда назывались по-французски. Дабы не выбрасывать все имеющиеся «Фарманы», мы уменьшили объем АДУГ-4, доведя их мощность до 130 лошадиных сил, и увеличили объем топливных баков. Если летом 1911 года из восьми самолетиков из Гатчины в Москву долетел только один за 25 часов 56 минут, то осенний перелет 12 машин в группе, несмотря на более плохие погодные условия, позволил без единой потери за 8 часов, с одной посадкой, перелететь на Ходынское поле. Мировой рекорд перелета в группе. Но чего это стоило! Понимаете, движок – очень хороший. Просто замечательный! Но у него есть одна особенность: он – двигатель, он – движется, весь. У него две точки опоры, в которых стоят опорно-упорные подшипники, а все остальное – вращается в разные стороны. А чтобы он вращался, ему требуется подать топливо. С этой задачей сам Уфимцев справился лишь частично, из-за чего он и забросил свой гениальный двигатель и прекратил с ним заниматься в 1912 году. Я же профессионально занимался этой проблемой в конце 80-х – начале 90-х и создал уплотнение, которое не имело точек трения, если не считать гидравлического. И именно в неподвижной крышке полого вала двигателя я сделал карбюратор диафрагменного типа, через который подавалось не топливо, а богатая газовая смесь, впоследствии смешивалась с продувочным воздухом, обеднялась – и отлично горела, причем в нужном месте. В цилиндрах, а не в картере. Этот карбюратор позволял регулировать обороты двигателя от самого малого до форсажа. И ни одной трущейся детали. Все уплотнения – неподвижные, часть из них имели гидравлические запоры. Надежность и наработок до первой переборки подскочили с 10 часов до 400. Была возможность поднять наработок еще выше, но родились другие двигатели, и мы его забросили, по большому счету занимались только маломощными, альтернативы которым просто не было. Но схема родилась у меня в голове еще в сентябре, а полностью реализовали ее через три недели. Успели перемоторить дюжину самолетиков и принять участие в московском воздушном параде. Одновременно установив рекорд группового перелета. Что немаловажно, весь полет проходил по графику, садились на дозаправку строго в определенном месте. После этого Ульянин признал, что идея его «складного самолета» устарела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145}) (window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Той осенью все 12 машин летели вооруженными 24 британскими пулеметами «Льюис», правда, под британский патрон. Фирма обещала прислать пулеметы под «54R». Наш «большой шеф» проел мне плешь, говоря, что пулеметы должны быть на турели, но я настоял на варианте, когда целится и стреляет пилот, а не летнаб. Добавка 50 «собачьих сил» несколько изменила возможности «старого» биплана, но внутри нашей будущей корпорации уже трудился «конструкторский отдел» в составе трех человек: Шаврова, Кербера и… Поликарпова. Кстати, Игорь Иванович Сикорский, несмотря на уговоры, к нам не пошел. То есть его отъезд в Америку был предрешен еще тогда, он был «настоящим западником» и горел только одной мыслью: быстренько срубить «капусту» и успеть на последний пароход. Просто самолеты в Америку еще не летали. На все наши успехи смотрел с легким презрением: сперли идею у Лилиенталя, биротативные движки – русское УЕ, мощные двигатели воздушного охлаждения – будут перегреваться и тупиковая ветвь моторостроения. Переговоры с ним я прекратил, как только Шавров и Кербер перешли на работу в отдел, а Поликарпова просто переманил, пару раз поужинав в его компании в Питере.