Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido) - Освальдо Сориано

Капрал Гарсиа снова закрыл окна кусками картона.

— Здорово им подсыпали, дон Игнасио. Молодец Сервиньо!

Алькальд опустился в кресло для посетителей и посмотрел на прикрытый Газетами труп Мойяно.

— А теперь? — спросил он.

— Что теперь? — ответил вопросом на вопрос Гарсиа.

— Вот именно. Что скажет Перон?

— Обрадуется, — заметил капрал. — И гляди, меня еще комиссаром полиции назначит.

Когда самолет пролетал над городом в первый раз, Гульельмини нырнул в труду лома, которую представляли собой сгоревшие пикап и грузовик, и, плотно прижимаясь к асфальту, прополз под шасси. Естественно, его шикарный костюм моментально превратился в грязное рубище, а руки н лицо покрылись сажей. Окинув взглядом укрытие, Гульельмини различил под «шевроле» двух молодых людей из тех, что приехали вместе с ним, и пополз к ним. Один из парней, брюнет с маленькими глазками, держал в руках большущий карабин. Другой, остроносый, со светло-каштановой шапкой волос, водил по лицу платком, еще больше размазывая грязь.

— Куда нас привезли? — ворчал брюнет. — Разве это серьезная работа?

Пытавшийся подползти еще ближе Гульельмини услышал треск рвавшегося отворота брюк, которым он зацепился за выхлопную трубу грузовика.

— Круто заварили, — сказал интендант, — Придется дожидаться ночной темноты и брать штурмом.

— Если нас раньше не отравят, — пробурчал тот, который тер лицо платком.

— Когда самолет снова появится, буду стрелять в него. Улетел за горючим, — предположил державший в руках карабин.

— Скорее за ДДТ, — пробормотал интендант.

— Светлого времени осталось мало. Пока соберется в обратный путь, ночь тут как тут, — сказал брюнет.

Втроем они вылезли из-под останков машин на опустевшую улицу. Гульельмини прочихался и сплюнул. Небо в лучах заходящего солнца окрасилось В рыже-красноватый цвет. Раскаленный воздух, подобно, жару из горна, обжигал лица и руки.

Они пошли в сторону площади. Под растерзанными брюками интенданта кровоточила царапина на щиколотке. Брюнет, забросив карабин на плечо, вытащил из кармана темные очки, но убедившись, что они разбиты, швырнул их в канаву.

Прогремел выстрел. Брюнет как-то странно дернулся и тут же свалился навзничь. Острая боль резанула по ноге и отдалась в спине. Все же он собрался с силами и, слегка приподнявшись, стал ощупывать себя руками, отыскивая рану. Она оказалась в левом колене. А увидев улепетывавшего Гульельмини и своего друга, едва за ним поспевавшего, парень от досады и бессилия заревел.

— Попал, дон Игнасио! Без ноги теперь останется! — закричал Гарсиа, засовывая пистолет за пояс.

Алькальд подошел к окну и приложился глазом к отверстию в картоне.

— Ты меткий стрелок, капрал! — сказал он, — Нам такие пригодятся.

После этих слов Игнасио удалился в туалет и заперся там. Ему хотелось сосредоточиться. Он понимал, что продержаться всю ночь не удастся, равно как и не удастся покинуть муниципалитет, поскольку за патио будут наблюдать с крыш. «Пока у Гарсиа и у меня оружие в руках и есть патроны, противник не пробьется к муниципалитету. А что будет, когда патроны кончатся?» Игнасио посмотрел на часы и завел их. «Через час самолет уже не сможет пролететь между домами, — подумал он. — Как бы то ни было, а Сервиньо поработал здорово. Итак, шансов мало. Сдаваться в темноте, без свидетелей невозможно». Всплыл вопрос: а где жители города? Почему они не идут помочь ему?

Спустив воду, Игнасио подошел к зеркалу и выдавил прыщ на носу. Затем открыл дверь и направился в кабинет.

Матео с перекошенным лицом сидел на полу.

— Такого я и представить себе не мог, дон Игнасио, — сказал он.

— Я тоже. Приготовь мате. Хочешь?

Два полицейских из муниципалитета сначала оттащили комиссара в тень под деревья. А затем с помощью еще двоих парней перенесли его на тротуар перед кинотеатром. Подошла «скорая помощь». Раненого положили на носилки и подняли в машину. Пятеро вошли в нее вслед за носилками, шестой уселся рядом с шофером.

— Куда повезем?

— На железнодорожный склад, в подвал.

Карета «скорой помощи» осторожно тронулась с места и поехала, удаляясь от центра. Льянос пришел в себя, когда шины прошуршали по проселку. Не сразу он понял; что происходит. Перед глазами, как обрывки сна, возникали картины: вот ствол револьвера, нацеленный ему в лицо. В отдалении — люди, грязные, одетые в истертые джинсы, в нахлобученных капюшонах, с автоматами в руках. Они то и дело сплевывают почти ему под ноги.

Чуть приподняв голову, Льянос спросил:

— Что такое? Куда меня везут?

— Ты военнопленный, — ответил парень, державший в руках пистолет.

— В какой войне?

— В той самой.

От нестерпимой боли Льянос опустил голову на край носилок. Впервые в жизни ему показалось, что добраться до поста комиссара полиции в Тандиле — дело трудное.

Самолет, спланировав над покрытым редкой травой полем, приземлился и подрулил к навесу.

Сервиньо и Хуан, открыв дверцу, ловко спрыгнули на землю. Хуан тут же достал бутылку и, сделав несколько больших глотков, передал ее Сервиньо. Тот, взяв горлышко бутылки в рот, потягивал жидкость и следил, как прячется за ровной чертой горизонта заходящее солнце.

— Мало всего, так еще и дождь собирается, — сказал он негромко, взглянув на Хуана. — Принеси канистру.

Хуан бросился к навесу и тотчас же вернулся с банкой в руке.

— Литров десять будет, — сказал он.

— Маловато, черт побери!

— ДДТ больше нет, — отметил Хуан, заливая бензин в бак.

Сервиньо прикинул, что и с десятью литрами он сможет на большой скорости пролететь над улицами и приземлиться на ближайшем поле по другую сторону города. «Стоит ли игра свеч?» — подумал он и громко произнес:

— Ночью полечу.

— Ты что, рехнулся?

— Послушай! Поезжай в город на велосипеде и попроси людей, живущих поблизости от муниципалитета, чтобы они, когда услышат шум мотора, зажгли перед своими домами свет. Над этим коридором я и проведу самолет.

— За провода зацепишься.

— Не вчера же я в самолет сел. Вот смеху-то, Хуан, будет!

— Сам говоришь, пойдет дождь… Это бред, дружище…

— Ну, хватит чепуху молоть. Оповестив людей, жми в муниципалитет и сиди там. А в подходящий момент подскажи дону Игнасио три раза мигнуть светом перед зданием. Вот тут-то я и взлечу.

— А чем бомбить станешь?

— Дерьмом. Я их в дерьме утоплю.

— У-у-ух! — вскрикнул Хуан, хлопая по плечу друга.

— Не проколи только камеры в велосипеде, — проворчал Сервиньо и пошел под навес.

Вернулся он с лопатой и десятком мешочков из парусины. Погрузив все это в самолет, Сервиньо залез в кабину, запустил двигатель и, прогрев его немного, подрулил на «Бычке» к краю поля. Разбег и взлет много времени не потребовали. Сервиньо был уверен, что владелец свинофермы Родригес не только скажет ему спасибо за то, что он бесплатно вычистил его свинарник, но еще даст в долг двадцать литров бензина. Держась правой рукой за рычаг управления, Сервиньо пошарил левой под сиденьем в надежде найти бутылку. Но к сожалению, ее там не оказалось — видимо, прихватил Хуан.

— Пьянчуга! — в сердцах выругался он и резким движением прикрыл окошко, через которое со свистом врывался поток воздуха.

Интендант, добравшись до банка, тотчас же принял душ. Суприно вручил ему свой костюм, сорочку и белые трусики. Гульельмини, позволив Рейнальдо перевязать ему рану на щиколотке, переоделся во все чистое и сел около стола. Парень с тоненькими усиками и желтой повязкой на правом рукаве рубашки подавал кофе, когда в кабинете появился Гусман. Рука у него была завернута в платок и подвешена х шее. На повязке выступили темные пятна крови.

— Прибыли корреспонденты. Делают снимки на улицах, Один из них хочет взять интервью у Игнасио в муниципалитете.

— Взять их под охрану полиции. К месту события не пускать. Фотоаппараты пусть оставят здесь. Я сам проведу пресс-конференцию.

— Я сообщу комиссару полиции, — сказал Гусман.

— А где он?

— Не знаю, Разве он не с вами был?

— Нет. Тогда скажите младшему офицеру Росси, чтобы ребята в штатском взяли муниципалитет в плотное кольцо и никого не подпускали бы.

Гусман ушел. Гульельмини закурил сигарету и, оглядывая помещение, произнес:

— Они знают, как писать. Коммунисты, оружие, бомбы в доме Всеобщей конфедерации труда, стреляли в мое авто, покушение на меня, я остался невредим только потому, что есть бог на земле. Вот и все. Говорить буду я.

Через пять минут в зал вошли корреспонденты. Поднимаясь с кресла для приветствия, интендант почувствовал, что брюки Суприно ему тесны.

— Ну, ребята, как дела?

Четверо вошедших ответили, что все хорошо. Парень с усиками подал кафе. Трое журналистов вытащили авторучки и блокноты, приготовившись записывать, четвертый включил магнитофон.