Изабелла Баварская - Александр Дюма

— Постойте, что вы делаете? Ведь это же король!..

Герцоги мгновенно остановились. Боясь, как бы с королем не случилось чего худого, они встали на стременах и протянули обнаженные шпаги в сторону толпы с громкими возгласами: «Это король! Это король!» Потом, сняв шляпы, воскликнули: «Честь и слава королю!»

Король — ибо это был действительно Карл VI, сидевший на коне позади Карла де Савуази, — в ответ на приветствия откинул капюшон, и по его длинным светло-русым волосам, по голубым глазам, несколько крупному рту с великолепными белыми зубами, и особенно по всей его изящной и благородной осанке, народ узнал своего монарха, своего короля, которого он наперед, еще в день восшествия Карла на престол, нарек Благословенным и за которым сохранил это имя, несмотря на все невзгоды и бедствия, ознаменовавшие его царствование.

Приветственные возгласы «Да здравствует король!» раздались со всех сторон: пажи и оруженосцы стали размахивать штандартами своих сеньоров, дамы махали шляпами и платками; огромная процессия, которая, подобно гигантской змее, ползущей по оврагу, растянулась вдоль всей улицы Сен-Дени, заметно оживилась, все разом подались вперед, ибо каждому хотелось увидеть короля. Но, воспользовавшись тем, что он был узнан и почтение к его особе заставило толпу расступиться, Карл успел уже скрыться из виду.

Прошло не менее получаса, прежде чем порядок и спокойствие, нарушенные неожиданным происшествием, воцарились вновь. Участники процессии были так возбуждены, что не сразу заняли свои места. В суматохе, вызванной заминкой, Пьер де Краон язвительно заметил герцогине Валентине, что теперь только ее супруг, пожалуй, и задерживает шествие: займи он свое место рядом с нею, королевские носилки тронулись бы в путь, а за ними и вся процессия, но герцог по-прежнему разговаривает с королевой. Хотя герцогиня и пыталась ответить на это улыбкой, но из ее груди вырвался затаенный вздох и взор ее подернулся печалью.

— Мессир Пьер, — сказала она, напрасно стараясь скрыть свое волнение, — почему бы вам не обратиться с этими словами к самому герцогу? Ведь вы же такие друзья!

— Без вашего приказания, сударыня, я ни за что этого не сделаю: разве его возвращение не лишит меня счастья быть вашим телохранителем?

— Единственный мой защитник и хранитель — это герцог Туренский. И раз уж вы ждете моего приказания, то пойдите и скажите ему, что я прошу его вернуться.

Пьер де Краон поклонился и направился к герцогу передать просьбу его супруги. Когда они вместе приближались к герцогине Валентине, в толпе послышался пронзительный крик: какой-то девушке вдруг стало дурно. В подобных обстоятельствах такое случается, и посему высокие особы, о коих идет у нас речь, не обратили на это ни малейшего внимания. Даже не взглянув в ту сторону, откуда донесся крик, они подъехали к герцогине Туренской и заняли свои места рядом с нею. Процессия, казалось, только этого и ждала, ибо она тотчас же тронулась в путь. Однако очень скоро произошла новая заминка.

У ворот Шатле, на возвышении, был построен деревянный, раскрашенный под камень замок с двумя круглыми сторожевыми вышками, на которых находились вооруженные часовые; большое помещение в нижнем этаже было открыто взору публики, так как постройка не имела наружной стены; тут стояло ложе, убранное так же роскошно, как королевское ложе во дворце Сен-Поль, а на нем возлежала молодая девушка, олицетворявшая св. Анну.

Вокруг замка был насажен целый лес пышных зеленых деревьев, и по этому лесу бегало множество зайцев и кроликов; стаи разноцветных птиц перелетали с ветки на ветку, к глубочайшему удивлению зрителей, недоумевавших, каким образом удалось приручить столь пугливые создания. Но каков же был всеобщий восторг, когда из этого леса вышел прекрасный белый олень ростом с оленя из королевского зверинца. Он был так искусно сделан, что его вполне можно было принять за настоящего: спрятанный внутри человек при помощи особого устройства приводил в движение его глаза, рот, ноги. Рога у оленя были позолочены, на голове сияла корона — точная копия королевской, а грудь украшал герб французского короля в виде щита с тремя золотыми лилиями на голубом фоне. Гордой, величавой поступью благородное животное приблизилось к ложу Правосудия, схватило меч, служащий его символом, и потрясло им в воздухе. В ту же минуту из леса напротив появились лев и орел, олицетворявшие Насилие, и попытались завладеть священным мечом; но в это время из леса выбежали двенадцать девушек в белых одеяниях, символизирующих Веру; каждая держала в одной руке золотое ожерелье, в другой — обнаженную шпагу; они окружили прекрасного оленя и защитили его. После нескольких слабых попыток осуществить свой замысел лев и орел были побеждены и возвратились обратно в лес. Живая стена, охранявшая Правосудие, расступилась, и олень, подойдя к носилкам королевы, покорно опустился перед нею на колени. Королева ласково и нежно погладила оленя, как обыкновенно гладила животных в зверинце: она сама и вся ее свита сочли это представление очень забавным и милым.

Между тем уже стемнело, а процессия двигалась очень медленно: разнообразные увеселения на всем пути от Сен-Дени сильно ее задержали. Наконец подошли к собору Нотр-Дам, куда направилась королева. Когда осталось пройти только мост Менял и никто уже не ждал ничего нового, вдруг высоко-высоко над головами, там, где кончаются башни собора, появился человек, одетый ангелом. Он шел по тонкой, едва заметной глазу проволоке, держа в каждой руке по зажженному факелу, и каким-то чудом словно паря над домами, выделывал замысловатые пируэты, пока не опустился на крышу одного из строений, окружавших мост[4]. Когда он оказался перед королевой, она запретила ему продолжать опасные трюки, но он, понимая, чем вызван ее запрет, не посчитался с ним и, изловчившись, дабы не оказаться спиной к своей повелительнице, снова поднялся на вершину собора и исчез в том же самом месте, откуда появился. Королева полюбопытствовала, кто этот столь ловкий и гибкий человек, и ей объяснили, что он генуэзец по происхождению, большой мастер на такого рода трюки.

Во время этого последнего представления в ожидании королевского кортежа на мосту Менял собралось множество продавцов птиц, и в ту минуту, когда королева проезжала по мосту, они раскрыли клетки и выпустили пернатых на волю. Таков был старинный обычай. Он выражал неизменную надежду народа на то, что новое царствование принесет ему новые вольности; обычай этот теперь забыт, но надежда в людях жива и поныне.

Возле собора королеву встречал епископ Парижский. Он вышел на ступени храма, облаченный в митру и епитрахиль; вместе с ним были высшие священники и представители Университета, коему прозвание старшего детища короля давало право быть представленным на коронации. Королева сошла с носилок, а следом за нею и дамы ее свиты; кавалеры поручили лошадей своим пажам и слугам, и, сопровождаемая герцогами Туренским, Беррийским, Бургундским и Бурбонским, Изабелла вошла в собор. Впереди шествовали епископ и духовенство, стройным и торжественным хором вознося хвалу Господу Богу и Пречистой Деве Марии.