Мальчик, который хотел стать человеком - Йорн Риэль

— Кажется, лед треснул, — ответил Апулук.

Они вышли из палатки и увидели, что лед действительно треснул. Длинная полоска воды отделяла их от земли. Перепрыгнуть через такую широкую трещину они не могли.

Наруа схватила Лейва за руку.

— Ты умеешь плавать? Мы с Апулуком не умеем.

Лейв кивнул:

— Свяжите гарпуны. Я попытаюсь доплыть до саней и собак.

Пока Апулук и Наруа связывали длинные гарпуны, Лейв разделся. Апулук с Наруа обвязали его ремнем, и он с громким криком бросился в воду. Взмахивая руками, он поплыл к берегу, Апулук постепенно отпускал тянувшийся за ним ремень. Наруа с тревогой смотрела вслед Лейву. Ремень кончился, когда Лейв был уже совсем близко от берега. Наруа со страхом сжала руки. Лейв что-то им крикнул, но он уже так устал, что изо рта у него вырвалось только несколько нечленораздельных звуков. Апулук видел, что Лейв как-то отяжелел, руки у него ослабли — и взмахи выглядели бессильными.

— Помогай! — крикнул он Наруа, и они вместе стали тянуть Лейва обратно к льдине. Когда они его откачали, он был еле живой от холода. Брат и сестра втащили его в палатку, засунули в толстый спальный мешок, Наруа зажгла жировую лампу и принялась варить суп из тушки чайки.

— Хорошо, что ты не отпустил ремень, — стуча зубами от холода, пробормотал Лейв. — Я бы не смог проплыть последний кусок и никогда не добрался бы до берега.

Апулук кивнул. Он знал, что вода в Гренландии опасна и что человек может продержаться в ней лишь несколько мгновений, а потом его сведет судорога — и он пойдет ко дну.

— Скоро я накормлю тебя горячей похлебкой, и ты перестанешь дрожать, — сказала Наруа.

Течение подхватило их льдину и медленно несло ее на север. Апулук выглянул из палатки, теперь припай[9] казался лишь узкой белой полоской.

Лейв выпил похлебку, сваренную Наруа. У него сильно болела ступня, но он не сказал об этом друзьям.

— Что теперь будет с собаками? — спросил он.

Апулук зашнуровал створки палатки.

— Когда они проголодаются, они перегрызут ремни и убегут домой, — успокоил он Лейва.

Наруа погасила несколько фитилей в лампе, чтобы поберечь ворвань.

— Тогда отец поймет, что случилась беда, и пойдет с охотниками нас искать, — сказала она.

— Но ведь это будет еще не скоро? — Лейв взглянул на нее. Она кивнула.

— Да, не скоро, — тихо сказала она. И прибавила с надеждой: — Но, может быть, нас еще до этого прибьет к берегу.

На льдине

Ступня у Лейва разболелась не на шутку. Наруа видела, что что-то не так, и решительно потребовала, чтобы он снял камик из заячьей шкуры и показал ей ногу. Ступня сильно распухла, и два пальца посинели.

— Герунек, — прошептала она брату, и Апулук с тревогой взглянул на Лейва.

— Что это? — Лейв никогда раньше не слышал этого слова.

— Ты отморозил пальцы, и теперь твоя нога гниет, — ответила Наруа.

— Что же делать?

Апулук встал на колени рядом с Лейвом и внимательно осмотрел его большой палец.

— Единственный способ — отрезать всю гниль. Тогда, может быть, нога заживет, — ответил он.

Лейв смотрел на потолок палатки.

— Возьми мой нож, он очень острый, — сказал он наконец.

Апулук вынул нож из ножен, сделанных в камике, вытер его шкуркой зайца и сел на колено Лейва.

— Держи его руки, — велел он Наруа.

— Это не обязательно, — сказал Лейв.

Наруа взяла его ладони и крепко сжала обеими руками.

Апулук сделал первый надрез по здоровому месту над посиневшими пальцами, и Лейва пронзила острая боль. Он застонал сквозь сжатые зубы и закрутил головой. Однако сидевший на его колене Апулук не дал ему пошевелить ногой. Наруа так крепко сжимала его руки, что у нее самой побелели суставы на пальцах.

Апулук сделал надрез до кости на поврежденных пальцах, потом с неприятным звуком отломил их один за другим. Лейв несколько раз вздрогнул и затих.

Наруа отпустила его руки, приложила к ранкам кусочки заячьей кожи, смоченные в моче, и крепко перевязала ногу Лейва длинной полоской кожи.

Через несколько мгновений Лейв очнулся и со стоном взглянул на Апулука.

— Это все? — спросил он.

— Да, я отрезал тебе два пальца, — ответил Апулук.

— Теперь я поправлюсь?

— По-моему, да. Остальная нога выглядит здоровой.

Наруа поднесла Лейву котелок с горячей похлебкой. Она улыбалась.

— Выпей это, — сказала она. — Похлебка сварена из твоего родича.

— Какого родича?

— Татеракен. Трехпалая чайка.

Семь ночей они провели на льдине, а потом, на их счастье, течение повернуло к берегу. Льдина близко подплыла к полуострову с невысокими, покрытыми снегом горами, и Апулук надеялся, что она упрется в берег, прежде чем течение повернет обратно в море.

Они быстро сложили палатку, связали спальные мешки и помогли Лейву добраться до того края льдины, который был ближе к суше. Наруа обернула ногу Лейва тюленьей шкурой, и хотя ему было очень больно, он смог стоять, опираясь на пятку.

Апулук не ошибся, край льдины медленно уткнулся в берег, и друзья смогли перебраться на землю. Почувствовав под ногами твердую почву, они испытали небывалую радость и решили разбить лагерь в ближайшей лощине.

Апулук шел впереди со спальными мешками и палаткой. Лейв опирался на плечо Наруа, свой спальный мешок он нес сам, а Наруа тащила кожаный мешок с кухонными принадлежностями.

Они нашли подходящее место и поставили палатку. Апулук занялся высеканием огня. Наруа протянула ему мешочек с дощечкой, палочкой и куском сухого мха. Вставив палочку в углубление, сделанное в дощечке, он стал вращать ее, в то же время надавливая на нее сверху. От быстрого вращения дощечка нагрелась, и появился столбик дыма. Наруа осторожно подвинула к дыму сухой мох, Апулук продолжал вращать палочку. Когда появился первый слабый язычок огня, Наруа наклонилась и стала дуть на него, огонек разгорелся. Вскоре уже весь мох горел небольшим чистым пламенем.

Апулук вспотел. Добывать огонь было непросто, и Лейв с восхищением смотрел на друга. Лишь когда огонь разгорелся, Апулук установил подставку из полярной березы, на которую Наруа могла повесить котелок. В тот вечер они ели подкаменщика, пойманного ею во время отлива. После сухого тюленьего мяса, которым они питались на льдине, свежая рыба показалась им очень вкусной.

— Странно, — сказал Лейв, когда они, сытые и согревшиеся, уже лежали в своих спальных мешках, — почему мы, исландцы, зовем вас скрелингами?

— А что значит скрелинги? — спросила Наруа.

— Это обидное слово, оно означает «слабые», «хилые», — объяснил Лейв и невольно улыбнулся при этой мысли. — Не знаю, почему они считают вас слабыми и глупыми, ведь когда доходит до дела, вы оказываетесь гораздо сообразительнее и ловчее нас. — Он высунулся из капюшона. — Будь я один, я бы уже погиб на той льдине, умер бы от загнившей ноги или замерз здесь на берегу. Ведь я не могу даже разжечь огонь.

— Мы уже очень давно живем здесь, потому, наверное, и научились лучше вас обходиться тем малым, что у нас есть, — скромно объяснил Апулук.

— Вы правда всегда жили в снегу и во льду? — спросил Лейв. — И у вас никогда не было бесснежных зим, какие бывают у нас в Исландии?

Наруа засмеялась:

— Зима без снега была бы ужасной. Как тогда ездить на собаках, из чего строить дома? Не понимаю, как люди могут жить в Исландии?

Лейв задумчиво покачал головой:

— Когда я вспоминаю, как мы жили дома, мне непонятно, как вы можете жить здесь. У вас нет домашних животных, кроме собак, нет ни коров, ни овец, ни лошадей. Не знаю, как бы мы могли без них обходиться. У вас есть только море и то, что оно вам дает.

— Но оно дает нам все, что необходимо человеку, — заметил Апулук. — И самое главное, оно дает нам тюленя. Тюлень — это и одежда и пища. Из тюленьей кожи мы делаем ремни, подметки для камиков, а мясо идет в пищу, и им же мы кормим собак. Олени дают нам теплые спальные мешки, анораки и вкусное мясо. Медвежатину едим и мы, и собаки, а из медвежьих шкур шьем теплые штаны или ими укрываемся.

— У нас тут есть все, что нужно человеку, — вмешалась Наруа. — А птицы? Мы едим их мясо и яйца, а из шкурок шьем одежду, маленьких чистиков мы шпигуем жиром и заготавливаем на зиму. Из заячьих шкурок мы шьем нижние штаны и чулки, песцовый мех защищает нас от ветра, мясо мускусных быков вкуснее любого другого. Нет, у нас здесь есть все! Что твои коровы, овцы и лошади по сравнению с этим богатством?

Лейв кивнул, соглашаясь с нею:

— Вы правы. Большего и желать нельзя. Моему дяде Хельги всегда всего было мало. И он отправлялся в походы, из которых привозил много вещей, которые ему вовсе и не нужны.