Серые земли Эдема - Евгений Кривенко

— Не останавливайся, — холодно звучит голос.

Я боязливо выглядываю: Симон идёт прямо на охранников, а те внимательно смотрят на него, но почему-то не двигаются…

С трудом переставляя ватные ноги и не отрывая глаз от стражей, я иду к двери. Охранники не кажутся сонными: взгляд цепкий и пристальный — но неподвижный… Симон ждёт, держа ладонь на пластинке замка. Что-то неуловимо меняется, тянет ночной свежестью, и мы оказываемся на крыльце.

Я чувствую себя всё более странно, будто всё-таки сделали укол: перед глазами плывёт, и меня словно втягивает в тёмный водоворот…

— Быстрее! — шипит Симон.

Чёрная яма двора, острый запах прелой листвы, потом сырого железа — мы у ворот… Только запахи ещё поддерживают моё сознание на плаву.

Я не слышу скрипа ворот (и вдруг осознаю, что не слышал ни звука, кроме голоса Симона, с тех пор как покинул палату), но ограда вдруг оказывается за спиной, а впереди тёмными великанами маячат сосны. Ещё несколько шагов, и почва под ногами плывёт, мир несколько раз поворачивается вокруг, а потом исчезает…

Когда я очнулся, то почувствовал влажный щебень под щекой и услышал монотонный шум ветра в соснах. Сразу вспомнил — почему-то раньше его не было слышно. Кто-то тряс за плечо.

— Пришёл в себя?

Я с трудом встал на колени, а потом на ноги. Меня качало, всё тело болело, а голову словно набили ватой — ничего не мог сообразить.

— Что со мной? — дрожащим голосом спросил я.

— Мы вышли из санатория, — голос спутника сливался с шумом ветра. — Моё имя Симон. Потерпи, скоро темпоральный шок пройдёт.

— Какой шок? — переспросил я. Чувствовал себя настолько беспомощным, что едва не заплакал.

— Неважно. — Свежий воздух постепенно вымывал дурноту из моего сознания. — Без специальной подготовки это трудно перенести.

Тело ещё била дрожь, но в голове постепенно прояснилось. Я вспомнил доктора, свою палату, появление странного монаха… Что было до этого, окутывал туман забвения.

— Но как мы выбрались? Там же полно охранников.

— Ты пока не поймёшь, — равнодушно сообщил Симон. — Но мы ещё не выбрались. Этот «санаторий» находится в Грузии, а тебе надо в Россию. Через Грузию опасно, из гор ведёт всего одна дорога и её легко перекрыть. Проделать такой трюк во второй раз не могу — смертельно опасно для тебя… Ходил по горам?

— Немного, — пробормотал я. — Был в походе по Приэльбрусью, поднимались до «Приюта одиннадцати»…

Вихрь мыслей закружился в голове. Зачем меня держали в этом странном санатории. Кто на самом деле Симон? Сотрудник российской спецслужбы? Но что за фантастический способ он использовал, чтобы вывести меня на глазах у охраны?

— Тогда идём. — Лицо Симона едва белело в темноте. — До рассвета надо пройти километров двадцать. Утром тебя хватятся и тропы перекроют, но мы уже будем на подступах к перевалу. А сейчас надо найти место, где я спрятал снаряжение, там переобуешься. В больничных тапках далеко не уйдёшь…

В тапочках действительно было неудобно, так как мы сразу свернули с дороги и стали карабкаться по скалам вверх. К счастью, вскоре разлился бледный свет, из-за холма вышла полная луна, и я даже приостановился, залюбовавшись призрачно-белой стеной гор.

— Идём! — резко поторопил Симон.

Камни были скользкими от опавшей хвои, сосны шумели вокруг. Вскоре мы достигли гребня холма, и начался спуск. Впереди снова забелела дорога — мы срезали её зигзаг. У большого валуна Симон остановился и вытащил из щели рюкзак.

— Обувайся, — бросил мне горные ботинки. — Куртку надень прямо на пижаму, а то наверху будет холодно. Захватил тебе джинсы и рубашку, но переоденешься потом, сейчас нет времени.

Сам так и остался в подряснике и бесформенных гамашах, лишь накинул рюкзак и, достав из щели два ледоруба, подал один мне.

— Пошли!

Ботинки оказались впору, что меня слегка озадачило: неужели таинственный спутник справлялся о моих размерах? Но вскоре стало не до вопросов, начался почти бег по залитой лунным молоком дороге. Далеко внизу показалось селение с чёрными пальцами башен, потом пропало за отрогом, и мы пошли вверх по грунтовой дороге. Я догадался, что переваливаем через отрог главного Кавказского хребта, тот льдисто мерцал слева.

Наконец дорога вышла на сереющий в лунном свете горный луг. Две собаки с лаем кинулись от темневшей невдалеке кошары, и меня пробрала холодная дрожь: недавно такая скалила клыки у моего горла. Но, подбежав ближе, собаки вдруг умолкли, нерешительно завиляли хвостами и подались обратно — странное поведение для злобных пастушьих овчарок.

Я глянул на Симона — что так озадачило собак? — однако тот не обратил на них внимания, только ускорил шаг по неровной дороге. Ледяной ветер задувал с белеющих ледников, но я всё равно взмок, такой темп задал спутник. Может, у них в монастыре устраивали состязания по спортивной ходьбе?

Наконец я прохрипел:

— Давай отдохнём… Не могу больше.

Симон с сожалением оглянулся и сел на придорожный камень. Я последовал примеру, но быстро перебрался на кочку: холодные камни годились разве что для монашеского зада.

— Надо спешить, — равнодушно сказал Симон. — Они могут послать вертолёт.

— Кто это «они»? — разозлился я. — Террористы? Заговорщики? Бандиты? — Хотя на последних не похоже. Вряд ли бандиты станут интересоваться вариантами будущего.

— Они просто заблудшие люди, — так же равнодушно ответил Симон. — Аки овцы без пастыря. А если пастыря нет, то овец начинает пасти кто-то другой.

— Вы бы и пасли. — Я почувствовал себя немного лучше, дыхание восстанавливалось.

— Мой духовный отец так и говорил, — с грустью сказал Симон. — Но у меня не достало терпения, ушёл странствовать.

— И долго путешествовали? — вяло спросил я. Подумаешь, со странствующим монахом встретился.

— Порядочно, — вздохнул собеседник. — Куда дольше, чем собирался.

Дальше я расспросить не успел, Симон решительно встал.

— Пошли!

Теперь дорога спускалась, петляя по скату холма, а впереди вырисовались смутные обрывы другого хребта. Сзади встал тёмный бугор, заслонив луну. Я начал спотыкаться, но вскоре заметил, что под ногами спутника словно скользит слабый свет и, если идти вплотную, то дорога кое-как видна.

Какой-то светящийся состав на рантах ботинок?

Так мы и шли — углубляясь в тёмное ущелье, навстречу нарастающему шуму реки. Я не заметил, как оставили дорогу, и пошли по каменистой морене. Стали попадаться озёра серебристого света — это лунный свет падал на тропу сквозь провалы в изрезанном гребне. Опять начался подъём, а справа запрыгали белые гребни — мы вышли к реке.

Я очень устал. С трудом переставлял ноги по камням, всё тяжелее опирался на ледоруб, а Симон горным козлом прыгал впереди — чёрное пятно на фоне чего-то тёмного и высокого.

Это тёмное медленно приближалось, и внезапно превратилось в сложенную из камней башню. Симон остановился.

— Здесь передохнём, — словно издалека сказал он. — Ты слишком устал, а впереди ещё долгий подъём.

Мы вскарабкались по грубым каменным ступеням в небольшую комнату, где пахло старой золой. Вытащив из рюкзака пенопластовый коврик, Симон расстелил его на полу. Я почти упал на него и сразу погрузился в забытьё.

Проснулся от острого желания справить малую нужду.

Слабый свет серебрился на каменных плитах пола, край узкого как бойница окна сиял белизной. Монах посапывал рядом, задрав чёрную бородку к невидимому потолку. Я встал и, придерживаясь за неровную стену, стал спускаться.

Входной двери у башни не было, и всё вокруг казалось заброшенным. Наверное, здесь давно никто не жил, и забредали только редкие туристы. Всё-таки я немного отошёл, прежде чем расстегнуть пижамные штаны.

И замер, забыв сделать своё дело.

Поодаль виднелась грубая загородка из камней, наверное, для скота. Местами она была разрушена, и внутрь по траве затекал серебристый свет. В одном из проёмов стоял камень чернее и выше других. Что-то странное было в его форме: верх — словно лобастая голова, а выступающие треугольники — будто уши…

Камень шевельнулся, и блеснули два зелёных изумруда — глаза!..

Я опомнился уже в комнате, когда тряс Симона за плечо.

— Там… — еле выговорил я. — Там огромный пёс.

Монах сел, глянул на меня, а потом одним прыжком оказался у окна. Долго смотрел, и лицо было очень бледным в свете луны.

И осталось совершенно спокойным.

— Ты уже видел таких, — чуть погодя сказал он. — Со мной тебе нечего бояться. Скоро утро, пора собираться в путь. Поешь.

Он нарезал на полиэтиленовый пакет куски белого сыра — тот был упругим и приятно солоноватым. Запивали из фляги Симона — к моему удивлению, там оказалась не вода, а терпкое красное вино.

— Из новоафонских виноградников, — вздохнул в ответ на мой невысказанный вопрос Симон. — Тебе надо побывать там, Андрей. Конечно, в гостинице лишь монастырский комфорт: жёсткие постели и несколько кроватей в комнате. Зато, как красиво вокруг! Дорога к Афонской горе идёт в тени кипарисов, над тёмно-зелёным лесом голубеют маковки монастырских церквей. Возле ворот дорога вымощена разноцветной плиткой, а весь двор устлан камнем, словно ковром. Стены собора святого Пантелеймона украшены изумительными фресками голубых и золотистых тонов. Выше светятся белизной стены Нагорного монастыря, к нему ведёт портик, украшенный прекрасными изображениями святых. Дальше виден холм, засаженный масличными деревьями, и ещё один храм — апостола Симона Кананита. По преданию, на этом месте погребён сам апостол, один из учеников Иисуса Христа. Неподалёку изумительной красоты водопад, струи воды вьются как кудри девушки, он устроен искусственно и служит для получения электрической энергии. Весь монастырь освещается ею после захода солнца — белые здания посреди тёмной южной ночи…