Рассказы геолога. Археологические бредни. Рассказы и эссе. Воспоминания автора о работе в геологии и археологии - Алексей Каздым

– Вовчик, всё же что-то будет, а не будет вообще опробования, не будет плана, не будет плана, будет нагоняй из Министерства, не будет премии всей Базе, и Главный нас тут же выкинет с позором и никуда больше возьмут! Только если шурфы копать, и то вряд ли! А если аномалии есть – сразу увидим!

– Ладно, это-то решаемо, – уныло сказал Володя, – а вот…

– А вот-то что мы жрать-то будем, – подхватил, просипев Леня…

Он был по возрасту самый старший, в этом районе работал уже давно (хотя где он только не работал – от Чукотки до Кольского), да и на Базу попал гораздо раньше. Образования не имел, был «вечным техником», как он сам говорил – «у меня незаконченное низшее геологическое» – был выгнан в своё время за прогулы, несдачу сессий и систематические нарушения, кажется из всех геологических вузов страны, но азы геологии, да и отдельные «проблемы современной геологической науки» знал, пожалуй, лучше базовских «корифеев», и даже Главного Геолога, старой, ещё дальстроевской закалки, иногда прямо-таки ставил в тупик своими вопросами. Но звёзд с неба не хватал, по жизни был «хроническим пофигистом», неуклюжим бородатым бродягой-романтиком, охоту особо не жаловал, любил ловить рыбу (если клевала), попить винца (но в меру), посидеть у костерка, бесконечно распивая чай, бренча на гитаре, покуривая и рассказывая бесконечные геологические байки, которые знал в великом множестве.

«…Тебе бы, Лёня, вуз закончить, хоть заочный, ты же геолог от Бога, ходячая диссертация!», говорили ему. «…Бога нет, да и не могу я книжки умные читать, скучно… А диссертация моя – она на маршрутах от острова Большой Ляховский и Новой Земли до залива Креста разбросана – не соберешь, да и куда мне учиться, голова уже лысеет, скоро на пенсию!».

Таких классических «бродяг от геологии» уже почти не осталось, Лёня был «вымирающим» представителем не бичей-сезонников, успешно пропивающих заработанное, не любителей-туристов, собирающих впечатления и зарабатывающих себе за месяц-другой поля на очередной турпоход на байдарках, а именно бродяг-романтиков от геологии времен шестидесятых – семидесятых.

Свой сиплый голос он «приобрел» лет десять назад, встретив давнего друга-дальнобойщика и глотнув зимой в столовой на Трассе, промороженной загустевшей водки, запив её почти кипящим чаем. Полууголовная кличка «Лёня Сиплый» уже настолько приклеилась к нему, что даже Главный Геолог часто иначе и не называл.

Сколько ему было лет, знали, пожалуй, только в отделе кадров, так как свой день рождения он устраивал при каждом удобном случае, особенно когда на Базе появлялись молоденькие студентки-практикантки, которые все были от него без ума. Ни семьи, ни дома у него не было, всех вещей – потрепанный, видавший виды рюкзак, две пары сапог да гитара, говорил, есть сестра где-то в Твери, с мужем живет и детьми, он даже деньги ей иногда отсылал, но всегда жил одиночкой, хотя друзей-приятелей у него было полно.

Мужик он был добрейший души, отзывчивый, мастер на все руки, но …невероятно ленивый, заставить его что-либо сделать было крайне трудно, и только угроза, что «уйдем без тебя и будешь сидеть весь сезон на Базе» как-то могла повлиять… Если послать его на кернохранилище – обязательно завернет в другу-приятелю и проболтает полдня за чаем, или пойдет к рыбакам поговорить об улове, и начнет делиться бесконечными воспоминаниями как, где и какую рыбу он ловил.

Но, несмотря на все чудачества, на любовь к «пойду, поброжу, мир погляжу», что выражалось в его исчезновении на неделю, а то и две, и когда уже собирались объявлять поиск, как вдруг на Реке, издалека, слышался хорошо узнаваемый чудовищный рёв двух «Буранов», собранных им непонятно из какого железного хлама, и из-за поворота, «на рыдване», бешено выносилась ярко-красная «казанка», его искренне любили все и очень ценили как специалиста – равного ему промывальщика, пожалуй, не было не только на Базе, да и во всем Районе, описание керна он выполнял безупречно (если конечно добирался до кернохранилища), да и таскать шестидесятикилограммовый рюкзак в долгие и скучные маршруты по геохимическому опробованию, желающих было не так много.

Естественно, за самовольный уход ему объявляли очередной выговор, обещали урезать премию, ругали, грозили увольнением, но он только мотал лысеющей головой, и, наматывая на палец лохматую бороду, сипел: «Ну, ладно, ладно, в последний раз, предупрежу…». И тут же выдавал какую-то информацию, да так, что все геологи, как гончие собаки, «делали стойку». Многие не верили, – «Мы ж там сто раз были, не было этого!».

«Вчера не было, а сегодня берег подмыло, посмотрите, проверьте! Всего-то по Реке с пятьдесят километров…».

Обычно такие «проверки» заканчивались нагоняем от Главного, что «…нечего казённый бензин тратить зазря, что есть план, данный нам страной и Министерством, а всё остальное – ерунда и наука! Хотя это и перспективно! А тебя Лёня, я в последний раз предупреждаю, не „пудри мозги“ молодежи, голова уже, лысая, как колено, а всё успокоиться не можешь!».

Лёня что-то сипел в оправдание, наматывал бородищу на палец, а потом начинал рассказывать бесконечную историю про некое уникальное месторождение, которое он и нашел, и что вот из-за этого самого «…злосчастного плана и косности начальства, страна так и не получила очень нужный ей металл…».

В отряд он напросился сам, так как это был самый дальний участок, «…дальше только океан…», привычно ходил в маршруты, таскал неподъемные мешки с пробами, мыл шлихи, ловил рыбу, травил бесконечные байки, и казалось, что ничего его не брало, ничего не интересовало, ни проблема с продуктами (хотя поесть он любил), ни мерзкая погода, ни план по опробованию.

– Что ж, давайте о грустном… При самом скромном разделе, жратвы у нас ребята, на десять дней – пару недель, плюс «НЗ»… Ну и рыбка есть, несколько штук – сказал он.

– А что «НЗ»? – встрепенулся Володя.

– Сгущенки шесть банок и кофе консервированного со сгущенным молоком – три.

– Сгущенка – это здорово, я помню, в одна тысяча, одна тысяча семьдесят…, – начал свой очередной рассказ Лёня.

– Да погоди, Лёнь! Потом расскажешь, давай о деле сначала…

– Завтра я и Вовка уходим на трое суток, работать будем часов по 16—18, до упаду, берём с собой только спальники и пленку от дождя, и что можно быстро сготовить – тушенку, чай, сахар… Я иду на восток, он на запад, до начальных точек, потом идём параллельно друг другу, потом поворачиваем обратно и встречаемся здесь, – он ткнул в карту карандашом. Встречаемся, оставляем пробы, идем вниз, к избе, оклемаемся и снова, и дальше! А ты, Лёня, идёшь вверх, забираешь пробы, здесь, в условленной точке, там тригапункт старый. Его видно отсюда…

– Было видно, – просипел Лёня, – а сейчас там только «суп гороховый», да есть его нельзя! Вот помню, нашел я раз в зимовье мешок гороха…

– Лёня, Лёня, потом! Ну, ты же старше нас, опытней, пойдешь по азимуту!

– По азимуту… Это можно! Начальник, дай сгущеночки баночку, для поддержания сил! – радостно просипел Лёня, предвкушая дни, полные блаженного одиночества.

– Это когда мы придем! А пока – по ручью вверх, и по левому притоку, делаешь шлиховку через каждые 50 метров, вешки там стоят, и насколько сил хватит!

– Дашь сгущенки – хватит надолго! – ухмыльнулся в бороду Лёня.

– Ладно, одну оставлю, как НЗ!

– Но это же нарушение инструкции и техники безопасности – воскликнул вдруг Володя. – В одиночку запрещено!

– А забрасывать нас втроём – не нарушение? Всё «план, план, план», будь он неладен! Закрыли глаза, и сам Степаныч подписал! Кто виноват, что Сергей ногу сломал?

Их должно было быть четверо – два геолога и два техника, ходить в одиночные маршруты категорически запрещалось, но в последний день, «отмечая» начало сезона, второй техник, из «недоучившихся студентов», умудрился сломать ногу, и его, костеря на все лады, отправили первым же «бортом» в Поселок, в больницу. Заменить было уже некем и начальство решило рискнуть, отправить троих, чтобы уж совсем не срывать работу, а если будет возможность, то забросить им человека… Но прошел почти месяц, висевший туман не вызывал иллюзий, да и скорее всего, о них просто забыли. Приходилось работать втроём, в нарушение ходить в одиночные одно-двухдневные маршруты, но в такую погоду уходить одному было очень рискованно… Курумники, бесчисленные расщелины, горная труднопроходимая тайга, отвесные склоны… И в хорошую-то погоду иногда приходилось ходить связкой, а уж в таком тумане…

Утром погода немного улучшилось, даже чуть просветлело и после скромного пития чая, двое ушли в туман. Лёня постоял, что-то просипел вслед, помахал рукой, закурил, обречённо вздохнул, взял лоток, мешочки и побрел к ручью…

Работа промывальщика ему нравилась, можно было думать о чём-то своем, смотреть периодически по сторонам, любоваться струйками воды, огибающей камни. Он по привычке не обращал внимание ни на гнус, забивающийся в уши, ни на ледяную воду ручья, ни на опухшие от воды пальцы. Как хорошо налаженный механизм, зачерпывал со дна ручья грунт, привычно осматривая, выбрасывал крупную гальку, тщательно промывал шлих, ссыпал в мешочек, шел ещё выше по ручью, автоматически отмечая по вешкам с белыми тряпочками каждые 50 метров. Опомнился он только через несколько часов, и понял, что гнуса-то давно нет, а дождь резко усилился. Да, ребятам сейчас нелегко, подумал он, надо было бы ему пойти – и сил побольше, и выносливости, опыта… Но против начальства, тем более молодого, не пойдешь, а промывку шлихов квалифицированно мог сделать только он, а это уже почти полдела.