Оперативный розыск - Михаил Черненок

В этот же день, поздним вечером, Ницак встретился с Бухтарминым. Тот с пятого на десятое кое-как подтвердил рассказанное Шурыгиным. Из выпивавших у него собутыльников он более-менее был знаком с Шурыгиным, несколько раз привозившим ему на своей машине уголь, и с хлебокомбинатовским монтером Евгением, фамилия которого, как выяснилось, Ведров. О Косте Бухтармин знал только, что у того сестра работает водителем троллейбуса, а о пятом собутыльнике — Николае — «вообще понятия не имел, кто он и откуда». Ничего вразумительного не сказал Бухтармин и том, когда разошлись «гости». Заснул раньше их ухода и мертвецки проспал всю ночь. Так ли это было на самом деле, ни малейшего доказательства не имелось.

Выйдя из дома Бухтармина, Ницак загляделся на освещенные окна хлебокомбинатовских цехов. Вспомнив о лазейке в заборе, решил проверить, как несет службу выставленный для наблюдения наряд сотрудников райотдела. Едва он, тихонько отодвинув доску, пролез на территорию, из-под навеса, где хранились баллоны, вышел невысокий молоденький сержант и, узнав начальника ОУРа, откровенно обрадовался:

— Это вы, товарищ старший лейтенант!

— Как тут дела? — спросил Ницак.

— Сейчас тихо, а перед началом смены почти как через проходную лезли. — Сержант достал из кармана блокнот. — Вот, всего за полчаса двенадцать человек записал. Все до единого объясняют, что до проходной далеко обходить, потому, мол, и лезут.

Ницак взял у сержанта блокнот. Повернувшись к свету уличного фонаря, стал внимательно читать список. Третьей была записана фамилия «Ведров». Ткнув в нее пальцем, Ницак на всякий случай уточнил:

— Этот тоже здесь пролез?

Сержант заглянул в блокнот:

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — и показал на усадьбу Бухтармина. — Вот из того дома вышел. На мой вопрос сказал, что на смену в бараночный цех опаздывает, потому, мол, некогда до проходной обходить.

У сержанта, судя по ответу, была хорошая память. Вернув ему блокнот, Ницак отправился искать Ведрова, который действительно оказался на смене в бараночном цехе. Угрюмый, лет за пятьдесят, мужчина, то и дело царапая давно небритую бороду, поначалу выдал «информацию» еще скупее, чем Бухтармин: «А я ничего не помню». Однако Ницаку все-таки удалось заставить его кое-что «вспомнить». Во-первых, выяснилось, что пригласил Ведрова к Шурыгину, чтобы перебросить электропровода, Бухтармин. Во-вторых, когда Ведров покидал застолье, в доме Бухтармина, кроме дремлющего хозяина, оставались Николай и Костя. В-третьих, из всех пятерых собутыльников у Ведрова вроде бы наметилось алиби: перед самым домом его встретил участковый инспектор милиции и крепко отчитал за пьянку. Не откладывая в долгий ящик, Ницак через дежурного по райотделу узнал номер квартирного телефона участкового, и тот подтвердил, что вчера в одиннадцать часов вечера живущий на его участке электромонтер хлебокомбината № 3 Ведров действительно добирался домой в состоянии, как говорится, ни тяти — ни мамы.

На утреннем оперативном совещании в кабинете подполковника Моисеева присутствовал начальник областного управления внутренних дел. Хотя он не вмешивался в разговор, участники совещания чувствовали себя несколько сковано. Уже само присутствие генерала на оперативке как бы подчеркивало, что дело зачислено в разряд повышенной ответственности, которая, как известно, не только мобилизует людей, но зачастую и сковывает их инициативу. Давление генеральского авторитета внешне не сказывалось, пожалуй, только на подполковнике Моисееве, старавшемся всем видом показать оперативникам, что высокое начальство, конечно же, будет контролировать действия розыска, однако рассчитывать только на его ценные указания нельзя, так как непосредственно раскрывать преступление предстоит все-таки нам с вами, дорогие товарищи.

Первым докладывал старший лейтенант Ницак. За несколько минут он изложил информацию, на сбор которой потратил больше восьми часов. Подполковник Моисеев задал всего один уточняющий вопрос, сделал в своей записной книжке, похожей на общую тетрадь, короткую пометку и спросил:

— Обручевым кто занимался?

— Я, товарищ подполковник, — быстро ответил инспектор ОУР Нечаев и, не дожидаясь дополнительных вопросов, стал докладывать: — Кочегар Обручев сдал смену в двадцать четыре часа. С этого времени на хлебокомбинате никто из опрошенных мною его не видел. При сдаче смены был трезв. Домой пришел в пятом часу утра мокрый до нитки. Переоделся и, ни слова не говоря жене, лег спать на диван. Так он обычно поступает, когда приходит пьяный. Жена предполагает, что он путается с какой-то женщиной, поскольку ночные похождения у него — явление частое, особенно после получки. Однако на этот раз Обручев не дал жене ни копейки, а она, рассердившись, даже не спросила, получил ли он зарплату. Дежурившая ночью в хлебокомбинатовской проходной вахтерша знает кочегара Обручева: высокий, рыжий, в очках. На мой вопрос уверенно ответила, что после смены он через проходную с территории комбината не проходил.

— Обручев живет на улице Собинова. Мог уйти напрямую, через лазейку в заборе около усадьбы Бухтармина, — сказал инспектор Шехватов.

— Вполне такое может быть, — поддержал Ницак. — К этой лазейке торная тропа проложена.

Нечаев на несколько секунд словно потерял мысль, но тут же заговорил снова:

— Интересные показания дал кочегар Сверчков. Узнав о краже, он разговаривал со слесарем Артемьевым, и тот якобы заявил, что это дело рук «очкарика» — так они между собой Обручева зовут. Пришлось проверить. Артемьев долго отказывался, дескать, ничего такого Сверчкову не говорил, но в конце концов признался: с полгода назад Обручев вроде бы в шутку предлагал ему «совместно добыть деньжат». Получив категорический отказ, больше на эту тему разговора не заводил. С Обручевым я пока беседовать не стал, чтобы не насторожить его, — Нечаев чуть помолчал. — Кстати, весь вчерашний день, по словам соседей, Обручев из дома не выходил, только вечером вынес на помойку ведро.

— Понятно, — сказал подполковник Моисеев и обвел взглядом присутствующих. — У кого еще что есть?

Заговорил старший инспектор ОУР горуправления капитан Беляев:

— Есть, Геннадий Федорович, любопытная кража в Октябрьском районе Новосибирска. В ночь на первое июля на хлебокомбинате имени Якушева из служебного стола заведующей лабораторией похищено сто пятьдесят рублей личных денег и секундомер в коробке с паспортом к нему.

— Преступление раскрыто? — внезапно спросил начальник УВД.

— Нет, товарищ генерал, — быстро ответил Беляев.

— Неужели двадцати дней не хватило, чтобы раскрыть пустячную кражу?

— Заявление о краже поступило в райотдел лишь через полмесяца, и написали его сотрудницы лаборатории, а не сама потерпевшая.

— Чем это вызвано?

— Пока ответить затрудняюсь, так как сведения взял из сводки нераскрытых преступлений.

Генерал нахмурился:

— Продолжайте.

— А сведения эти, — снова заговорил Беляев, — заинтересовали меня тем, что преступник, по всей вероятности, проник в лабораторию, находящуюся на втором этаже, через окно. Во всяком случае, дверной замок лаборатории поврежден не был.

— Как и на хлебокомбинате номер три? — задал уточняющий вопрос подполковник Моисеев.

— Да, Геннадий Федорович.

Подполковник Моисеев посмотрел на притихших оперативников. Встретив открытый взгляд лейтенанта Шехватова, сказал:

— Разберитесь с этой кражей.

— Шехватов ведь по краже госимущества специализируется, а деньги-то личные украли, — несмотря на присутствие генерала, лукаво вставил Ницак.

— Зато секундомер с паспортом к нему, наверняка, казенный, — стараясь не нагнетать после вопросов начальника УВД напряжения, с легкой улыбкой ответил Моисеев.

Совещание продлилось больше часа. Половину времени потратили на обсуждение различных версий. В итоге их наметилось три: «Плотники», «Бухтармин с компанией» и «Кочегар Обручев». В четвертой версии под подозрение попадал слесарь Дударев, который накануне происшествия выпивал со Сверчковым в кочегарке, а на следующий день не вышел на работу и дома не появлялся. Однако эта версия быстро отпала. В самый разгар ее обсуждения раздался звонок дежурного по райотделу. Оказывается, Дударев провел ночь, когда совершилось преступление, в медвытрезвителе Центрального района. За учиненное там мелкое хулиганство он сразу же, утром, был приговорен к пятнадцатисуточному наказанию.

С облегчением вычеркнув фамилию Дударева из числа подозреваемых, подполковник Моисеев посмотрел на начальника УВД:

— У вас будут указания, товарищ генерал?

Генерал провел ладонью по седым волосам:

— Я могу дать только одно указание: найдите похищенные деньги, верните их рабочим.