Христианство в Китае: история и современность - Владимир Дацышен

Наставником императора Цяньлуна по вопросам европейской науки был француз–иезуит Жан–Жозеф–Мари Амио[136], прибывший в Пекин в 1751 году. Через его переводы европейцы познакомились с «Уставом шаманской службы маньчжур», литературными трудами китайских императоров, работами Сунь–цзы и др.

Цинский двор активно привлекал миссионеров к международным делам [137], латинский язык выполнял функцию языка дипломатии на Дальнем Востоке. Четверо живших в Пекине иезуитов (Шалль, Буглио, Магалхэнс, Валеа) оказались в центре дипломатических интриг, когда в 1656 г. в Пекин прибыли русское и голландское посольства[138]. Доверенным переводчиком на переговорах 1676 г. с Н. Г. Спафарием был сам Ф. Вербист. Иезуиты и в 70–х годах XVII века симпатизировали России, сообщали о планах китайцев силой решить спорные вопросы на Амуре[139]. Российско–китайские переговоры об урегулировании конфликта на Амуре велись с участием иезуитов. В качестве главного советника и переводчика китайского правительства на переговорах с Российским государством был португалец Томас Перейра[140], с 1673 г. и до конца своей жизни живший в Пекине. Основной текст Нерчинского договора 1689 г. был составлен на латинском языке. Непременным участником всех китайско–российских переговоров во времена Канси был француз–иезуит Паррени. Переводчиком на переговорах с Л. В. Измайловым был будущий президент Математического трибунала и вице–президент Палаты церемоний немец–иезуит Кеглер[141]. Латинский язык использовался при составлении документов во время работ по пограничному размежеванию в 1727 году. Одной из первых книг, привезенных из Китая в Петербург, был латинско–китайский словарь, купленный у католических миссионеров. Функции переводчика при ведении официальной переписки цинского двора с Россией во второй половине XVIII века выполнял преподаватель астрономии в Пекине француз–иезуит Дольер[142].

В XVI‑XVIII веках иезуиты выступали в роли толкователей конфуцианства, что представлялось в Китае основой учености. Во многом именно они «подняли на щит» Конфуция, сделав его «создателем» учения, получившего на Западе название «конфуцианство»[143]. Иезуиты полагали, что первоначальный монотеизм шел от «дарователя Закона» Фуси. Конфуций представлялся мудрецом, попытавшимся очистить от ересей и язычества истинное «конфуцианство», «Древний Закон», якобы сохранившийся в виде символов в «И цзине». Миссионеры противопоставляли конфуцианство «ложным сектам» — даосизму и буддизму. В среде иезуитов сформировалась оригинальная по степени своей радикальности школа «фигуралистов» [144]. Основателем школы стал Жоакен Бувэ [145], наиболее известными деятелями были Джозеф де Премар [146] и Жан Франсуа Фукэ [147]. Французские иезуиты в доказательство тезиса об изначальном знакомстве китайцев с Божественным Откровением, нашли в китайских классических текстах «фигуры» библейских патриархов и событий [148]. Фигуралисты считали китайские иероглифы чистыми образцами подлинных идей [149]. Подобные взгляды пропагандировались и китайцами–христианами, находившими христианские догмы в «И цзине», в других древних книгах и мифах. Китайские ученые связывали разрыв западной и китайской научно–религиозных традиций отчасти с сожжением книг в III веке до н. э. императором Цинь Шихуанди. По мнению китайцевхристиан, «сон императора Минди» [150] был связан не с буддизмом, а с проповедью Евангелия апостола Фомы в Индии. «Протофигуралист» Шао Фучжун доказывал, что в основе католицизма лежал канон «И цзин». Католик Ли Цзубай в XVII веке в своей работе «Очерк передачи Небесного учения» пришел к выводу, что китайцы являются потомками выходцев из Иудеи, которых на новую землю привел вождь Фуси.

Католические сочинения из Китая попали в Корею, где в XVIII веке некоторые представители корейской конфуцианской интеллигенции стали обращать на них внимание в поисках новых мировоззренческих идей и концепций. В конце 1770–х годов в Сеуле возник кружок молодых конфуцианцев, которые занимались изучением христианства по книгам, находившимся в их распоряжении. В 1784 г. один из членов этого кружка, Ли Сын Хун, побывал в Китае в составе корейской дипломатической миссии. Там он встретился с иностранным миссионерами и, приняв крещение, вернулся на родину. В 1780–е годы количество сторонников новой веры среди корейских дворян стало быстро расти[151]. К середине XIX века появились первые корейцы католические священники, которые были тайно отправлены общиной учиться в семинарию в Макао и, пройдя там подготовку, нелегально вернулись на родину. К моменту фактической легализации христианства в 1880–е годы численность общины превышала 10 тыс. человек[152].

Успехи иезуитов в Китае вызвали неоднозначную реакцию в христианском мире[153]. В начале XVII века против сложившихся подходов в их миссионерской деятельности выступили миссионеры–иезуиты в Японии. Изгнание католиков из Японии способствовало решению данной проблемы, в 1672 г. генерал Ордена иезуитов разрешил прием китайцев в эту организацию.

Много противников у миссионеров–иезуитов было в Европе. Представители Парижской иностранной миссии (Missions Etrangeres de Paris, MEP)[154] в Сорбонне доказывали, что китайская культура является атеистической, Конфуций был «князем и доктором атеизма», а «китайский император был величайшим атеистом своего времени», указывая тем самым на невозможность культурной адаптации конфуцианства[155]. С другой стороны, поступающая от иезуитов информация о «процветающем» без помощи христианской церкви Китае использовалась различными политическими силами в Европе в борьбе за преобразование общества.

Монополия иезуитов на работу в Китае была подорвана созданием в 1622 г. Папой Григорием XV Святой Конгрегации распространения веры (Congregatio De Propaganda Fide), получившей юрисдикцию на управление делами всех иностранных миссий. Кроме иезуитов в Китае миссионерской деятельностью занялись францисканцы, доминиканцы, лазаристы [156], Парижская иностранная миссия, Папский отдел пропаганды [157]. В Китае началась борьба между разными католическими организациями. Не было поддержано выдвинутое в 1636 г. вице–провинциалом иезуитов Фуртадо [158] предложение поделить территорию страны между орденами. Активнее всего боролись с иезуитами доминиканцы, они доказывали не только несовместимость христианства и конфуцианства, но и атеистическую сущность этого китайского учения. Служивший в 1633–1637 годах в Китае доминиканец Х. Б. де Моралес [159] поставил в 1643 г. перед созданной Папой Григорием XV Святой Конгрегацией пропаганды веры вопросы с выражением сомнений в правильности политики иезуитов по культурной адаптации христианства в Китае. Но опытный иезуит–миссионер Мартино Мартини, сумевший крестить в основанной им под Ханчжоу церкви около 250 китайцев, на аудиенции у Папы Александра VII в 1654 г. добился одобрения методов работы иезуитов. Однако уже в 1693 г. папский викарий Фуцзяни, представитель Парижской иностранной миссии Ш. Мегро осудил идеи М. Риччи. Для миссионерской работы большее значение имели споры не о сущности учений, а о ритуалах. От принятия решения о том, ограничиваются ритуалы социально–политическим значением или являются идолопоклонничеством, зависела перспектива расширения китайской паствы. Массовой миссионерской деятельностью иезуиты занимались не очень много, работая лишь с представителями элитарных слоев китайского общества. Даже один из самых авторитетных миссионеров Риппа писал: «Если бы наши миссионеры. вели себя с меньшей нарочитостью и приноравливали свое поведение к людям всех рангов., количество обращенных могло бы значительно возрасти» [160]. Принято считать, что в начале XVIII веке во всей стране насчитывалось около 200 тыс. католиков–китайцев.

Проблемы в отношениях между миссионерами и местными властями возникли уже в первые годы существования империи Цин. Например, после смерти императора Шуньжи, последовавшей в 1662 году, Шалля приговорили к смерти[161], и почти все миссионеры были высланы в Макао, из 38 иезуитов в Пекине осталось четыре человека[162]. В период регентства князя Обоя (1661–1669) идейным лидером борьбы с христианством был сановник Ян Гуансян (1597–1669), издавший в 1665 г. сборник памфлетов под названием «Не могу иначе» («Бу дэ и»)[163].

Серьезным ударом по миссионерству в Китае стала борьба с иезуитами в Европе и осуждение их методов миссионерской работы. Папа Римский в 1704 г. уже решительно осудил китайскую практику подношения предкам и преклонения перед алтарями, по этому поводу Святая палата даже издала декрет[164]. Император Канси объявил, что все конфуцианские ритуалы носят не религиозный, а светский характер[165]. Тем не менее, Папа Римский осудил подчинение иезуитов китайской светской власти. В конце 1705 г. аудиенцию у китайского императора получил папский посланник Шарль де Турнон[166], внесший заметный вклад в дело ухудшения имиджа христиан в Китае[167]. Главный критик иезуитских подходов к распространению христианства в Китае Шарль Мегро[168] не смог завоевать авторитета у Канси по причине слабого знания китайской философии. В декабре 1706 г. император издал указ о том, что разрешение на жительство в Китае будет даваться только тем миссионерам, которые обязуются соблюдать традиции и подходы, выработанные уже Маттео Риччи. Разрешение у китайских властей на миссионерскую деятельность согласились брать лишь иезуиты и августинцы. В январе 1707 г. Шарль де Турнон опубликовал указ, осуждавший китайские ритуалы. После этого несколько известных миссионеров–иезуитов покинули Пекин, а затем и Китай. Канси же предложил миссионерам, вступившим с Ватиканом в конфликт, свое покровительство Маньчжурский император полагал, что действия по ограничению распространения христианства в Китае противоречат Божьей воле. Поскольку идеи «нетерпимости» поддерживали те миссионеры, кто слабо знал конфуцианство, то их доводы были неубедительны, а идеи вредны. Папским же декретом 1710 г. под страхом отлучения от церкви было запрещено публиковать работы по проблеме китайских ритуалов, и на следующий год генерал Ордена иезуитов пообещал подчиниться всем папским решениям по вопросам миссионерской деятельности[169]. К 1712 г. Китай покинуло около 80 католических миссионеров. После изгнания миссионеров повысилось значение священников–китайцев, например, католическую общину Сычуани возглавил Линус Чжан Фэн (1669–1743)[170].