Записки с того света - Александр Тимофеев

И как ни странно, если мужчин это обстоятельство немного и смущало, то женщины чувствовали себя комфортно. Причина этого, вероятно, в том, что мужчина всегда так или иначе озабочен размерами своего члена, а также боится показать его вялым и небоеспособным в глазах как женщин, так и мужчин.

Мужчина вообще всегда чего-то боится. И наверное, тот мужчина, который перестал бояться, становится для женщин чертовски привлекательным.

Спустившись вниз, я нашел Вилфрида в превосходном настроении, мы еще раз выпили с ним и с веселой компанией окружавших нас девушек за укрепление дружеских отношений. Вилли заплатил за алкоголь. По его лицу я понял, что счет оказался внушительным. «Ну ничего, – подумал я, – это тебе плата за чемодан брюнетки, который ты вручил мне. Теперь мы квиты».

Рядом со мной оказались две подружки: дородная брюнетка с эффектным бюстом четвертого размера и миниатюрная блондинка с еще более заметной грудью, которая была непропорциональна ее общей комплекции. Силиконовая, конечно.

Мы договорились с Вилфридом расстаться на время и условились встретиться у входа в клуб в пятнадцать минут одиннадцатого, чтобы поехать в аэропорт.

В камере хранения клуба я оставил свою сумку и пакет с сувенирами.

Когда в назначенное время я появился у клуба, то с удивлением обнаружил, что он закрыт. Причем наглухо: хорошими такими решетками, какими закрывают клетку с дикими животными. Оказывается, клуб работал до десяти.

Вилфрид вместе с такси уже ожидал меня.

На наш стук в решетки дверь приоткрыл уборщик, который сказал, что в клубе, кроме него, никого нет, а камера хранения закрыта.

Ну что ж, выбора не было, надо было ехать в аэропорт.

Сумку было жалко: стильная, итальянская, дизайнерская. Да и содержимое…

Однако в аэропорту меня ждали события, перед которыми потеря сумки уже показалась сущей мелочью…

Аэропорт. Задержание

Во время посадки, «пробивая» мои документы по базе, сотрудница аэропорта сделала недоуменное лицо и попросила меня задержаться. В ответ на мое удивление сложившейся ситуацией и жесты, указывающие, что самолет улетит, она была непреклонна – лишь пригласила своего старшего сослуживца посмотреть в компьютер и на мой паспорт. Они вместе еще раз полазили по базе, повертели мой паспорт и стали лишь еще непреклоннее и безэмоциональнее. Мужчина по-звонил по трубке, и я явственно услышал слово «полиция».

В воздухе повисло напряжение. Они смотрели на меня уже с некоторой опаской и без характерной для работников их сферы улыбки радушия. Через пару минут жестами безапелляционно попросили меня отойти от стойки и присесть рядом в зале ожидания.

Я уже понял, что ситуация серьезная, и сообщил об этом в Москву.

Минут через тридцать я увидел, как вместе с Вилфридом улетает мой самолет.

Он медленно тронулся, разогнался…

Наблюдать его взлет было неприятно и как-то тоскливо.

Через какое-то время ко мне подсел полицейский – молодой маленький паренек лет двадцати.

Это уже не вызвало у меня каких-то особых эмоций.

Так мы и сидели достаточно долго, тупо смотря то друг на друга, то по сторонам.

Затем подошли двое накачанных мужчин-полицейских гренадерского вида – уже в иной, не как у паренька, форме.

Один из них без особых церемоний взял мою руку и быстрым профессиональным движением защелкнул на ней один из наручников, а второй прикрепил к своей руке. Они резко, властными движениями и жестами показали, что надо идти.

Меня куда-то повели.

По их виду сразу стало понятно: это серьезно.

Пассажиры, ожидавшие рейса, смотрели на всё это с нескрываемым интересом. На их лицах я прочитал целый калейдоскоп эмоций – от сочувствия до отвращения; ужас, страх, удивление…

Я и сам испытывал сложные чувства.

Единственное, что подсказывал мне мой внутренний голос: сейчас начнется самое интересное…

«Гренадеры» долго вели меня по служебным лестницам, пока мы не оказались в «брюшной полости» аэропорта, скрытой от посторонних глаз.

Мы проходили мимо крутящихся по ленте чемоданов, комнат отдыха для персонала, многочисленных других помещений, пока не дошли до отдела полиции. Там меня сразу обыскали и забрали все личные вещи – без описи, понятых, документов… Просто свалили все на стол в небольшую кучу.

Затем открыли камеру, завели меня туда и освободили от наручников. На этом их миссия была закончена.

Я остался один.

На удивление я был совершенно спокоен. Ни паники, ни отчаяния… Видимо, включилась моя защитная функция – в стрессовых ситуациях я становлюсь удивительно спокоен.

Через пару часов все те же полицейские открыли дверь моей камеры, пристегнули меня наручниками к себе и куда-то повели. Меня ждали в кабинете следователя. Там было много суровых мужчин, а за столом сидел коротко стриженный седовласый мужчина лет сорока пяти в хороших очках. Меня посадили на стул перед ним, остальные полицейские рассредоточились по бокам и позади меня.

Начался допрос.

Их интересовал мой паспорт и цель визита в Бразилию. Мы общались на ломаном английском, все вопросы носили явно обвинительный характер; если мой ответ их не устраивал, вопросы повторялись вновь и вновь, вновь и вновь…

Я был уверен, что они записывают не то, что я говорю, а то, что им нужно. Женщина-секретарь, которая вела стенограмму, постоянно переспрашивала у следователя интерпретацию того, что я сказал, и он долго пересказывал ей на португальском мои слова. Все это выглядело даже немного комично. Мой односложный ответ на тот или иной вопрос вдруг превращался в развернутое повествование, и секретарша под руководством следователя долго и усердно что-то набивала.

Затем мне дали протокол допроса на португальском и попросили расписаться, я отказался. Мне стали объяснять, что там именно то, что я им сказал. Я не верил. Затем настойчиво потребовали… Я отказывался. Возникла пауза. Мужчины были настроены явно недружелюбно.

Попросил воды, мне отказали и вновь дали бумагу: «Читай и подписывай».

Стал опять читать, вернее делать вид, так как ничего не понимал в этих бумагах, написанных на португальском. «Читал» лишь для того, чтобы выиграть время. А сам судорожно думал: «Что же делать?»

Решил вновь попросить воды. На этот раз следователь махнул головой секретарше, она вышла и вернулась со стаканом воды. Когда она подходила ко мне, я дотронулся до нее рукой (не знаю, зачем это сделал, – это было спонтанное движение); охранники моментально среагировали, заломив мне руки. В комнате поднялся жуткий гвалт. Я стал валиться со стула, делая вид, что теряю сознание. Охранники приподняли меня и вновь водрузили на стул, я вновь стал падать, они опять подхватили меня и стали удерживать на стуле. Кто-то вылил мне на голову стакан воды. Я не реагировал.

Следователь что-то сказал, и меня потащили в камеру.

Охранники были очень грубы. Все углы и двери были мои: они демонстративно, с размахом и со знанием дела впечатывали меня в каждую стенку при повороте и в каждый дверной