Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина - Олег Дивов

– Через полчаса зайдешь ко мне, – приказал Рашен. – И к Линде не суйся. Я с ней уже сам поговорил. Хватит с нее. Ладно, Andrey, ты работай по своему расписанию, я потом тебя найду. По местам, господа астронавты. Не развалите тут все окончательно.

Вернер и Боровский, щелкнув каблуками, скрылись в коридоре. Рашен подошел к пульту Ивы и устало повалился в кресло слева от нее.

Ива украдкой посмотрела на адмирала. Ей всегда нравилось его волевое и умное лицо. Но сейчас под глазами Рашена запали тени. И глаза эти, всегда острые, живые, а зачастую даже и злые, теперь казались мертвыми. А седая челка и серебристые виски окончательно превращали адмирала в старика. Раньше Иве всегда хотелось прикоснуться к адмиралу или хотя бы сказать ему что–нибудь хорошее. Но развалина, которая сидела рядом сейчас, не вызывала желания приласкать ее.

– Пожалуйста, вызови Задницу, Иветта, – пробормотал адмирал, потирая ладонью глаза.

– Да, сэр. – Ива набрала команду, быстро переговорила с дежурным «Гордона», и через минуту на мониторе появилась костлявая физиономия контр–адмирала Эссекса.

– Здравствуй, Фил, – сказал Рашен. – Ты мне нужен. Сможешь подвалить часам к семи?

– Один? – спросил Задница.

– Да. Бутылку только возьми и подваливай. Думать будем.

– А может, ты ко мне? Моя охрана у тебя на борту не поместится.

– А ты всех не бери.

– Ну, Алекс, ну чего тебе стоит…

– Фил, кончай ныть. Ты уже старый хрен, а все ломаешься, как не знаю что… Я сказал «подваливай», значит, подваливай.

– Сам ты старый хрен. Ладно, жди, – и Задница дал отбой.

– Все–таки он действительно Задница, – заключил Рашен. – А представляешь, Иветта, ходили бы мы с тобой сейчас на «Старке». Или на том же «Гордоне». Бассейн – двадцать пять метров! Теннисный корт. Зона психологической разгрузки… Санаторий. То–то Задница вниз не стремится. Ему и так хорошо.

– Наш кораблик самый лучший, – сказала Ива. – И сами мы классные парни и хорошие астронавты.

– Угу, – кивнул Рашен. – Только, кроме нас, этого почему–то никто не понимает. Да и сами мы, честно говоря… Слушай, детка, ты мне доложить ничего не хочешь?

– А что докладывать, сэр? – удивилась Ива.

– Воин, службою живущий, читай Устав на сон грядущий, – продекламировал Рашен. – И утром, ото сна восстав, читай внимательно Устав… А я ведь, кажется, целый адмирал…

– Можно вопрос, драйвер? – спросила Ива, игнорируя намек.

– Хоть восемь. Но сначала ты мне скажешь, что положено. Что тебе, жалко? Уважь старика.

– Господин адмирал, за время вашего отсутствия происшествий не случилось. Дежурный навигатор капитан–лейтенант Кендалл, сэр, – лениво пробубнила Ива. – И ничего вы не старый.

– Я говорю, что старый, значит, старый. Ну, чего тебе?

– Сэр, вам никто еще не говорил, что через пару месяцев такого бардака, как сейчас, мы уже не сможем воевать?

– Знаешь, Кенди, ты действительно забыла, что я адмирал.

– Сэр, люди не хотят больше служить. Даже хуже, чем не хотят, – не могут. И деваться им некуда. Я когда в прошлый раз внизу была, так и не рискнула выйти за ворота базы. Просто боюсь, что земляне со мной сделают что–нибудь нехорошее. Вы слышали, одну девчонку из десанта изнасиловали и убили?

– Они ее потом очень ловко надели на громоотвод, – сказал Рашен. – А на животе у нее было выжжено «murder». Сам видел. А ты чего хотела? Чтобы ее искупали в шампанском? Убийца, он и есть убийца.

– Сэр, я вас не понимаю, – сказала Ива упавшим голосом.

– Я же говорю, милая, что я все–таки адмирал.

– Объясните, сэр.

– Я знаю в сто раз больше твоего. И во всех подробностях. Кроме того, я не только знаю, что происходит, но и догадываюсь, зачем это делается. Нас с тобой, милая, хотят сжить со света. И делают это самым эффективным способом – разлагая флот изнутри. Мы больше не нужны, понимаешь?

– Ох… – выдохнула Ива. – Что же делать, сэр?

– Ждать, – сказал Рашен жестко. – Сидеть и ждать моего приказа.

– Чует мое сердце, – пробормотала Ива, – что долго мы не высидим.

* * *

– Ну что, Andrey? – спросил Рашен вместо приветствия. – Как себя чувствует наш «Махди»?

– Кто? – удивился Вернер.

– Классику надо знать, – упрекнул Рашен. – Присаживайся.

– Спасибо, – Вернер уселся напротив адмирала и прищурился на него одним глазом, вспоминая. – «Махди» – это «Пол Атридес», да?

– Угу, – кивнул Рашен. – У нашей славной группы F в чести народный фольклор. Набрал я себе помощничков, век бы их не видеть. Искал умных и начитанных, а теперь вот ловлю себя на мысли время от времени, что лучше бы они все были тупые и необразованные. Особенно штаб – просто расстройство одно. Что ни день, то какой–нибудь молодой талант берется тонко пошутить. Скажет пару слов с умным видом и щурится на меня, вот как ты сейчас примерно. А остальные и рады бы засмеяться, да совестно – жалеют меня, старого дурака…

– Oleg Igorevich, с чего вы взяли, что вы старый? – искренне удивился Вернер.

– Ощущение, – сказал Рашен и неопределенно помахал ладонью в воздухе. – Знаешь, после того паскудного случая у Юпитера… Первые дни, когда мы только на базу пришли, я еще от шока отходил и чувствовал даже подъем какой–то. А после… Устал. Надорвался я, Энди, понимаешь? Вот целых десять лет и живу в глубоко надорванном состоянии. Ладно, что там по твоей части? Какие новости?

– Так я вам послал. – Вернер указал подбородком на терминал.

– Да? Что–то я не заметил. – Адмирал повернулся к монитору, но руки на контакты положить не успел. Потому что Вернер подался вперед и сунул прямо на контактную доску кусок белой ткани. Рашен опустил глаза и весь сморщился.

Вернер умел писать от руки – именно писать, а не только расписываться. Довольно редкое качество, характерное разве что для ученых или представителей малых народов с угасающей культурой. В экипаже «Тушканчика» подобных грамотеев имелось трое. Рашен хорошо писал по–французски и по–русски, Линда тоже вполне сносно выводила английские слова, а Боровский уверял, что свободно пишет на пяти языках, но замечен в этом ни разу не был. В принципе искусство каллиграфии отмирало. Писать от руки было нечем и незачем. Учащиеся младших классов на стандартной контактной доске выколачивали до трехсот знаков в минуту. А техник уровня Вернера – все шестьсот. Но Вернер был русским и умел держать в руках стило. И сейчас написал такое…

– Та–ак, посмотрим, – сказал Рашен, для порядка выводя на монитор докладную о результатах первичного техосмотра корабля. Правой рукой он разгладил белую тряпку, оказавшуюся куском форменной майки. И чем дальше он читал печатные буквы, аккуратно нарисованные графитным стержнем, тем сильнее морщился.