Женщина-лиса - Кий Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От ворот почти ничего не осталось, лишь куча поросших мхом бревен. Бревна, мох, трава вокруг — все покрыто росой и отражает серое небо. Кажется, это место следит за мной в полной тишине, которую только подчеркивают крики слуг из конюшни.
Я не могу пройти через ворота. Зато могу перешагнуть через них. Придерживая полы платья, ступаю на бревно. Красно-коричневая вспышка под ногами заставляет меня отшатнуться. Когда мне удалось восстановить равновесие, это — что бы оно ни было — уже исчезло. Только шорох высокой густой травы подтверждает, что это было на самом деле.
Мне кажется, будто сам воздух наблюдает за мной.
На холме я вижу дом с черепичной крышей. Многие стены отсутствуют, крытые переходы от дома к дому выглядят безопасными, но кое-где отвалилась черепица, они поросли мхом, сквозь полы и крыши пробиваются сорняки.
Это мои ворота, мой забор, мой дом: беспорядок, в котором все находится, — моя вина. Жена в тесной карете, сын, нетерпеливый от усталости и скуки, одиночество этого заброшенного места, моя неспособность или нежелание принять правила утонченной жизни, которые позволили бы мне остаться в столице, — моя вина.
Если бы я знал, что мне еще придется сюда вернуться, я бы получше присматривал за имением.
6. Дневник Шикуджо
В этой неразберихе с переездом потерялась черная эмалевая дощечка для письма с бумагой Мичино-ка и любимая кисточка.
Быть запертой в маленькой карете в течение многих дней — это выматывает и раздражает. Даже несмотря на то, что у кареты хорошие рессоры, а походка волов гладкая и неспешная, трясет так, что ни мягкая обивка, ни многочисленные платья не могут уберечь от синяков.
Иногда нам негде было остановиться на ночь. Приходилось спать в заброшенных полуразвалившихся хижинах. Служанки пытались сделать наше пребывание там более комфортным, но ничего не получалось — сам воздух пах плесенью. Еще хуже, когда нельзя было ехать из-за плохой погоды и нам приходилось целыми днями оставаться в этих неприветливых местах.
В деревне тихо, далеко позади остались крики продавцов и грохот проезжающих по улице карет. Я бы никогда не подумала, что по этим вещам можно скучать, но, как оказалось, можно. Я скучаю.
Всегда тяжело переезжать в незнакомое место, но еще тяжелее возвращаться в свой старый дом. Он так сильно изменился с тех пор, когда мы были здесь последний раз! Утки свили гнезда в моих комнатах, грязных и пыльных. Даже воздух в них спертый, нежилой. Все то, чем я любовалась в саду, либо в беспорядке, либо погибло. Воспоминания о том, что здесь было раньше, лишь усиливают тоску.
Я вдруг оказалась так далеко от своей семьи. Даже муж и сын не могут смягчить боль разлуки с родителями. Здесь сложно не быть одинокой.
И, конечно же, страх. Страх перед природой. Здесь может произойти все что угодно.
Я рассказала о своем страхе Онаге. Она только фыркнула: «Все что угодно? Это здесь-то? Когда столица так и кишит бродягами и ворами, купцами, которые постоянно обвешивают? Город полон зла, госпожа!»
Конечно, она права, но здесь мне все равно неуютно и страшно. Я даже не знаю, какие силы управляют этим местом.
7. Дневник Кая-но Йошифуджи
Я весь промок, когда наконец вошел внутрь. На одном из мостов над прудом не хватает досок, в целях безопасности мне пришлось обойти вокруг, и я наступил в лужу, скрытую за камышами.
— Мой господин! — Хито положил перед плотником ширмы, чтобы он починил их и чтобы было чем закрывать дом, и засуетился вокруг меня. — Господи, вы промокли до нитки! Снимите скорее эту одежду!
— Я в порядке. — Я снял деревянные башмаки и сел на веранду. — Хито, ты напоминаешь мне мою старую няню, когда я был в таком же возрасте, как Тамадаро. Она говорила со мной таким же тоном, как ты сейчас.
— А ваши сендан-сиреневые шелка! Они тоже мокрые! И на них везде зеленые пятна!
Я пожал плечами:
— Прачки их отстирают.
— Пятна от травы? — спросил он с сомнением. Не желая выслушивать очередную лекцию, я жестами заставил его вернуться к работе. Но я все же переоделся, повинуясь смутным воспоминаниям о старой женщине из моего детства.
Дом полон света и шума. Все три комнаты моего крыла освещены масляными лампами. Человек скребет пол веранды тростниковой щеткой. Угольки тлеют в железной печке. Пахнет сандалом. Ветер раздувает тлеющие угли; тонкий дымок поднимается вверх, к деревянным стропилам, и просачивается через треугольные отверстия в карнизе. Порванные ширмы и сломанные решетчатые панели, которые я увидел, как только приехал, теперь заменены новыми, взятыми из соседних зданий. Так я думаю. Ведь невозможно за час сделать новую хорошую ширму, не говоря уже о том, чтобы обнести стеной всю комнату.
Единственная разница между этой комнатой и комнатами там, в столице, не в прибавившихся сундуках с одеждой, не в столике для письма, а каком-то странном запахе. Он кажется очень знакомым, но я никак не могу вспомнить его: немного кисловатый, едкий и дикий.
Я один, хотя дюжина слуг тут же прибежит, стоит мне крикнуть. За исключением этого странного неуловимого запаха, мои комнаты приведены в порядок и выглядят не хуже, чем в столице. Полтора месяца назад мне было жаль покидать город. Почему же теперь этот идеальный порядок раздражает меня?
— Мой господин! — Служанка стоит на пороге.
— Да?
— Могу я?.. — В одной руке она держит длинную палку с кусками хлопчатобумажной ткани на конце. Длинный рукав, за которым она прятала свое лицо, соблюдая правила приличия, пыльный и увешанной паутиной. — Я не смогла дотянуться до паутины, чтобы убрать ее, поэтому я сделала это. — Она потрясла палкой.
Над моей головой висела огромная паутина, с одной стороны серебристая от проникающего через отверстия в крыше вечернего света, с другой — золотая от света ламп в комнате. Паук, который сплел такую паутину, должен быть просто огромным.
— Пусть останется.
— Господин? — от удивления она забыла прикрыть лицо: молодое, простоватое. — Но паук…
— Он здесь живет намного дольше, чем я. Какое право я имею его выгонять?
— А как же детеныши! — спрашивает она.
Я почувствовал внезапную боль, подумав о своем сыне, ползающем по этой паутине.
— Я их не видел. Только паучиха. И я.
Я уверен, что служанка хочет мне возразить, но, к счастью, это невозможно. Чтобы переменить тему, я говорю:
— Что за странный запах здесь?
— Мне так жаль, мой господин. Мы думаем, что в ваше отсутствие здесь были какие-то дикие животные.