Бывальщина пограничника Гривы - Григорий Кирилюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже он признался друзьям:
— Моя столетняя бабуся водила мене по лесу, собирала травы, грибы, ягоды и все рассказывала. «На этой березе, — бывало, говорила, — я видела конскую упряжь. Это ее нечистый повесил, чтобы кого–то заманить на березу и повесить христианскую душу. А там, над рекой, сама копна сена отползла от меня. Гляди же, — приказывала мне, — сам не бегай в те заросли, там и днем темно, потому что живет там вовкун, упырь…»
И давай меня пугать то нечистым, которого вроде бы сама видела, то ведьмой, которая угощала ее козьим молоком, то чародеем, то мертвыми душами, вылетающими из гробов…
Молодое мальчишеское воображение, как губка воду, впитывало всю эту «чертовщину», тормозило в нем смелость, отвагу, мужество.
Как репей в тулупе, держались все те рассказы в его памяти.
Как–то Гриве пришлось дежурить возле радиостанции, размещающейся вблизи старого кладбища.
Вечером небо играло звездами, a в полночь укрылось облачностью, начал накрапывать дождик. Грива, зябко поеживаясь, стоял под навесом. Вдруг его напряженный слух уловил какое–то звяканье. Вроде бы на кладбище какой–то каменщик выбивает надпись на могиле: цок–цок–цок… Что за чудо? «Возьму каменюку, — не очень храбро подумал Грива, — брошу туда. Может, перестанет». Нащупал сапогом камешек. Бросил. Прислушался. Вроде замолчал невидимый каменщик. Но спустя минуту снова слышно: цок–цок–цок. И кажется, еще ближе, чем вначале.
Страх неумолимо охватывает дежурного. Забыв о сигнальной кнопке, которой можно вызвать начальника караула, Гордей дрожащими руками поднял винтовку и пальнул на кладбище.
Вскоре прибыл начальник караула с двумя курсантами.
— В кого стреляли? — спрашивает взволнованно.
— По кладбищу.
— По какой надобности?
— Там кто–то гробы разбивает. Наверное, золото ворует у богатых мертвецов. О, слышите, стучит?
Прислушались. В самом деле, «каменщик» делал свое дело: цок–цок–цок. Грива без разрешения лупанул второй выстрел. Еще примчалось несколько курсантов. Начальник приказал прочесать кладбище. Вдоль и поперек прошли, а «каменщика» не нашли.
— То–то же оно и есть, — покачал головой Грива, — на политзанятиях твердят, что на свете не существует никаких привидений. А это что? Слышите?
Цок–цок–цок…
Пришлось усилить караул возле радиостанции.
А утром всем составом караульной команды вышли на кладбище. Каждому хотелось увидеть хоть какой–нибудь след ночной работы «каменщика». И увидели: один продырявленный пулей крест, другой вовсе упавший. И еще — жестяная крышка, свисающая на проволоке с железного креста. Ветер покачивал крышку, и она звенела о железо.
Грива глазам своим не поверил…
Где–то спустя месяц после этого случая Гордей дежурил на старом пожарище. Об этом пожарище люди рассказывали страшную легенду, а может и бывальщину. Говорили, что давным–давно турки брали с Подолья крестьян в неволю. Загоняли они невольников в каменный караван–сарай, который вроде бы стоял на месте пожарища. Как–то раз невольники взбунтовались. Взбешенные турки подожгли караван–сарай. С той поры прошло много лет, но пожарище не зарастает травой, а на камнях по утрам блестят капли. Седые деды говорят, что это слезы невольников, которые прилетают каждую ночь с того света и тут плачут.
А в погребе под пожарищем стоят железные бочки с бензином. Вот их и охранял курсант Грива.
Ночи в ноябре долгие, хмурые, ветреные, с моросящим дождиком. Вокруг грибка, под которым притих Грива, замерла утомленная осенней непогодой тишина. Только филин то и дело тревожил ее тоскующим криком. Грива отчаянно прогонял жуткие видения, переубеждал себя, что все эти рассказы о замученных душах, которые ночами слетаются на пожарище, — выдумка… А страх цепкими пальцами сжимал его сердце…
Непроглядная тьма выталкивала на пожарище то кол, то телефонный столп, то известковый камень. И все это выглядело невиданными, уродливыми привидениями.
Гордей сжимал в руках винтовку, до боли в глазах всматривался в мерцающую темноту.
А филин еще надоедливее тянет свое пугу–пугу. Потом сорвался с дерева, со свистом пролетел над грибком. Грива поднял глаза в небо и… ужас! Он увидел что–то белое…
— Летит, — еле произнес он. — Душ–ш–ша…
Белая «душа» сделала круг над грибком и с шелестом легла невдалеке на землю. У Гривы задрожали колени, пересохло во рту, одеревенел язык. Под сорочкой поползли холодные капли пота. Ноги сами подогнулись…
Может, вот так Гордей Грива просидел бы до конца смены, если бы, сползая, не нажал спиной на сигнальную кнопку.
В таком состоянии и застал его начальник караула и командир отделения. Командир отделения горячо дохнул Гордею в лицо и, подавляя раздражение, тихо спросил:
— Вы спите, Грива?
— Hе–не–т, — выбил зубами Гордей.
— Заболели?
— Hе–не–т…
— Так говорите, что с вами?! — не сдержавшись, крикнув командир.
— Д–д–д-уша. Вот…
— Что за чепуха, курсант Грива?!
Гордей хватанул ртом воздух, медленно поднялся на непослушные ноги и сбивчиво рассказал, что он видел. Командир смело пошел в темноту, пошарил руками по земле и вернулся к грибку с чем–то белым.
— Какая это душа, курсант Грива?! — с укором сказал он и развернул перед Гордеем еле–еле закапанный дождиком номер московской «Правды».
Где она лежала до сих пор? Какой ветер подхватил ее и принес на пожарище?
Разозленный начальник караула плюнул себе под ноги и тихо, как перед дракой или с суфлерской будки, прошипел к дежурному:
— Вам в руки летит «Правда», курсант Грива, а вы души какие–то выдумываете… Стойте! Через полчаса смена. И не пытайтесь еще раз сдрейфить перед черт знает чем. Иначе…
Он не закончил своей мысли. Но Гордей и сам понял, чем это пахнет, если он еще раз на посту «сдрейфит» …
Однажды в майскую звездную ночь курсантов подняли по тревоге. Быстрым маршем прошли они к довольно глубокому притоку Збруча. Начальник школы выбрал место для переправы.
— Нам необходимо разведать водную преграду, — властно сказал он, — кто готов? Жду три минуты!
— Разрешите мне, товарищ начальник! — первым откликнулся курсант Грива.
Не снимая с себя походного снаряжения, он надел противогаз, правой рукой поднял над водой винтовку, левой — ребристую трубку противогаза и постепенно начал погружаться в реку. Вода уже Гордею под руки, только голова виднеется. Но скоро над поверхностью реки видны были только его руки…
Когда вышел на противоположный берег, радостно крикнул:
— Проволочных преград, коряг, ям не обнаружил. Дно каменистое. Могут пройти танки. Течение — три метра в минуту.
— Отлично, курсант Грива, — произнес начальник, — возвращайтесь назад!
Переодеваясь возле походной кухни в сухое обмундирование, Грива лукаво посматривал на Ефима Нестеровича. А Хмара долго смотрел на свою именную «луковицу» и, вроде между прочим, заметил:
— Вы, Грива, назад вернулись медленнее на две минуты. А вообще…
— Фигово?
— Нет. Я хочу сказать, что вы–таки схватили слона за ногу.
И повар начал пробовать уполовником суп.
ПЕРВЫЙ «ШПИОН»
Сбылась мечта Гордея Гривы.
Он попал на ту самую заставу, где служил его брат Герасим. Демобилизовался брат, имея звание помощника командира взвода. А Гордей Грива только командир отделения.
Уже бывал он и в дозоре, и в «секрете», но… еще ни одного нарушителя границы — шпиона или контрабандиста — не задержал.
А как ему хотелось!
Вот и в эту летнюю ночь лежит он в «секрете».
Воз поворачивается дышлом на восток: скоро рассвет. Взошла кособокая увеличенная луна. На нее наплыло перистое облако. Потемнело.
Перед Гривой пограничная река Збруч.
Кусты ивняка шепчутся над водой. Плещет мелкая волна о берег, об острые камни, о мохнатые корни.
За спиной Гордея — склон горы с молодым леском, маленькой березкой у заставы и — большая–большая Отчизна…
Вдруг в Збруче — бовть… бовть… бовть…
Точнехонько так, будто это люди переходят реку вброд.
Бовть… бовть… бовть…
«Кто это там бултыхается?» — спрашивает у себя Грива и осторожно переводит курок затвора с предохранителя на боевой взвод. До звона в ушах прислушивается.
Корова? Что ей тут делать в эту пору? Рыба? Но ведь она скидывается, а это — бовть… бовть… бовть… Кто же тогда?
Поднявшись на локти и опираясь на них, Грива бесшумно ползет в высокой траве. Вот и река блеснула холодным серебром. И вдруг совсем рядом — бовть… бовть… бовть..
«Шпион!» — пронеслось в Гордеевой голове.
Спина холодеет, как будто кто–то натирает ее мятой. Картуз почему–то то и дело цепляется за ветки ивняка. Нет дождя, не летят брызги с реки, а с лица Гривы катятся мокрые горошинки…
