Командор - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я — Клаас, — сказал брюнет.
— А меня Янсом зовут, — молвил блондин.
— Будем знакомы, — скупо улыбнулся Олег. — Судя по всему, жизни вам тут не дадут. Уходите лучше в леса, земля велика. Или, если хотите, могу взять вас в команду.
— Хотим! — дуэтом воскликнули братья.
— Вы приняты.
— Взять его! — каркнул ван Хоорн, словно повторяя за Суховым, и указывая на командора.
Толпа угрожающе качнулась, но мушкетёры не сплоховали — всё такие же бесстрастные, они вскинули мушкеты, готовясь дать залп.
Местные разом отпрянули.
Олег приблизился к Албертусу и оглядел его, словно уродца в кунсткамере.
— Не так давно я сжёг на костре главного инквизитора Мехико, — проговорил он доверительно. — Стоит мне только пальцами щёлкнуть — вот так! — и мои люди мигом вздёрнут твою «святую» тушку, благо петельки готовы.
— Лучше бы тебе, чужак, — проскрежетал ван Хоорн, — не стоять у меня на пути!
Не отвечая «святому», словно потеряв к нему всякий интерес, Сухов поворотился к толпе, с усмешкою обозревая насупленные, озлобленные, равнодушные, тупые или осмысленные, страшащиеся или радующиеся лица.
— Господин ван Лоббрехт, — медленно проговорил он, — переведите этим людям то, что я скажу. Это самое… Мы пробудем в Новом Амстердаме недолго — сделаем свои дела и уйдём. А вы останетесь. На этих двух кораблях, что прикрывают мне спину, под сотню пушек, они заряжены. Достаточно скомандовать: «Огонь!» — и от вашего городишки один форт останется. Но я не буду отдавать такой команды. — Снова обведя присутствующих взглядом холодных глаз, словно желая удостовериться в том, что его слова оценены по достоинству, капитан продолжил: — Хватит одной меткой пули или крепкой верёвки, чтобы покончить с этим сморчком, — Олег указал на ван Хоорна, — но и это не моё дело. Вы уж сами как-нибудь сделайте выбор: молиться ли Богу или поклоняться слуге дьявола.
— Он — святой! — крикнули из толпы.
— Да неужто? — комически изумился Сухов. — А кто видел чудеса им явленные?
— Он спас мою внучку! — с жаром сказал рыжий дедок, сказал на приличном французском. — Святой Албертус исцелил её!
— Да ничем она не болела, твоя внучка! — парировал Янс. — Просто обожралась, и всё!
По толпе прошли смешки.
— А от индейцев нас кто спас? — не сдавался рыжий старец. — Забыли, что ли? Прошлым летом их сюда добрая тысяча нагрянула! А Албертус один вышел им навстречу, вознёс молитву, и все дикари убоялись! Бегом отступили! Так-то!
— Не так! — гаркнул Клаас. — Ваш «святой» сам подговорил вождя мохауков Уинчину привести своих воинов под стены города, чтоб попугал тут всех, изображая, будто вот-вот нападёт! Индейцы всё сыграли в точности, как бродячие артисты, а за это ван Хоорн отблагодарил их — сунул Уинчине пять старых мушкетов!
Тут уж заорали все хором, и кулаками замахали, и к ножам потянулись.
Спор едва не перешёл в потасовку — поверившие словам Клааса отвешивали первые тумаки тем, кто ещё не утратил веру в старого кумира. Те не оставались в долгу.
Крейн сиял, как новенький гульден, Виллем утирал пот, а полдесятка здоровяков во всём чёрном, без следов мыслительной деятельности на гладких лбах, живенько обступили Албертуса и увели нечестивого «святого», уберегая от расправы.
Быков, с интересом наблюдавший за развитием сюжета, фыркнул насмешливо:
— Спектакль окончен!
— Занавес! — поддакнул Пончик. — Угу…
Как показали дальнейшие события, они оба ошибались…
…Невесть когда гуроны или какое иное племя проложило с юга на север Манхэттена широкую тропу Виквасгек.
Она вилась меж холмов, шла лесом и мимо болот.
Питер Минёйт, тот самый губернатор, что выкупил остров за шестьдесят гульденов, назвал эту индейскую дорогу «Широким путём». Гораздо позже англичане перевели это название на свой язык, и стал Виквасгек Бродвеем.
Правда, в пределах Нового Амстердама «Широкий путь» именовался ещё пышнее — Хеерестраат, то бишь «Улица лордов».
Была улица эта хоть и широка, но кривовата и ямиста.
В сухую погоду колёса телег и лошадиные копыта поднимали на Хеерестраат пыль, а в дожди развозили слякоть.
— Всё равно, — упорствовал Яр, — Бродвей же!
— Да, — серьёзно кивнул Пончик, — очень похоже.
Олег только улыбнулся.
Главную улицу Нового Амстердама обступали два ряда домов, сложенных из брёвен и крытых камышом да соломой. Только у храма Божьего, видневшегося в узком проулке, была добротная тесовая крыша.
Хеерестраат выглядела пустынной и безлюдной — все поселенцы были при деле, работали с утра до вечера, иначе тут не выживешь. Забавно, но редкие встречные, завидя корсаров, спешили убраться подальше, а уж если не получалось, то поджимали губы, старательно делая вид, что незнакомы.
За те два дня, что галеоны простояли на рейде, единственный человек поблагодарил Сухова за то, что командор не побоялся бросить вызов ван Хоорну.
Им оказался священник местной церкви, человек богобоязненный, кроткий и смиренный. Даже чересчур.
Видимо, ничего, кроме усердных молитв, не мог противопоставить «святому Албертусу», а тот помаленьку-потихоньку обрабатывал «общественное мнение», ловил души и множил верноподданных из местного населения.
— Господин! — окликнул Олега робкий женский голос. — Господин!
Сухов оглянулся. Его догоняла пожилая женщина в длинном тёмном платье, в кружевном чепце, опиравшаяся на сучковатую палку.
— Меня зовут Констанс Линге, — сказала она, задыхаясь, — я счастливая мать Янса и Клааса. Спасибо вам огромное, что уберегли моих мальчиков, не отдали ироду этому!
Констанс всхлипнула.
— Терпеть не могу изуверов, госпожа Линге, — мягко проговорил Олег, — и мне самому приятно вынимать людей из петли, особенно если они того не заслужили.
— Только бойтесь ван Хоорна! — озаботилась госпожа Линге. — Это страшный человек! Никто не знает, кто он и откуда, да только у него повсюду свои люди, и лазутчиков полно — и здесь, и южнее, в Джеймстауне, и в Плимуте, и на французской стороне, в Квебеке и Порт-Ройале[18]. Берегитесь его! Этот человек способен совратить и белого, и краснокожего, он способен на всё!
— А мы всегда начеку, госпожа Линге! — ухмыльнулся Быков. — Иначе нельзя!
Расставшись с осчастливленной матерью, друзья зашагали дальше, добравшись до окраины, где был выставлен частокол из заострённых брёвен, врытых в землю.
— Теперь можешь пройтись поперёк Бродвея! — хихикнул Шурик. — Это Уолл-стрит
— Очень похоже! — фыркнул Яр. — Ну что, нагулялись? А, командор?
Сухов кивнул.
— Добычу мы сдали, — проговорил он лениво, — векселя на руках, можно и обратно, в тёплые моря. Хотя нет, сначала заглянем в Джеймстаун, всё равно по дороге. Мы не весь товар сбыли, у местных торгашей налички не хватило.
— Заглянем! — беспечно сказал Быков. — Заодно мяском свежим запасёмся.
— Тогда — все на борт.
Однако просто так взять и вернуться не получилось.
Когда Олег повернул к пристани, из переулков вышли пятеро в самом расцвете сил, одетые без изысков — в чёрные штаны и куртки. Шляпы их тоже были того же мрачного цвета, и даже рубахи.
На первый взгляд, эти верзилы только что оторвались от трудов праведных, вот только их мускулистые руки сжимали не топоры лесорубов и не кузнечные молоты, а тесаки и шпаги.
Сухов замедлил шаг и сказал негромко:
— Сначала пистолеты. Вить, твой с краю…
— …Потом — мой, — перебил его кровожадный Пончик. — Угу…
— …А я займусь парочкой слева, — договорил Олег.
— Сзади ещё четверо, — беззаботно произнёс Быков.
— Кстати, да. Но у них тоже нет огнестрелов, одни острые и колющие предметы.
— Нет, ну почему… — заспорил Шурик. — У них ещё тупые предметы есть. Головы.
— Цыц, — сказал Сухов. — Танцуем. Первый выстрел — мой. Джентльмены желают нас проводить? — возвысил он голос.
Его английский кое-кому из встречавших оказался ясен, но юмор был не понят.
Пятёрка здоровяков в чёрном, одинаковых, как бобы в стручке, очень похоже насупилась и двинулась навстречу.
Ещё четверо таких же, физически крепких и не отягощённых интеллектом, в чёрных одеждах, подошли к корсарам с тыла, тоже перегораживая Хеерестраат.
— Стоять! — резко сказал Олег, но его приказ не возымел действия. — Ну не хотите по-хорошему, будем по-плохому.
С этими словами он выхватил «флинтлок» и выстрелил.
Тяжёлая пуля пробила грудь второму с края, снося его и бросая в пыль.
Пистолеты друзей ударили залпом. Своего Акимов убил наповал, а вот Шурка лишь ранил «следующего в очереди».
Быков и вовсе промазал, но нисколько не смутился промахом — ухмыльнулся, подмигнул бледнеющему супротивнику и выхватил палаш.
