Кошачьи истории - Джеймс Хэрриот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так-так… И что же делал Оскар?
Она засмеялась:
— Вращался среди гостей, как будто с большим удовольствием смотрел диапозитивы и проявил заметный интерес к пирогам.
— Вот как! И вы его сюда не принесли?
— Нет. Он нашел дорогу сам. А я, как вы знаете, прохожу мимо вашего дома и просто позвонила, чтобы предупредить вас, что он явился.
— Весьма вам обязан, мисс Симпсон. Мы немножко тревожились.
Я взлетел по лестнице, поставив рекорд. Хелен сидела, поглаживая Оскара, и удивленно на меня посмотрела.
— А я разгадал Оскара!
— Разгадал?
— Я знаю, почему он уходит по вечерам. Он вовсе не убегает, а наносит визиты!
— Какие визиты?
— Вот именно! — объявил я. — Как ты не понимаешь! Ему нравятся новые знакомства, он любит бывать с людьми, особенно в больших компаниях, — ему интересно, чем они занимаются. Прирожденная душа общества.
Хелен поглядела на симпатичный меховой клубок у себя на коленях.
— Ну конечно же! Он… как это?.. Фланер!
— Ага! Любитель вращаться в высшем обществе.
— Светский кот!
Мы расхохотались, а Оскар сел и уставился на нас с явным удивлением. Его громкое мурлыканье вплелось в наш смех. Смеялись мы еще и от облегчения: с тех пор как наш кот повадился исчезать по вечерам, нас мучили опасения, что он уйдет насовсем. Но теперь они рассеялись.
С того вечера радость, которую он нам доставлял, еще увеличилась. Было очень интересно наблюдать, как раскрывается эта черта его характера. Свои светские обходы он совершал с большой аккуратностью и принимал участие почти во всех событиях общественной жизни города. Он стал завсегдатаем карточных турниров, дешевых распродаж, школьных концертов и благотворительных базаров. И всюду встречал самый благожелательный прием — кроме заседаний местного сельскохозяйственного совета, откуда его дважды изгоняли: по-видимому, членам совета не нравилось, что в их дискуссиях принимает участие кошка.
Сперва меня пугала мысль, что он попадет под машину, но, последив за ним, я убедился, что он всегда смотрит направо, потом налево и лишь потом изящно перебегает через мостовую. Мне стало ясно, что он прекрасно чувствует уличное движение и, следовательно, искалечил его тогда не грузовик и не мотоцикл.
Впрочем, даже это обернулось к лучшему — мы с Хелен считали, что судьба, подарив нам таким образом Оскара, действовала во благо. Он привнес в нашу семейную жизнь что-то важное и сделал ее еще счастливее.
3И когда разразилась катастрофа, мы никак не были к ней подготовлены.
Мой рабочий день подходил к концу, и, выглянув в приемную, я увидел, что там сидят только два мальчугана и средних лет мужчина.
— Следующий, пожалуйста, — сказал я.
Мужчина встал. У него не было с собой никакого животного. Взглянув на его выдубленное непогодой лицо, я решил, что это работник с какой-нибудь фермы.
— Мистер Хэрриот? — спросил он, нервно крутя в руках кепку.
— Да. Чем я могу быть вам полезен?
Он сглотнул и посмотрел мне прямо в глаза.
— Кот мой у вас…
— Что-что?
— Кот у меня пропал… — Он откашлялся. — Мы прежде жили в Мисдоне, а потом я устроился к мистеру Хорну в Уидерли поля пахать. Вот как мы переехали, кот и пропал. Старый дом пошел искать, я так думаю.
— Но Уидерли ведь за Бротоном… В тридцати милях отсюда.
— Это так. Да ведь с кошками не угадаешь.
— Но почему вы решили, что он у меня?
Он снова покрутил кепку.
— У меня тут родственник проживает. Так я от него слышал, что тут один кот по всяким собраниям повадился ходить. Ну я и приехал. Мы же его где только не искали…
— А скажите, этот ваш кот, как он выглядел? — спросил я.
— Серый с черным и вроде бы рыжий. Хороший такой кот. И где народ ни соберется, он уж тут как тут.
Ледяная рука сжала мне сердце.
— Ну пойдемте ко мне. И мальчики тоже.
Хелен укладывала уголь в камине.
— Хелен, — сказал я, — это мистер… Извините, я не знаю, как вас зовут.
— Гиббонс, Сеп Гиббонс. Крестили меня Септимус, потому что я в семье седьмым был. Вроде бы и нам без Септимуса не обойтись: шестеро-то у нас уже есть. Эти двое — младшенькие.
Мальчики, явные близнецы лет восьми, глядели на нас серьезно и выжидательно.
Если бы хоть сердце у меня не так колотилось!
— Мистер Гиббонс думает, что Оскар — его кот. Он у них потерялся некоторое время назад.
Моя жена положила совок.
— А… да-да. — Она постояла, а потом сказала со слабой улыбкой. — Садитесь, пожалуйста. Оскар на кухне. Я его сейчас принесу.
Через минуту она вернулась с котом на руках. Едва она показалась в дверях, как мальчуганы закричали наперебой:
— Тигр! Это Тигр! Тигр!
Лицо их отца словно осветилось изнутри. Он быстро прошел через комнату и нежно провел заскорузлой ладонью по пестрому меху.
— Здорово, малый! — сказал он и обернулся ко мне с сияющей улыбкой: — Это он, мистер Хэрриот. Он самый. А выглядит-то как!
— Вы его звали Тигром? — спросил я.
— Ага, — ответил он радостно. — Из-за рыжих полосок. Это ребята его так прозвали. Просто извелись, как он пропал.
Тут мальчуганы повалились на пол, а Оскар прыгнул к ним и, восторженно мурлыча, принялся игриво бить их лапами.
Сеп Гиббонс снова опустился на стул.
— Вот так он с ними всегда играл. Возились на полу целыми днями. Очень мы без него скучали. Такой кот хороший.
Я взглянул на обломанные ногти, царапающие кепку, на простое открытое честное лицо одного из тех йоркширских тружеников, которые внушали мне неизменную симпатию и уважение. Работники вроде него получали в те дни тридцать шиллингов в неделю, что яснее ясного подтверждали залатанная куртка, потрескавшиеся, хотя и начищенные, сапоги и одежда мальчиков, которую они явно донашивали после старших братьев.
Но все трое выглядели чистыми и умытыми; волосы мальчиков были тщательно расчесаны и приглажены. Хорошая семья, подумал я, не зная, что сказать.
За меня это сказала Хелен:
— Так что же, мистер Гиббонс! — Тон ее был неестественно бодрым. — Конечно, берите его.
Он нерешительно спросил:
— А вы-то как, миссис Хэрриот?
— Ничего… Он же ваш.
— Да ведь говорят, раз нашел, так и твои. По закону вроде бы. Мы ведь пришли не затем, чтобы его назад требовать или там…
— Да-да, конечно. Я понимаю, мистер Гиббонс. Но ведь он у вас вырос, и вы его столько времени искали. Не можем же мы его у вас отнять.
Он быстро кивнул.
— Большое вам спасибо. — Он помолчал, сосредоточенно хмурясь, потом нагнулся и подхватил Оскара на руки. — Ну, нам пора, а то опоздаем на восьмичасовой автобус.
Хелен взяла мордочку Оскара в ладони и несколько секунд смотрела на него. Потом погладила мальчиков по голове.
— Вы ведь будете о нем хорошо заботиться?
— Да, миссис, спасибо. Вы не беспокойтесь! — Они поглядели на нее и заулыбались.
— Я вас провожу, мистер Гиббонс, — сказал я.
Пока мы спускались по лестнице, я щекотал пушистую скулу, прижимавшуюся к широкому плечу, и в последний раз слушал басистое мурлыканье. В дверях я пожал Гиббонсу руку, и они пошли по улице. На углу они остановились и помахали мне. А я помахал им — мужчине, двум мальчикам и коту, который глядел на меня через плечо прежнего хозяина.
В ту пору моей жизни я взлетал по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, но на этот раз я поднимался по ней, еле волоча ноги, как старик. Горло у меня сжималось, глаза пощипывало.
Выругав себя сентиментальным дураком, я с облегчением подумал, что Хелен приняла случившееся на редкость хорошо. Ведь она выходила этого кота, горячо к нему привязалась, и, казалось бы, такой непредвиденный удар должен был страшно ее расстроить. Но нет, она вела себя в высшей степени спокойно и разумно. Конечно, с женщинами никогда не угадаешь, но всетаки легче…
Значит, и мне нужно взять себя в руки. Изобразив на лице подобие бодрой улыбки, я твердым шагом вошел в комнату.
Хелен сидела, прижав лицо к столу, одной рукой обхватив голову, другую бессильно протянув перед собои. Ее тело сотрясалось от отчаянных рыданий.
Я впервые видел ее такой и, совершенно растерявшись, забормотал какие-то утешения, но рыдания не стихали.
Я беспомощно придвинул стул к столу и начал поглаживать ее по голове. Возможно, я и нашел бы что сказать, но только на душе у меня было так же скверно.
4Но все проходит. Ведь Оскар жив и не потерялся, убеждали мы друг друга, а просто поселился у добрых людей, которые будут хорошо о нем заботиться. Собственно говоря, он вернулся домой.
И ведь нам остался наш любимый Сэм. Правда, в первые дни утешения от него было мало: он все время тоскливо обнюхивал место, где прежде лежала подстилка Оскара, а затем опускался на коврик с унылым вздохом.