Окно в потолке - Радиф Фаритович Кашапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть фотографы, которые не снимают похороны. Не пытаются поймать человека в тот момент, когда он ужасно смотрится. Но зато почти все они собранны и аккуратны. Это стиль.
У него принципов в отношении грусти нет. И в отношении кривости тоже нет.
Вот у него 20-й «Сапог» в руках, а ведь это не дешевая штука, но ведь это и не понты, это для работы. Можно делать пять кадров в секунду, чувствительность – от 100 до 1600 ISO, вам не понять, а если вы покажете образованность, камера все равно его, а не ваша.
– У меня есть образование, я в специальной школе учился. Но все равно – основное в работе. Можно поступить во ВГИК, на отделение кинооператоров, учится пять лет. Есть еще семинары от разных фирм, – говорит Руслан привычные уже фразы.
– А ты пьешь на свадьбах? – задает Тема привычные уже вопросы.
– Ну, рюмку может быть… А вообще многие спиваются. Такие, как я – бытовые фотографы. Хотя и художники тоже. Вот те, кто на заводах или в УВД – там само собой. Хотя они ведь милиционеры, что тут может случиться? Всякое.
Есть вещи, о которых ты жалеешь десять, а может, и двадцать лет (я не знаю, я не уверен, мне-то всего лишь почти Двадцать Семь). Руслан вспоминал иногда концерт в Ленсовета, в который он пробрался в 19 лет на акустическое выступление. Бесплатно. Он сидел в комнате, откуда раньше показывали фильмы, в будке оператора киноаппарата. Рядом толпилось еще человек пять, сплошь незнакомые люди. Три девочки, мужчина на стуле и, по видимости, его сын. Никто не обращал друг на друга чрезмерно много внимания. Впрочем, одна из девушек стояла к Руслану ближе всех. У нее были узковатые глаза и летнее платье в черно-белую полоску. Она стояла, прижавшись к стулу, за мужчиной, видимо, отцом, и напряженно смотрела на сцену, которая располагалась достаточно далеко, чтобы делать именно так. Руслан замер возле нее, схватившись правой рукой за левую, которую поневоле прижал к бедру. Потому что в комнате оказалось тесновато для стольких халявщиков.
Концерт оказался скучен. Много акустики, болтовни с залом.
Было видно, что музыкантам, большинству из них, неинтересно стоять на сцене. Главная причина их появление – вокалист, который не усидел в студии и решил прогнать новые вещи на публике. А потому спустя 40 минут Руслан начал смотреть по сторонам, постоянно спотыкаясь на соседнем платье и лопатках, выглядывавших из-за выреза сзади. Под лямками кожа за лето не успела загореть (стоял холодный август). Наверное, готовилась к экзаменам, подумал он, так и не удалось выбраться на пляж. Сам он любил ездить за Молодежное, где не строили ресторанов и не производили шума. Последние полгода он не любил массовых прогулок, а летом предпочитал фотографировать, хотя – что может быть зануднее съемок на природе?
Стараясь не зевать, он пошевелился и столкнулся в полутьме с девичьей рукой и не захотел оказаться придурком, потому не дернулся назад, а замер. Прошла минута. Он решился и провел пальцами по ее ладони. Несколько раз. Девушка повела плечом, но продолжала смотреть концерт. Забавно, можно ли также делать в метро? Это можно причислить к фроттеризму? Это здоровое влечение? Он сжал руку в кулак и прижался к ее линиям жизни и судьбы, словно пытался оставить там мелкие отметины. Она повернулась буквально на 25 градусов вправо, посмотрела на него. Вернулась к сцене. А он продолжал гладить ее руку. Она подалась вперед, контакт оказался нарушен, но потом вернулась на место. Схватила его пальцы и крепко сжала. Концерт явно заканчивался. И он подумал – и что дальше? Я поведу ее сейчас за угол и поцелую, обнимая за талию? Или что-то скажу в начале? И мы проведем три недели вместе, пока не поймем, что характер не определишь по руке, а потому не стоит тратить нервы и время ради нескольких любовных ложек?
На бисировании он повернулся и резко вышел из комнаты. Стремительно прошел по лестницам, спустился на этаж ниже, открыл дверь в курилку, затем черный вход-выход – и ушел в сторону Кронверкского проспекта, мимо бутиков и аптек, дальше и дальше, а потом до Стрелки, хотя жил совсем в другом конце города.
С утра Руслан с Темой приехали на Финский вокзал. Перебежали через пути, вышли к поездам, праздно побрели навстречу уже проводившим своих людям. Сбежали по эскалатору до глубины сонного метро. Сели в самом углу вагона и поехали смотреть комнату. Заплатить агенту – ему звонили вчера ночью (потому что таким людям – всегда можно, в любое время) – надо было совсем немного, потому что Артем знал ее лично, а друзьям или знакомым всегда делают скидку. Невыгодно – не делать. Обиды, знаете ли, копятся быстрее, чем дивиденды, а навредить в таком деле каждый сможет. На Сенной они встретились с Мариной Гавриловной. Проработав за годы работы в сфере услуг населению, она вдоволь наобщалась со всячески малоадекватными и приятными будущими квартирантами. В том числе и с немалым количеством музыкальным маргиналов (у ней у самой сын играл на басу, а также бегал мелким риэлтором). Они вместе прошли по Садовой до побитой ремонтными работами площади Тургенева, свернули направо, перешли канал Грибоедова и остановились на перекрестке.
– Я специально иду прямыми улицами, чтобы вам было понятнее, – сказала женщина, – я сама тут редко бываю, не особо мой профиль. Я как-то больше по окраинам.
– Тут поблизости есть сквот, где живет группа «Психея», – сказал Тема, показывая на одно из вполне приличных с виду зданий.
– И что – они в гости к тебе заходят? – съехидничал Руслан, поправляя рюкзак с аппаратурой и прикидывая, как ближе добираться отсюда до метро (с тем, что он в комнате поселится, чего скрывать, фотограф решил заранее).
– Нет, просто сказал. Я вообще не люблю такую музыку. Все думают, что драммеры слушают только тяжелую всякую шнягу – или нечто нераспространенное особо, типа фри-джаза свежего. Или просто хард – хард-кор, хард-рок или харди-гарди. Но у меня есть друзья, которые с ними общаются. Место неплохое, правда? Мы еще не дошли, впрочем.
Они потопали дальше и уже через пару минут стояли у открытой парадной. Поздоровались с подошедшей через пару минут хозяйкой – стандартной теткой под 40 со стальным лицом и короткими руками. Поднялись по винтовой лестнице до пятого этажа в полном молчании. Уже у двери мадам-квартиросдача сказала:
– Можно было и
