#в_чёрном_теле - Мария Долонь

– Так ясно что напоминают – Кудринская площадь, Пресня и есть Пресня, – солировала старушка, – а Волоцкий – монастырь, была там лет десять назад на Красную горку, у меня сватья в Волоколамске жила.

Инге неожиданно понравилось. Вся эта пронизанная солнцем автобусная пыль напомнила ей романтику студенческих лет, то лёгкое двукрылое чувство, когда после сессии за дверями журфака ждала свобода, каникулы – целая жизнь. Она вспомнила другой автобус, на котором они ездили по черноморскому побережью, свои голые ноги на коленях Сергея, похожего на ворона экскурсовода, который периодически выныривал из сна и гаркал: «Город-герой Тим-рюк!», пирожки с тягучим повидлом в кафешке на краю света – самое вкусное, что она когда-либо ела.

– …«из варяг в греки», соединявший Северную Русь и Скандинавию с Византией, Волок Ламский был частью старинного водного пути. Недалеко от Волоколамска суда переправляли – волочили – из Ламы в Волошню. По ней, а затем по Рузе и Москве-реке плыли в Москву. Так доплывали до Константинополя! По старой Волоцкой дороге мы и поедем до Новоиерусалимского монастыря, – продолжала рассказ Лида.

Инга глянула на Катю: та снова воткнула наушники в уши и безучастно смотрела в окно.

Инга любила старые дороги, извилистые и узкие, – те, что петляли между холмов, от деревни к деревне. Храмы выныривали из-за леса, отливая золотом куполов, названия мест отсылали к истории старых усадеб – Губайлово, Никольское, Павловская Слобода, Покровское-Рубцово.

– Сейчас будет заправка, у нас остановка пятнадцать минут, есть кафе и туалет. Не задерживайтесь, пожалуйста.

Лида оправила блузку и присела на переднее сиденье. Автобус выруливал на парковку.

Не сводя глаз с Серафимы Викентьевны, Инга спросила у дочери:

– Пойдёшь?

Катя помотала головой:

– Мармеладных мишек мне купи!

– Пожалуйста? – машинально поправила Инга. – Ты же худеть собиралась.

– Я с утра не ела! – возмутилась девочка.

Серафима Викентьевна двигалась медленно, с усилием, опираясь на палку с вытертым набалдашником. Инга догнала её в передних дверях автобуса.

– …а исхудала-то как, детонька. – Старушка остановилась, вполоборота глядя на Лиду, заблокировав выход. И, поймав взгляд Инги, поделилась: – Молодец какая, а? Сколько лет живу, а почему Волоколамск так зовётся – слыхом не слыхивала.

Лида благодарно опустила голову.

– А вы откуда будете? – спросила Инга, помогая Серафиме Викентьевне спуститься.

– Я московская, всю жизнь тута. Своих давно похоронила, вот, с Лидочком теперь по округе езжу. Соседка я ей, да и рассказывает она больно хорошо, куда ни поеду – всяк интересно. Ты монастырь этот видала?

Инга не успела кивнуть. Старушка продолжала:

– Немцы там всё разбомбили, руины одни, камня на камне не оставили, а теперь, как президент на Пасху приехал, со свечкой службу отстоял – заново всё отгрохали. Депутаты косяком туда ездют. Вот и я решила глянуть, пока жива.

– Бойкая у нас Серафима Викентьевна? – Лида догнала их.

– Хорошая, – улыбнулась Инга.

– Только мешаю тебе, лапонька. – Старушка прищурилась: довольна была комплиментом. – Мучаешься со мной.

– Что вы! Иногда бывает, в автобус как покойники набьются – все молчат. – Двери магазина-кафе разъехались перед ними, Лида пропустила Серафиму Викентьевну вперёд. – Головы не повернут или засыпают сразу. Вот тогда я по-настоящему мучаюсь.

– Вы хорошо рассказываете, знаний много чувствуется. И дело своё любите. Истфак заканчивали? – спросила Инга.

– Нет. – Лида на секунду смутилась. – Историко-архивный. Но там школа хорошая. И потом ещё курсы гидов, конечно. Там нас учили: выбери себе самого благодарного слушателя и рассказывай только ему. Вот Серафима Викентьевна и есть моя неизменная аудитория.

К кассам стояла небольшая очередь – всё люди из их автобуса. Инга походила между стеллажами со сладостями. Вернулась к Лиде и Серафиме Викентьевне, когда старушка возмущалась:

– Кофею хотела попить! Так триста рублей просют!

Молодая кассирша подняла на Ингу вопросительные глаза.

– Это, – она протянула прозрачный пакетик, – и три капучино.

– Напоминаю – это действующий мужской монастырь. – Лида стояла против них, скрестив руки ниже груди. – Женщины – на входе возьмите юбки, закройте ноги, если вы в брюках.

Группа двинулась к высокой арке входа. Шаги в ней гулко отдавались, все благоговейно притихли. В тишине было слышно, как Катька, пыхтя, натягивает поверх джинсов цветастую юбку. Инга постаралась не засмеяться. Дочка скорчила ей рожу: видишь, какая я усердная!

– Патриарх московский Никон – духовный авторитет того времени, наставник царя Алексея Михайловича – решил организовать под Москвой новый центр с целью объединения всех под одним началом. Сам же он хотел встать во главе всего православного мира, как папа римский среди католиков. Собор строили как копию храма Гроба Господня в Иерусалиме, перенесли под Москву не только его, но и топографию святых земель Палестины. Появились холмы Фаор и Елеон и небольшой женский монастырь Вифания. Отрезок реки рядом с монастырём назвали Иорданом.

– О, можно грехи смыть! Кто со мной? – оживился народ.

– Грехи смыть успеете, там и мостки есть, и лесенка – всё к вашим услугам. А сейчас пройдёмте в Воскресенский собор.

Инга помнила храм Гроба Господня в Иерусалиме – к нему шла Via Dolorosa, Путь скорби – тесная жаркая улица в старом городе, с лавочками и кафе. Ни о какой святости место не напоминало – торговля крестами всех размеров, иконами, чётками, свечами, амулетами и благовониями. Только таблички на стенах говорили – здесь шёл своим крестным путём Христос: «Место встречи Христа с Матерью по пути на Голгофу», «Место первого падения», «Место встречи с благочестивой женщиной». Кто-то шёл по улице каяться, кто-то зарабатывал на этом. Храм давно оброс пристройками, был виден только вход из двух гигантских врат. Такие же были и здесь, в Воскресенском соборе.

– Заходим, пожалуйста, осматриваем интерьер. Свечи можно купить внутри, если желаете. Встречаемся через десять минут в подземной церкви Константина и Елены.

В храме было холоднее, чем снаружи. Белая лепнина на голубом фоне, разноцветные полосы керамики на стенах. Резной иконостас бликовал огоньками, в центре круглой ротонды сверкала небольшая часовня. Пахло ладаном и свежим ремонтом, пел хор. Инга обошла полупустой храм. Узкая лестница у иконостаса спускалась на уровень ниже. Она поискала глазами Катю: та стояла у распятия, внимательно вглядываясь в лицо Христа.

Инга спустилась в подземную церковь. В Иерусалиме – там в расщелине скалы были найдены остатки распятия, а здесь, в подмосковном Иерусалиме, – из-под земли бил источник. Горели свечи. Ей стало спокойно и страшно.

Ты гол и прозрачен. Падаешь внутри капли, один среди мириад таких же капель, а Он смотрит на тебя и знает каждого.

– Мам, ты тут? – Катин шёпот поскакал от стены к стене, как резиновый мячик-попрыгун. – Там группа уже собирается, идём.

– Патриарх Никон не увидел Новый Иерусалим законченным, был осуждён за гордыню, лишён патриаршего сана и сослан, как простой монах, в Ферапонтов Белозёрский монастырь, – рассказывала Лида, когда они на цыпочках подошли к группе. – Там он провёл пятнадцать лет и умер, так и не увидев больше Москвы.

– Высоко забрался, больно падать, – хмыкнула Серафима Викентьевна, – каждому по своей ветке в судьбе уготовано. Вот бы нашим министрам-то да депутатам помнить о Никоне.

– Жду вас на улице через десять минут. – Лида уже поднималась по затёртым ступеням. – Идём к скиту патриарха, в Гефсиманский сад.

Инга поравнялась с ней.

– Современная история, согласитесь? – спросила Лида. – Никон на своём пути никого не щадил – старообрядцев деревнями жёг, чтобы реформу провести, так власти хотел. Возмездие его и настигло.

– История всегда идёт по кругу.

Они шли вдвоём по коридору за алтарём, в небольших приделах пустели иконостасы – новых икон ещё не было.

– Я так и не представилась. Инга Белова. Журналист.

Лида улыбнулась:

– Так вы по работе? Собираетесь писать про Новоиерусалимский монастырь?

– Всё, что вы рассказываете, очень интересно, – уклончиво ответила Инга, – действительно можно провести множество аналогий… Лида, я хотела бы поговорить с вами о Галине Белобородько.

Лида на ходу оправила блузку:

– Ах, вот в чём дело! Изображаете любопытство, только чтобы расспросить про Галю?

Отчётливо проступает болотный цвет обиды, всего лишь из-за моего равнодушия к теме. Да таких экскурсантов у неё пол-автобуса, неужели из-за каждого расстраивается? Похоже, своей работе служит фанатично. А за обидой прячется ещё оттенок, едва уловимый, – бордовая тревога. Нет, она не так проста.

– Конечно, прежде всего я хотела узнать о Белобородько, – честно ответила Инга. – Но меня увлекла ваша экскурсия.