Детская игра - Реджинальд Хилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда? — повторил он настойчиво. — Откуда тебе о них известно?
— Из списка, — пробормотала Элли.
— Из списка?
— Да! — ответила она с вызовом. — Есть такой список ультраправых групп, за которыми мы должны наблюдать. У нас в «Группе борьбы за женские права» есть копия этого списка.
— Ага! Список! — Паско принялся за второй стакан. — Это нечто вроде «Указателя правых центров»? Запрещенное чтиво для законопослушных граждан! Или это больше похоже на знаменитый «черный список» шахтного управления? Что, эти организации считаются исчадием ада? И их надо немедленно запретить?
— Питер, если ты не прекратишь свои насмешки, я снова оденусь. А кстати, почему ты пьешь из двух стаканов?
— Извини, — смутился Паско, протягивая ей более полный стакан. — У меня к тебе встречный вопрос: как вышло, что в половине десятого вечера на тебе нет ничего, кроме «Ивнинг пост»?
— Каждый вечер вот уже несколько недель ты являешься домой, еле держась на ногах. Рози немедленно издает этот ужасный вой, и ты плетешься наверх поговорить с ней. Мне страшно подумать, как в будущем отразятся на девочке твои монологи.
— Она не жалуется.
— Да, Не жалуется. Потому что для нее это единственный способ хоть на время завладеть твоим вниманием, вот и все. Потом ты, пошатываясь, плетешься вниз, выпиваешь пару стаканов, ешь свой ужин, заваливаешься спать и спишь так крепко, что тебя уже ничто не в силах разбудить, разве только голос Толстого Энди. Так вот, сегодня вечером начну выть я!
Паско посмотрел на нее задумчиво, допил стакан и прилег на диван.
— Давай начинай, — предложил он.
Заметка под названием «Необычное завещание» попалась в тот день на глаза многим.
«Ивнинг пост» — одна из местных северных газет в группе «Челленджер». Сам «Челленджер» был воскресным бульварным изданием, выходившем в Лидсе и распространяемом в основном на Севере, хотя в последние годы под энергичным руководством Айка Огильби оно проникло и в центральную часть Йоркшира. Амбиции Огильби не ограничились Бирмингемом. В следующие пять лет он планировал либо превратить «Челленджер» в полноценную национальную газету, либо использовать его как личный трамплин для получения солидного редакторского кресла на Флит-стрит, ему было безразлично — какого именно.
Другие редакторы в этой группе должны были снабжать Огильби всеми местными сообщениями, которые могли заинтересовать «Челленджер». Кроме того, Огильби, свято веривший в то, что его собратья-журналисты поделятся с ним информацией, как шимпанзе уверенный, что сородичи непременно поделятся с ним бананом, просил сотрудников просматривать колонки в вечерних газетах.
Генри Волланс, молодой человек, недавно перешедший в его газету из еженедельника «Вест Кантри», обнаружил заметку «Завещание Хьюби» в полшестого вечера. Он храбро принес ее прямо к Огильби, собиравшемуся домой. Редактор, которого восхищали в людях напористость и честолюбие, равные по силе таким же качествам в нем самом, сказал, с сомнением покачав головой:
— Не нахожу ничего особенного. Что можно состряпать из этого? Разве какую-нибудь душещипательную историю типа «Несчастная мать и пропавший ребенок»?
— Там видно будет, — ответил Волланс. Он был худощав, светловолос и не без успеха старался быть похожим на Роберта Редфорда в фильме «Вся королевская рать». — Но уж сюжет о «Женщинах за Империю», безусловно, заслуживает внимания. Пару недель назад, разбирая почту для «Колонки читателя», я наткнулся на письмо от миссис Летиции Фолкингэм. Навел справки и выяснил, что это реальное лицо, живет она в Илкли и называет себя основательницей и пожизненным президентом «Женщин за Империю». Письмо касалось беспорядков в школах Брэдфорда. По ее глубокому убеждению, проблему можно решить, ежели все белые дети будут учиться в Итоне, а черные — под деревьями в общественных парках. Я полистал подшивки: оказалось, уже несколько лет она время от времени пишет в нашу газету. Несколько ее писем опубликовано.
— Ты прав, в этих заметках действительно что-то есть, — удовлетворенно потер руки Огильби. — Сдается мне, эта миссис Фолкингэм здорово чокнутая, как ты думаешь? О'кей, посмотри, нельзя ли из этого выудить что-нибудь интересное и для нас. Кажется, сюжет «Несчастная мамаша — потерянный ребенок» будет иметь успех. Но история с актом вандализма в театре «Кембл» выглядит более занятно.
— Будет еще занятнее, если в день премьеры там разыграется скандальчик, — загадочно улыбнулся Волланс. — Мне сходить туда? В любом случае я мог бы написать рецензию.
— Ты и театральный критик к тому же? — воскликнул Огильби, не скрывая восхищения предприимчивостью молодого человека. — В театр сходи, пожалуй, а потом загляни ко мне. Нам стоит еще раз все обсудить, прежде чем приниматься за миссис Фолкингэм. Мы должны быть предельно осторожны в вопросе с Брэдфордом.
Большая и постоянно растущая азиатская община в Брэдфорде привлекла к себе внимание потому, что проблема смешанного образования оказалась там совершенно запущенной. Обычный вопрос — как удовлетворить потребности меньшинства — осложнялся в данном случае тем, что здесь таковым было по преимуществу белое население. «Челленджер» традиционно придерживался консервативных взглядов, но Огильби не собирался с порога отпугивать тысячи потенциальных читателей.
— О'кей, Генри, — произнес Огильби, ставя точку в их разговоре. — Хороший улов!
Генри остался настолько доволен собой, что, уходя, чуть было не забыл о своем сходстве с Робертом Редфордом.
Интерес к завещанию на этом не иссяк.
Несколькими часами позже зазвонил телефон в одной из квартир в северной части Лидса, недалеко от университета. Беседа была короткой и осторожной.
— Я слушаю!
— Кое-что в «Ивнинг пост» может заинтересовать вас. «Женщины за Империю», этот небольшой кружок любительниц чая под руководством спятившей Фолкингэм из Илкли, может получить неожиданное наследство.
— Знаю.
— Неужели?
— Да, вы, как всегда, опоздали с новостью. Об этом уже давно позаботились.
— О, в таком случае извините.
— Ну что вы, ничего, спасибо, что позвонили. Вы говорите из телефонной будки?
— Нет.
— Прекрасно. Но часто звонить сюда не следует. До свидания!
— Пошла к черту! — злобно выругался звонивший, когда в трубке послышались гудки. — Высокомерная сука!
Сержант Уилд лежал на диване в своей небольшой квартирке в пригороде и тщетно силился заснуть. «Ивнинг пост» с новостями о завещании и вандалах в театре валялась непрочитанной на полу в холле, а растаявшие кубики льда в стакане виски, которое он так и не пригубил, разбавили его настолько, что из густо-янтарного напиток превратился в бледно-соломенный.
Уилд думал о Морисе Итоне. Поразительно, как редко он вспоминал о нем в последнее время! Любовники под поющими небесами мая, однажды они чуть не пришли к решению, очень важному в то время, в том месте и в тех обстоятельствах, — открыто поселиться вместе. Но Морис, работавший на почте, неожиданно был переведен на север, в Ньюкасл.
Тогда это казалось компромиссным решением, посланным самим Богом: Ньюкасл был достаточно близко, чтобы встречаться регулярно, и в то же время достаточно далеко, чтобы их с Морисом стремление завести общий дом превратилось в географическую проблему.
Но даже небольшие расстояния ведут к большим разочарованиям. Уилд когда-то гордился своей неистовой верностью Морису, сейчас же она представлялась ему разновидностью эгоцентризма. С чувством удивления и стыда он вспомнил полуистерический взрыв ревности, когда Морис признался, что встречается с другим. Полчаса Уилд не мог справиться с эмоциями, которые он подавлял в себе долгие годы. С того дня он больше ни разу не видел Мориса.
Единственным человеком, догадавшимся о том, что ему пришлось пережить, была его сестра Мери. Они тогда не говорили о сексуальных наклонностях Уилда, но их связывало понимание, проникнутое любовью. Через два года после того, как он порвал с Морисом, Мери тоже уехала из Йоркшира. Когда ее мужа уволили со службы, он решил, что Канада сулит его семье больше надежды, чем никчемная Англия.
Теперь Уилд был одинок. И остался один, не поддаваясь никаким искушениям. Сейчас он относился к своим физическим и эмоциональным особенностям как к какому-то физиологическому недостатку вроде алкоголизма, побороть который можно лишь полным воздержанием.
Изредка у Уилда случались кризисы, но в первую же секунду, когда он услышал по телефону голос Шермана, ему стало ясно: началось последнее сражение.
Он снова мысленно вернулся к их разговору, как будто читал протокол допроса в полицейском участке.
— Где ты встретил Мориса?