Баритон с жемчужной серёжкой в кармане - Мадина Рахимбаева

– А зря. В себя надо верить. Вопреки всему, – убеждённо произнёс этот Некто.

– Не верю! – Талгат вскинул глаза, но не встретил в темноте взгляда собеседника. – Даже если голос и появится, с ним снова придётся работать. А сколько мне тогда будет? Лет тридцать? И кому я в этом возрасте буду нужен?

– Хочешь сам убедиться? – голос никак не мог угомониться.

– Это как? – любопытная часть парня включилась в занимательную игру разума.

– Посмотреть, что будет с тобой… ну, скажем… через десять лет?

– Блюдечко с наливным яблочком предлагаешь? усмехнулся Талгат.

– Сам увидишь.

Неожиданно он оказался лежащим в тёплом и мягком, в полной темноте без поблёскивающих звёзд, отдалённых фонарей и фар. Воздух резко сменился со свежего и прохладного, немного с нотками тины, на застоявшийся и даже душный. Ему захотелось ощупать себя. Убедиться, что тело в этом безумии не отстало от сознания. Неожиданно он обнаружил, что свитер, брюки и ботинки исчезли. Вместо них оказалась тонкая ткань. Ноги же были просто босыми. Кожа под тканью была чересчур гладкая.

– Никогда не замечал, что такой нежный. Прямо как девушка, – промелькнула мысль. – Приснится же такое… Интересно, я был на речке на самом деле?

– Ах да, небольшое пояснение, – словно опомнился голос.

– Сумасшествие продолжается, – угрюмо подумал Талгат. – Ладно. Это же сон…

– Это не сон, – незамедлительно отозвался голос.

– Хорошо-хорошо, – поспешил согласиться молодой человек. Не хватало ещё ругаться с голосами в своей голове.

– Перемещения во времени не совсем разрешены.

– Ну, надо же…

– Минута там – это сутки здесь. Имей в виду. Чем быстрее вернёшься, тем лучше.

– Я не понял. Там, здесь… Это о чём вообще?

– Там – это где ты был. А здесь – это на десять лет вперёд, где ты успешный солист.

– А, ну тогда всё понятно. Делов то… Сейчас встану, посмотрю на свою красавицу жену, гляну, который час на моих Ролексах, с утра съезжу на репетицию в Венскую оперу и тут же обратно на речку. Там и минута не пройдёт.

– Эээ… тут, как бы не совсем так…

– То есть? Жена не очень красавица?

– Про бритву Оккама7 слышал?

– Про лишние сущности, которые не надо создавать?

– Именно!

– И?

– Количество душ и тел строго подсчитано, и я не могу добавить в это время или в то ещё одного Талгата.

– Тааак… Продолжай, – это становилось забавным. Галлюцинация предлагала игру со своими правилами.

– И не могу просто поменять местами двух Талгатов, потому что вы уже совершенно разные. Изменения от перемещения должны быть в идеале нулевыми.

– Не томи… Дух Оперы, да? Давай ближе к сути. Пожалуйста, – многим сложно контролировать то, что они говорят. В мыслях же избавиться от пренебрежительного тона к своей галлюцинации практически невозможно. Поэтому последнее слово Талгат добавил усилием воли, чтобы как-то быть похожим на хорошо воспитанного человека.

– Ты тут вместо похожего человека. По возрасту и по, так сказать, настрою. А она пока постоит вместо тебя на берегу.

– Она?

– Она, – тут Дух Оперы словно смутился и дальше зачастил. – Ну, в общем, не задерживайся. Как соберёшься, только сильно захоти этого.

– Камиля, доченька! Я ухожу! Закрой за мной дверь!

Талгат услышал сквозь сон незнакомый голос и перевернулся на другой бок.

– Камиля! Вставай! Всё, я ушла!

Хлопнула, видимо, дверь.

Талгат снова перевернулся, раздражаясь на странные звуки, но при этом слегка приоткрыл глаза.

В комнате было светло.

– Проспал! История музыкального и театрального искусства! – мелькнула в голове, будто облила кипятком, мысль. – Чёрт! Она же отмечает в начале всех!

Талгат сел в кровати, сдёрнув с себя одеяло, подался вперёд и стукнулся лбом.

Он сильнее зажмурился, потёр лоб и попробовал снова наклониться и спустить ноги. Но упёрся во что-то твёрдое.

Это оказалась стена. С обоями в мелкий сиренево-фиолетовый цветочек.

Обычно с этой стороны стены нет. То есть, конечно, она присутствует, но до неё ещё надо пройти по коричневому ковру с длинным ворсом и протянуть руку через стол. И то там будут полки с книгами и дисками с записями. Но даже за этими полками никаких фиолетовых цветочков нет. Стены закатаны классической белой эмульсионкой.

Талгат обернулся.

Да, ноги нужно было бы спустить с другой стороны. Но это было меньшей неожиданностью. В комнате не было его стола и полок с книгами и дисками. Был старый шкаф советских времён с покосившимися стеклянными дверцами, сквозь которые было видно корешки изданий того же периода. И рядом стоял похожий, но не по цвету, а по эпохе, видимо, для вещей. На полу лежал потёртый ковёр в красно-синих тонах с характерными цветочками, обрамляющими кругами условный центр. Единственное, что роднило обстановку с современностью – серебристый ноутбук на столе со взбухшим местами лаком.

– Так. Надо успокоиться, – он спустил ноги и поставил руки на колени, глубоко вздохнув и закрыв глаза. – Куда я вчера пошёл? К речке? А потом?

Ничего в памяти не всплывало. Но что-то было не так. Не тот запах. И колени под руками были какие-то не такие. Слишком острые что-ли…

Талгат открыл глаза и посмотрел на свои руки. Маленькие с обшарпанным розовым лаком на ногтях.

И колени в светлых штанишках из мягкой ткани в мелкий цветочек. С рюшечками по краю чуть ниже колен. И розовый лак на ногтях на ногах.

У Талгата похолодели кисти и ступни. И он почувствовал, как выступил холодный пот. Надо было проверить наличие главного инструмента. То, что бёдрами его присутствие не ощущалось, парень старался не замечать.

Это был полный бред. Так не бывает. Да, есть масса фильмов, где парень просыпается девушкой, но это ведь просто кино. Дурацкий вымысел воспалённых мозгов на потеху толпам подростков. А это жизнь.

Или не жизнь?

То есть сон?

Талгат зажмурил глаза, нащупал одеяло и залез под него, поджав ноги. Так он полежал несколько минут. Потом осторожно открыл глаза.

Советские шкафы на месте.

Он снова закрыл глаза.

Потом набрался смелости и протянул руку к междуножью.

Не может быть.

Этого просто не может быть.

Не может быть потому, что так не бывает.

Можно было бы попробовать заснуть, чтобы проснуться у себя дома, но утренний позыв скорректировал планы в пользу исследования новой территории.

Талгат снова спустил ноги на пол, встал, и тут зазвонил телефон возле подушки. Смартфон был какой-то неизвестной модели известной фирмы. Странно, что такая редкая и дорогая вещь оказалась в комнате с подобной обстановкой. На экране высветилось «Мама».

– Да, – ответил он хриплым голосом.

– Так и знала, что ты ещё спишь, – недовольно отозвался женский голос. – Закрой дверь. Если, конечно, ещё бандиты не вошли и не вынесли всю квартиру.

– Угу, – промычал Талгат, с ужасом ожидая боли.

– Давай, вставай! Я подожду, пока ты закроешь.

Такое барское отношение к расходованию денег на мобильную связь никак не вязалось с обстановкой, поэтому он рванул в прихожую. Замок провернулся достаточно громко.

– Ну-ка дёрни, – требовательно произнесли в трубке.

Талгат опустил ручку, сделав движение наружу. Дверь не поддалась, но громыхнула внутренностями.

– Хорошо, – успокоились в трубке. – Давай, вставай, умывайся. Поешь чего-нибудь, яичницу себе хотя бы пожарь.

После этого раздались гудки.

Да, яичница – это здорово… Такого царского завтрака у Талгата не было все два последних месяца. Это было бы просто роскошно – ощутить во рту твёрдую пищу, пережевать её и проглотить, да так, чтобы она просто скользнула вниз. Он непроизвольно сглотнул внезапно накопившуюся во рту слюну и тут же замер, ожидая боли. Но её не было.

Он сглотнул ещё раз.

А потом ещё раз.

Ничего.

Он прокашлялся.

– А. Аа. Ааааа! – его голос звучал тонко и звонко, но это его не беспокоило. Он так отвык от того, что может издавать горлом звуки, что это казалось просто невероятным.

– Ооо! Ууу! Иииии! Бро-ду-да! И-ля-лю!

Голос звучал.

Незнакомо, непонятно где, но был звук без боли.

Он уже и забыл, как это здорово, когда через горло проходит волна энергии, преобразующейся в то, что слышно.

– Фиииигаро! Фигаро-Фигаро-Фигаро-Фииииигаро! – звук выходил безобразный.

Просто ужасный.

Но он был.

А боли не было.

И это было великолепно. Талгат ходил по квартире, разводя руками, на разные лады выводя имя несчастного цирюльника.

И почему, если надо что-то спеть, в половине случаев вспоминают именно этого персонажа Россиниевской оперы? Причём даже те, кто от классической музыки очень далёк.

Но все эти вопросы мелькали в сознании Талгата где-то на самом краю. Равно как и то, что он отмечал в этой квартире, а именно две скромные комнаты, очевидно, двух обитательниц. О том, что на дворе стоит не двадцатый век, а что-то попозже, свидетельствовали, кроме ноутбука и смартфона в девичьей, плоский телевизор в другой комнате, микроволновая печь и холодильник с морозильной камерой снизу на кухне.