Друг или враг? - О. Пинто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герр Штраух — немец. С 1924 года по 1940 год он ежегодно не менее шести месяцев проводил в Голландии. Герр Штраух был одним из руководящих деятелей немецкой фирмы, которая торговала табаком с Голландской Ост-Индией. Поэтому он постоянно курсировал между рынками Амстердама и Роттердама. Герр Штраух был богат и занимал солидное положение. У него была роскошная квартира в Амстердаме и вилла на берегу моря в Зандворте, известном курортном месте.
Герр Штраух не принадлежал к числу хладнокровных, выдержанных воротил делового мира или же жестокосердных бесчувственных финансовых тузов, которых так любят изображать в дешевых романах. Веселый, общительный, герр Штраух был запанибрата не только со своими друзьями, но и со всеми теми, с кем ему приходилось иметь дело. Щедрый и гостеприимный, он всегда с удовольствием приглашал знакомых выпить или отобедать с ним. Там, где собирались люди, торгующие табаком, всегда слышался раскатистый смех герра Штрауха и можно было видеть, как он похлопывал по плечу соседа своей пухленькой ручкой.
Он всегда был очень жизнерадостным и любил выдавать себя за хорошего спортсмена. Не в пример своим коллегам, одетым в мрачные строгие костюмы, он в знак любви к спорту носил костюмы спортивного покроя. И не удивительно, что среди сослуживцев и знакомых герр Штраух слыл «добрым малым».
Однако все это время он был агентом гестапо. Когда в 1940 году немцы оккупировали Голландию, волк сбросил овечью шкуру. Герр Штраух был представителем немецкой разведки в Голландии и долго оставался на этом посту во время войны. Будучи весьма сведущим по части личной конспирации, он оказался значительно более слабым, когда ему пришлось готовить шпионов и создавать для них легенды. Как я уже говорил, для шпиона легенда — это вопрос жизни и смерти. Если шпиону не удастся вырваться из лап следователя, а рано или поздно он попадет в них, какая тогда в нем польза? Он будет лишь представлять собой опасность для тех, кто его послал. Вот почему шпиону нужна легенда правдоподобная и безупречная, какую только в состоянии изобрести человеческий ум. А у герра Штрауха было два недостатка, один из них — типично немецкий. В любой выдуманной им легенде обязательно была хотя бы одна совершеннейшая нелепость, и, более того, нелепости походили одна на другую. Он приспосабливал не легенду к человеку, а наоборот, человека к легенде. И довольно скоро мы научились легко распознавать легенды, состряпанные герром Штраухом, — они имели свой характерный почерк.
Приведу пример, на котором я уже останавливался в книге «Охотник за шпионами», в связи с делом Мингера Дронкерса, пожилого человека, прибывшего в Англию в 1942 году. Согласно выдуманной для него легенде он занимался мелкой спекуляцией, а когда его предупредили, что за ним следит гестапо, бежал из Гааги в Роттердам. Там, в кафе «Атланта», он встретился с неким Гансом, который служил в портовой конторе, снабжавшей суда горючим. Ганс сочувственно отнесся к Дронкерсу. Он даже предложил ему лодку и согласился заправить ее горючим. Поторговавшись, они сошлись на том, что за лодку будет уплачено сорок фунтов стерлингов. На ней-то Дронкерс и бежал в Англию. В этой легенде было четыре явных изъяна, которые сразу же возбудили мое подозрение. Во-первых, «Атланта» — фешенебельное кафе, которое посещают богатые люди Роттердама. И вряд ли человек, желающий бежать в Англию, стал бы искать помощи именно там. Скорее всего, он направился бы в какой-нибудь портовый кабачок. Во-вторых, в Голландии было мало людей, способных помочь Дронкерсу в этом деле. Но странное совпадение — он случайно попадает в модное кафе и там сразу же сталкивается именно с таким человеком. В-третьих, Дронкерс шел на большой риск, посвящая в свои дела незнакомого человека, который вполне мог оказаться на службе у гестапо. И, наконец, совершеннейшая нелепость: Ганс — доброжелательный незнакомец — фактически шел на самоубийство ради такой незначительной суммы, как сорок фунтов стерлингов. Он не смог бы правдоподобно объяснить своему хозяину, куда делась лодка, и тот, несомненно, обратился бы в гестапо, хотя бы в интересах собственной безопасности. В оккупированной Голландии содействие побегу в Англию каралось смертной казнью.
Таким образом, легенда Дронкерса с ее четырьмя значительными изъянами явно попахивала стряпней герра Штрауха, и я поймал его на этом. Несмотря на энергичное запирательство с его стороны, я не сомневался, что передо мной шпион. Я очень тщательно осмотрел личные вещи Дронкерса, и в результате мне удалось обнаружить наколы под буквами в голландско-английском словаре, с помощью которых можно было прочесть адреса явочных квартир в Стокгольме и Лиссабоне. Дронкерс был приговорен к смертной казни и повешен в Вандсвортской тюрьме в канун 1942 года. Так из-за плохой легенды погиб способный немецкий шпион.
Сам Дронкерс ошибок не совершил. Это был непревзойденный актер, который до конца мастерски играл свою роль. Виноват был не он, а герр Штраух. Если бы Дронкерса снабдили правдоподобной, безупречной легендой, он никогда не возбудил бы подозрений.
Можно рассказать еще об одном случае, характеризующем герра Штрауха. Год спустя после Дронкерса на южном побережье Англии высадились двое молодых людей. Это были братья, бежавшие на лодке из Голландии. Они признались, что немцы считают их своими шпионами, причем шпионами они стали только потому, чтобы иметь возможность бежать в Англию и вступить в армию Свободной Голландии. После тщательной проверки выяснилось, что они говорили правду. Но когда на допросе мне стала известна их легенда, я заметил: «Можете не говорить, кто научил вас молоть весь этот вздор. Я и так знаю».
Братья были озадачены, а я продолжал: «Давайте сделаем так. Вот два листка бумаги, — я протянул им один листок, а другой оставил себе. — Пусть один из вас напишет фамилию этого человека, а я сделаю то же самое на своем листке. Затем мы сличим фамилии».
Не колеблясь ни секунды, я и один из братьев написали на листках каждый свое, а затем положили их рядом на столе, повернув написанным кверху. На обоих листках было написано: «Штраух».
Лица братьев, когда они взглянули на листки, выражали крайнее изумление. Они, наверно, подумали, что я всеведущ. Но, конечно, дело было не в этом. На допросах мне слишком часто приходилось сталкиваться с фирменной маркой герра Штрауха, и на этот раз я не мог не обратить внимания на характерную особенность его стиля.
Я бы мог привести бесчисленное множество примеров, но боюсь наскучить читателю. Все они подтверждают, что контрразведчик часто узнает тех, кто работает против него на стороне противника. Я не знаю, жив герр Штраух или нет, но если жив и случайно прочтет эту книгу, пусть примет мою сердечную благодарность за то, что во время войны здорово помогал мне в работе. Следователь-контрразведчик обычно начинает подозревать человека только после допроса. За время моей долголетней работы мне пришлось столкнуться только с одним исключением из этого правила, причем дело это оказалось одним из самых запутанных, но самых интересных в моей практике.
Много лет подряд, еще до встречи с этим человеком, я следил за каждым его шагом, внимательно изучал его привычки и вообще знал о нем решительно все через знакомых. Мне даже казалось, что, войди я в комнату, полную незнакомцев, среди которых находится он, я безошибочно узнаю его. Расскажу, как все это произошло.
В начале 1942 года от побережья Голландии отчалила лодка с беженцами. В пяти милях от берегов Англии ее задержал английский военный корабль и, взяв на буксир, привел в порт. Экипаж состоял из четырнадцати молодых голландцев. Одни из них были уроженцами тогдашней Голландской Ост-Индии, другие раньше жили там. По заведенному порядку для проверки их направили в Королевскую викторианскую патриотическую школу Всех беженцев допрашивали по отдельности, и я без колебаний заявил, что они — настоящие беженцы, у которых была одна цель — бежать из оккупированной Голландии и работать с теми, кто вел активную борьбу
Естественно, прежде всего их спросили, как им удалось совершить побег. Все показали одно и то же. Оказалось, что побег организовал молодой человек по имени Пульхоф, который был полуголландцем, полумалайцем, то есть метисом.
В Голландии нет расовой дискриминации, и многие дети от смешанного брака часто уезжали из Голландской Ост-Индии учиться в различные университеты Голландии. Когда в 1940 году немцы оккупировали Голландию, Пульхоф, по словам его друзей, был студентом университета. Друзья его, тоже студенты, были, как и он, либо метисами, либо голландцами, но родившимися в Ост-Индии.
Немцам была нужна образованная молодежь для работы в органах гражданской администрации Голландии. Пульхофу предложили канцелярскую работу в департаменте продовольственного снабжения. И хотя ему только что исполнился двадцать один год, он, проработав всего восемнадцать месяцев, из скромного клерка вырос в заместителя начальника департамента. В подчинении у него было семьдесят два человека, многие из которых годились ему в отцы. Или он действительно был очень способным, или… в голове у меня промелькнула смутная догадка, заставившая насторожиться. Когда один из друзей Пульхофа, близко знавший его еще в Ост-Индии, рассказал мне, что в возрасте всего лишь семнадцати лет Пульхоф блестяще сдал экзамены по юриспруденции (то есть получил право на самостоятельную юридическую практику в Ост-Индии), уважение мое к его способностям еще более возросло. Но когда тот же друг добавил, что в шестнадцать лет Пульхоф был одним из руководителей молодежного национал-социалистского движения в Ост-Индии, мое высокое мнение о нем изменилось. Это движение, как и молодежное нацистское движение в Германии, находилось под тайным покровительством немецких фашистов. Теперь уже смутная догадка, насторожившая меня в первый момент, переросла в тревогу.