Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

Тонкие, сухие пальцы погладили лицо на вышивке, женщина ударилась лицом о пяльцы, что-то бормоча, и Матвей, не оборачиваясь, вышел из кельи в холодный, белого камня коридор.

Маленький, коротко стриженый, белобрысый мужик в потасканном армяке прицелился и рябчик, хлопая крыльями, свалился с ветки.

— Вы должно быть, белку в глаз бьете, Марья Петровна, — одобрительно заметил Волк, поднимая птицу.

— Меня матушка стрелять учила, — рассмеялась Мэри, — и батюшка тоже — меткий был. Ну, а потом мы с Робертом оба охотиться любили, мы, когда после венчания на север поехали, от рассвета до заката в седле были. И на медведей я ходила, в Швеции, — она оглянулась и тихо добавила:

— Машенька-то, бедная, от Матвея Федоровича не отходит, спасибо вам, Михайло Данилович, что присмотрите за ними. Дяде Матвею все же семьдесят лет, не шутка. А мы с вами в Лондоне встретимся? — женщина засунула пистолет в карман армяка.

— Да уж наверное, — смешливо отозвался Волк. «Вы там ранее меня будете, все же до Белого моря тут ближе, чем до Ладоги. А потом, как обустроитесь — приезжайте с Энни в Париж, повидаться».

— Спасибо, — отозвалась Мэри, глядя в сторону костра, что горел на опушке. «Я думаю, Джон меня в Германию пошлет, так что заглянем к вам по дороге».

Волк откашлялся и осторожно спросил: «А вы еще работать собираетесь, Марья Петровна?»

— А как же, — безмятежно отозвалась Мэри, натягивая овчинные рукавицы. «Я людям языки хорошо развязываю, Михайло Данилович, к тому же я вдова теперь, — губы женщины на мгновение дернулись, — для работы сие только на руку.

— Так вы, может, еще и замуж выйдете, вам же и тридцати нет, — еще более осторожно продолжил мужчина.

— После Рождества двадцать восемь исполнилось, — Мэри мимолетно улыбнулась, — мне бы дочь вырастить, Михайло Данилович, не до замужества мне. Да и потом, не люблю я дома сидеть, я с пятнадцати лет нашим делом занимаюсь, тако же и с Робертом познакомилась. А вы Полли не видели, как в Лондоне были? — спросила она, выходя на узкую тропинку.

— Нет, — ответил Волк, разглядывая ее прямую, жесткую спину.

— Мне Марфа Федоровна сказала, что пришлось им из Рима бежать, а там уже, из Франции, они в Новый Свет отправились, с экспедицией. Но вот должны этим летом вернуться.

— Встречу, значит, сестричку мою, — нежно проговорила Мэри.

— Мы же с ней двойняшки, всю жизнь вместе. У нее муж хороший, очень хороший человек, как мой Роберт покойный был. Роберт же, — Мэри обернулась, — пока мы в Копенгаген не уехали, для Джона людей убивал. Ну, кого надо было, сами понимаете, — она улыбнулась, и добавила: «Он еще при батюшке Джона, старом мистере Джоне, начал».

— А в Копенгагене он чем занимался? — поинтересовался Волк, глядя в большие, лазоревые глаза.

— С Энни дома сидел, еду ей готовил, читать учил, гулял, — Мэри даже рассмеялась. «Там же я работала, при дворе короля Кристиана. А сейчас дядя Мэтью туда едет».

— А вы откуда знаете? — изумился Волк. «Он же никому не говорил, куда Машеньку везет».

— Сие дело нетрудное, — рассмеялась Мэри, — это вы просто с дядей Мэтью недавно знакомы.

Он всегда говорил, что на старости лет в Копенгагене хочет осесть».

Она вышла на опушку и весело сказала: «Ну, вот и рябчики, давай-ка, Энни, ими займемся!»

— Мы сами с Машенькой сделаем, — Матвей поднялся и улыбнулся дочери: «Пойдем, Машенька, научу тебя, как их готовить».

Он подал дочери руку, и та, доверчиво посмотрев на отца, вдруг сказала: «Х-хорошо, б-батюшка».

Матвей заставил себя сглотнуть слезы и подумал: «Ничего, оправится. Буду заниматься каждый день, гулять с ней буду, в церковь ходить. Ну что мне там, в Копенгагене — я же не при дворе, так только, сиди, держи безопасный дом, людей встречай и провожай. Времени много, поставлю на ноги».

— К-красиво, — сказала Маша, указывая на промоину в снегу. Матвей посмотрел на жухлую, зимнюю траву и вдруг увидел свежую, зеленую, пробивающуюся через слой палых листьев.

— Очень красиво, доченька, — сказал он, поцеловав женщину в колючий, золотистый затылок.

Матвей подсадил дочь в седло и поправив стремя, рассмеялся: «Ты не бойся, милая, кобылка смирная, будешь на ней ровно как на лавке».

Маша опасливо протянула руку и погладила гнедую гриву. Лошадь ласково, тихо заржала.

— Последите тут, — велел Матвей мужчинам и, кивнув Марье, сказал: «Отойдем».

— Значит так, — Матвей вздохнул — Федор тебя прямо с рук на руки должен передать нашему человеку. Запоминай: как доберетесь до Новых Холмогор, придете в порт, там спросите мистера Майкла.

— А фамилия как? — поинтересовалась Мэри.

— А кто ж его знает? — Матвей пожал плечами. «Он на работу нанимался, когда у Джона отец умирал, написано: «Мистер Майкл», и все. Тех лет документы вообще — половину сожгли, как ее Величество скончалась, не след такое хранить было, — он усмехнулся, а половину — разбирают еще, концов не найдешь. Ну, вроде тем годом присылали почту, там он еще пока.

— Чем занимается-то? — поинтересовалась Мэри, разглядывая весеннее небо.

— Священник он, англиканский, ну, как ты мне рассказывала, на Москве у вас тоже такой был, — ответил Матвей.

— Да, — женщина кивнула, — мы через него донесения передавали на корабли. Все сделаю, дядя Мэтью, — она улыбнулась, — спасибо, что помогли нам.

Мэри поцеловала Матвея в щеку и тот ворчливо сказал: «Дом-то ваш, в Копенгагене, хороший? А то я и не был никогда у вас, а мне там жить теперь».

— Очень, — рассмеялась племянница, и гавань там рядом. Будете ходить, пиво пить, а Машенька пусть чаек кормит.

— Ну, пойдем прощаться, — вздохнул мужчина, — до Ладоги путь неблизкий.

Матвей поманил к себе Федора и строго, шепотом сказал: «А ты к Лизавете загляни, как в Ярославль возвращаться будешь, не оставляй ее надолго с детьми-то, одну. И осторожней будь, коли казнят тебя, али еще что — Лизавета с тремя детьми на руках останется, куда ей деваться?».

Федор улыбнулся: «Да не казнят, Матвей Федорович, мы уж все обделаем, как надо, Василий Иванович на престол сядет, и заживем спокойно».

— Ну-ну, — только и ответил Матвей, подставив лицо яркому солнцу. «Весна-то пришла, Михайло, — он улыбнулся и взял маленькую руку дочери: «Весна, Машенька».

— Т-тепло, п-папа, — тихо ответила женщина. «Т-тепло».

Волк перегнулся в седле, и, пожимая Федору руку, едва слышно шепнул: «А ты помни, шурин, что я тебе в подвале сказал, не забывай».

— Ладно, — буркнул, покраснев мужчина и обернулся к сестре: «Поехали уже, может, на Двину доберемся, и лед к тому времени сойдет, лодку возьмем».