Хутор Гилье. Майса Юнс - Юнас Ли

Придется ей поступить так же, как делал он, — незаметно прокрасться вдоль окон лавки Суннбю, а не то йомфру Тёнсет, живущая у них, непременно увяжется за ней.

На мосту толпился народ — видно, не знали, куда себя девать в этот воскресный день, и от нечего делать смотрели, как плывет лед вниз по реке. Вокруг угольных барж вода совсем очистилась ото льда, и только маленькие льдинки плавали в ней, словно намокшие куски сахара…

Скорее за угол! Там всегда висит афиша. Сначала Майса хорошенько огляделась…

Как называется пьеса, она увидела еще издали, но подошла поближе, чтобы посмотреть, играют ли сегодня вечером те артисты, что исполняли роли Гунлэуг и Эндре…

Она решила прогуляться еще немного и поглядеть, как публика собирается в театр…

Странно идти по городу днем — она не привыкла бывать в это время на улицах. Покатая крыша старой тюрьмы уже наполовину высохла; Майса проходила здесь каждый день, но сейчас тюрьма показалась ей особенно большой и мрачной. Раньше она никогда не присматривалась к ней внимательно, хоть и шила порой у тюремного надзирателя… А вот и вывеска дубильщика Унсруда, бычья голова выдается над тротуаром… Когда по утрам она подходит сюда, ей становятся видны часы на башне Спасителя, и, взглянув на стрелки, чтобы узнать, сколько остается до восьми, она прибавляет шаг…

А там дальше, в той красивой аптеке, наверно званый обед — вон сколько нарядных гостей мелькает в окнах. Когда-то ее приглашали сюда шить, но, к сожалению, она оказалась занята…

Идти к театру было еще рано, и она не знала, куда ей направиться до тех пор, разве что просто побродить по улицам.

Рыночная площадь была чисто выметена, на ней было тихо, пустынно и безлюдно; те, кто толчется в воскресенье у фонарей и предлагает поменяться часами, уже разошлись. Время саней миновало, теперь вдоль улицы виднелись только повозки…

А ниже, у крепости и на Эстрегатен, тротуары были полны народа, — обрадованные хорошей погодой, люди, нагулявшись, целыми семьями возвращались домой… Самой богатой публики среди них не было, — такие по воскресеньям обычно сидят дома и принимают родных…

К вечеру стало прохладнее, даже начало подмораживать.

Можно направиться вниз, тогда она пойдет навстречу людскому потоку, спешащему в театр.

Непривычно было глядеть на площадь графа Веделя в воскресенье и знать, что можно прогуливаться по ней сколько угодно и не нужно спешить к Калнесам; завтра ей снова придется идти к ним чуть свет кончать пальто для Овидии.

Она обошла вокруг крепости и решила по дороге домой пройти мимо театра.

Навстречу ей изредка попадалась молодежь с коньками; видно, в последний раз в этом году хотели испытать, крепок ли лед. Вдалеке между льдинами пыхтел окутанный черным дымом буксир…

Уже смеркалось, и на улицах стали зажигать газовые фонари, когда она снова подошла к театру. Вряд ли кто обратит на нее внимание, если она просто пройдет мимо…

Она сделала крюк, перешла Банковскую площадь у здания Вайсенхюсе и вернулась назад, — ей не хотелось подходить к театру слишком близко, пока у подъезда толпится публика. Невольно она вспомнила, как была здесь в последний раз…

Медленно возвращаясь домой, она зорко смотрела вдоль улицы: если покажется близорукий Хьельсберг, она сразу свернет в сторону, как только его увидит. Навстречу, весело переговариваясь, спешили опаздывающие, некоторые были в нарядных накидках; да и коляски, проносящиеся по улице, тоже, наверно, направлялись к театру.

Чем дальше она уходила, тем меньше ей встречалось людей…

Прежде чем направиться домой, она остановилась и в нерешительности огляделась, и вдруг позади нее раздался голос:

— Добрый вечер, йомфру. Прогуливаетесь?

Это был Антун Транем. Тон его показался Майсе таким подозрительным, что она только хмуро кивнула ему и заспешила прочь.

Немного погодя она перешла на другую сторону. Как он держался с нею! Она даже рассердилась…

Майса прибавила шагу. Скорее бы вернуться домой и улечься в постель!

Она всегда ждала воскресений, но много ли радости она от них видела? Нет, будни, пожалуй, все же лучше, хоть и приходится выбиваться из сил и спешить как на пожар!

А ведь захоти она, ей, может, и удалось бы побывать сегодня в театре…

…Она вздохнула с облегчением, когда, вернувшись домой, увидела, что Эллинг ушел. Семейство Дёрумов ужинало при свече.

Майса хотела только заглянуть к ним и сказать, что вернулась, но мадам Дёрум направилась ей навстречу, неся что-то на руке… С час назад забегала Тилла, что служит у фру Турсен, и принесла вот это пальто. Их жилец, студент, сказала она, просил узнать, не сочтет ли йомфру Юнс за труд помочь ему привести пальто в приличный вид. В одном рукаве совсем отпоролась подкладка. Только пальто понадобится ему завтра с утра; может ли он перед уходом в больницу прислать за ним Тиллу? Тиллу просили непременно узнать, не будет ли это для йомфру Юнс слишком хлопотно, — жильцу ведь известно, что она не занимается подобной работой, но он оказался в таком затруднительном положении…

— Ох, уж эти горемыки, что учатся здесь, в городе! Одежда на них так и горит, а присмотреть за ними некому, — сочувственно вздохнула мадам Дёрум. — Бедняга! Дома, поди, привык совсем к другому, не надо было самому о себе заботиться.

Майса взяла пальто и внимательно рассмотрела его у приоткрытой двери — она изо всех сил старалась, чтобы мадам Дёрум не заметила, как она рада.

— Ну, если только подкладка, да вот еще петли пообтрепались, тогда ладно…

Мадам намеревалась обсудить все как следует и получше рассмотреть пальто, но Майсе не хотелось выпускать его из рук.

— Пожалуй, я лучше сразу за него возьмусь, тогда и сделаю раньше.

Она взбежала к себе по лестнице и зажгла лампу, едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться, — ее так и распирало от радости… Ну до чего же хитер!

Прежде чем взяться за работу, она некоторое время сосредоточенно и любовно изучала пальто… Петли еще ничего, только вот верхняя разлохматилась, и из нее выглядывает холст. Как часто она видела, что эта петля сползает с плоской костяной пуговицы, болтающейся на одной нитке. Ну теперь-то уж она пришьет их накрепко!..

А как подкладка на полах? Карманы совсем отпоролись, и оба рваные…

Ах, как бы ей хотелось перешить все заново!

Она перерыла все ящики в комоде, чтобы найти какие-нибудь лоскутки для подкладки. Жаль, что магазин йомфру Енсен уже закрыт…

Надо пустить в ход все, что есть под руками… Мадам Дёрум права: о нем, бедняге, некому позаботиться. Но и дома, в Нурланне, у него тоже никого нет, он ей сам об этом говорил… Да еще обмолвился как-то, что от пятисот далеров, оставшихся ему от отца — тот тоже был доктором там, на севере, — уже давным-давно и следа не осталось…

А материал добротный, прочный…

Ах, если бы у нее были пуговицы и тесьма для подшивки!

Придется ему прислать ей пальто еще раз, и пусть попросит так же вежливо. Нет, подумать только, какой хитрец!..

Майса встряхнула пальто и вывернула его наизнанку — на пол посыпались табачные крошки и всякий мусор.

Она засиделась допоздна при керосиновой лампе, отпарывая и пришивая подкладку.

Значит, он курит — она сидела и с наслаждением вдыхала запах табака… Целыми днями читает, пишет и курит.

Вот бы ей сейчас немного бархата на воротник. Знай Овидия Калнес, какие у нее мысли, то-то стала бы следить за ней!.. Вилка в телячьем фрикасе! Вспомнив о ней, Майса рассмеялась. И вообще у них не дом, а фрикасе, и у Фины, и во всем их хозяйстве…

Несколько минут она колебалась: надо бы спуститься вниз, пока мадам Дёрум не легла, — попросить утюг да слегка отпарить пальто…

Она знала, что он весь покрылся ржавчиной, но что поделаешь?..

Майса оставила дверь приоткрытой, чтобы осветить себе дорогу, и сбежала вниз…

Конечно, пожалуйста, мадам Дёрум сейчас же вычистит утюг; она и сама готова постараться, чтобы привести в порядок это пальто…

Пока мадам начищала утюг, Майса облокотилась на подоконник — отсюда виднелся уголок его окна.

В его комнате горел свет… И вдруг по занавеске что-то скользнуло, словно промелькнула тень. Может, это Хьельсберг встал из-за стола, чтобы набить трубку…

— Какая вы добрая, Майса, столько возитесь с этим пальто, — сказала мадам, передавая ей утюг. — Но и он ведь не из тех, что скупятся на плату.

…Майса подбросила дров в печку; она уже починила и петли и карманы, теперь дело за подкладкой.

Время от времени по лицу ее пробегала улыбка — выходит, ему сегодня весь вечер пришлось просидеть дома, а все потому, что вчера она вызвалась починить ему пальто… И ни в какой театр он не пошел…

Она так живо представила его себе, будто он стоял у нее перед глазами такой, каким был в тот вечер, когда они вместе ходили в театр; она ясно видела его темные мягкие волосы, которые он откидывал со лба, наклоняясь вперед… широкий подбородок… и рот — довольно большой, умеющий и посмеяться и отчитать…