Капитан «Неуловимого» - Владимир Геннадьевич Поселягин

считал, что всё правильно, но большинство, особенно среди тех, кто участвовал, но избежал наказания, считали, что приговор был излишне суров. Но они недолго так говорили: особист намекнул, что и они вскоре отправятся на передовую, те и заткнулись. А я был доволен: кровь не на мне, совесть моя чиста, всё по закону. Хотя всё равно, неправильно это было, нехорошо. А виноват техник-интендант: что ему стоило попридержать своих людей? Да, нехорошо как-то прошло моё тут появление.

Об этом я и размышлял, пока мы тихонечко, чтобы не растрясти мои раны, ехали к Симферополю – именно в этом городе и располагался штаб обороны. Дорога заняла больше часа. За это время я пустил на излечение всю зарядку. Не всё восстановил, трещины остались, но машину покинул уже сам, хотя и держался за бок. Мой чемоданчик нёс капитан, адъютант командующего. Форма у меня была в порядке, чистая и выглаженная, а чистка после того, как меня тут «приветливо» встретили, требовалась обязательно.

Здесь я познакомился с генерал-лейтенантом Сафроновым, который командовал Севастопольским оборонительным укрепрайоном, находясь в подчинении Закавказского фронта. И командовал он отлично: немцы не смогли взять Симферополь, остановившись в десяти километрах от города.

Помнится мне, в прошлой моей жизни тут другой командир командовал, и именно он сдал немало территорий, заняв оборону у Севастополя. Значит, зря я Сталину на командира обороны наговаривал, тут другой командует. Сейчас тут ситуация тоже критическая, но не настолько, как могла бы быть. Интересно, почему Сафронов в прошлой жизни не командовал? Ранен был? Убит? Не знаю.

Здесь же я познакомился с командованием обороной. Командующего флотом не было, он отбыл в Поти и будет не скоро. Его замещал контр-адмирал Елисеев, начальник штаба флота.

Я принял извинения за нападение, признав, что, действительно, некрасивая история произошла, и сказал:

– Не будем вспоминать эту историю, была и была, забудем. Лучше поработаем. Нужно составить списки необходимого вооружения и техники. Террор-группы доставят всё на территорию обороняемого края и передадут вам. Нужно прикинуть, кому и что передать, чтобы потом не медлить.

– Вам не тяжело? Может, сядете? – спросил один из командиров в звании полковника. Медиков в зале, где проводилось совещание, не было, но вот нашёлся человек, который озаботился моим состоянием.

– Благодарю, мне уже лучше, я постою.

Я начал описывать и перечислять, что будет доставлено через пару дней, и видел, как светлеют лица Сафронова и его подчинённых. Узнал, что с танками у них сплошные проблемы, всего один батальон, да и тот оснащён слабо, машин едва на роту хватало. Так что теперь этот батальон нужно срочно разворачивать в полк, а это значит отзывать с передовой танкистов, которые пошли воевать в пехоту.

Сказал и насчёт захваченных у немцев самолётов. Артиллеристов порадовал пополнением. Для армии это немного, тут на дивизию стволов едва хватает, но с учётом потерь при отступлении и это как глоток чистого воздуха для подводника.

Дальше я устал. Мне выделили комнату в одном из домов рядом со штабом и ординарца. Поужинав (а был вечер), я отбыл ко сну.

* * *

Следующая неделя пролетела как один миг. Врачи меня осмотрели, отметили динамику выздоровления, сделали рентген (хорошо ещё, что к тому времени я не залечил повреждения полностью, сделав это позднее). Находясь на излечении, я просто отдыхал. Покупал бочками черноморскую рыбку, как свежую, так и солёную, икру. Купил также насколько мешков сухофруктов. Жаль, следят, особо не развернёшься, но и этого пока хватит.

А потом я сказал, что прибыли бойцы террор-групп, взял машину и стал кататься по пустынной местности, доставая технику, штабели с боеприпасами, а также бочки с топливом и разным горючим. С топливом и боеприпасами здесь были серьёзные проблемы. За пару дней я передал всё, что планировал, дальше уже интенданты передадут всё войскам.

Половина танков были не на ходу, требовали ремонта, но благо имелись ремонтники, которые с радостью знакомились с новыми для них машинами. «Тридцатьчетвёрки» они знали, в армии были такие, десять штук, но уже все потеряны в боях, а тут я передал им КВ и запчасти к ним. Поэтому разбирались и чинили, ставили на ход. Что не могли починить, закапывали в землю по самую башню.

Формировался полк трёхбатальонного состава: первый батальон тяжёлый (КВ и двадцать новеньких немецких «четвёрок»), второй – средних танков и третий – лёгких. Формировался он в тылу, его готовились использовать для прорыва обороны.

А вот французские броневики я отдал не все, только четыре, оставив два при себе. Артиллеристы и авиаторы также получили вооружение, лётчики знакомились с трофейной техникой. Артиллеристам помимо орудий советского производства достались три батареи немецких лёгких полевых гаубиц, снарядов для них завались, хватит надолго: два состава и плюс пара складов с ними было. Стрелковое оружие, особенно пулемёты, тоже были встречены с радостью, но особенно требовались боеприпасы и гранаты.

Всё это теперь было, что позволило усилить оборону на несколько порядков. Зенитная оборона также усилилась, всё же я передал сто шестьдесят семь зенитных единиц, от пулемётов до шести крупнокалиберных орудий 85 миллиметров. А вот немецкие зенитки не передавал, оставил у себя со всем запасом снарядов к ним. Автотранспорт тоже передал, в основном для танкистов (чтобы пехота не отставала) и артиллеристов (для перевозки боеприпасов).

Октябрьский, командующий Черноморским флотом, прилетел на транспортном самолёте под прикрытием двух звеньев истребителей через три дня после моего прибытия, но было поздно: я уже фактически всё передал армейцам, флоту достались крохи – небольшие запасы авиационного топлива и боеприпасы для самолётов, которые у меня тоже были.

В принципе, на этом всё. Помощь мной оказана серьёзная, армейцы, воодушевлённые тем, что террор-группы работают тут, в Крыму, готовились атаковать немцев и выкинуть их с территории полуострова. Я уже отметился у особистов и в секретном отделе, и оба штаба, флота и армии, поставили в моих документах отметки о командировке.

В принципе, можно было возвращаться в Полярный, но раз меня попросили помогать до полного освобождения Крыма, что ж, подождём и поможем. С командующим Черноморским флотом мы не сошлись характерами, как-то сразу не понравились друг другу. Он меня ещё построить пытался, однако я ткнул его носом в приписку о моих полномочиях, сделанную рукой Сталина, пояснив, что я тут сам по себе и ему не подчиняюсь. Больше я его не видел: он предпочёл общаться со мной через своих подчинённых.

Благодаря Взору я много чего о себе услышал. Меньшая часть командиров флота, поддерживая Октябрьского, игнорировала меня, а другая, куда как большая, наоборот, приветствовала как результативного подводника и военного моряка, трижды награждённого высшими наградами страны. Хорошо ещё, что я в Симферополе находился, тут моряков не