Сокол и Ласточка - Борис Акунин

Когда мы с Летицией спускались на нижнюю палубу, бешеная Марта как раз закончила перечислять напасти, ожидающие брюшную полость слушателей, и нацелила свой гнев ниже.

Девочка заглянула к себе в каюту. Там нас ждала радость.

Пленник спал, но отец Астольф, дежуривший у ложа, шепотом сообщил, что господин Грей может двигаться. Он еще слаб, но чувствительность в членах восстановилась, теперь больной быстро пойдет на поправку.

– Слава Богу!

Летиция расцеловала капеллана. Положив покупки, на цыпочках вышла.

Лицо ее посуровело.

– Ну-ка, Клара, полетай где-нибудь.

Она сняла меня с плеча и двинулась в сторону кают-компании. Судя по прикушенной губе и блеску в глазах, Летиция приготовилась к окончательному объяснению с капитаном.

Со всех крыльев ринулся я на свой наблюдательный пункт и на этот раз успел долететь до окна быстрей, чем вошла девочка.

Дезэссар сидел в одной рубахе, чертя на бумаге какие-то цифры. Когда дверь без стука распахнулась, он быстро накрыл листок шляпой.

– Подлый обманщик, я вытрясу из вас душу вместе с требухой! – процедила Летиция, воспользовавшись одной из метафор бешеной Марты. – Я все знаю! Всю правду!

Я был сбоку и видел, как у Дезэссара загривок наливается кровью.

– Вы все знаете?… Но… Откуда? Кто вам сказал?

– Неважно! Вы – бесчестный человек. Выкиньте из головы бредни о сокровищах! Клянусь, я подам в суд на вашего хозяина за нарушение контракта. Лефевр сотрет вас в порошок!

– Плевал я на Лефевра! – заорал Дезэссар, вскакивая. – И на вас тоже!

– Подлец! Вас посадят в тюрьму!

– Я подлец? – Капитан задохнулся от возмущения. – Нет, мадемуазель, я-то как раз человек честный! Не то что ваш Лефевр!

– Я не намерена слушать ваши глупости. Сказано ведь: я все знаю. Решайте. – Летиция скрестила руки на груди. – Или мы нынче же вечером отдаем якорь и плывем в Марокко, или… Пеняйте на себя.

Он почесал затылок, изумленно глядя на разъяренную девицу.

– Но… если вы все знаете. Зачем вы хотите плыть в Марокко? Не понимаю!

Теперь уже Летиция уставилась на него с недоумением.

– То есть?

– Раз вы знаете, что ваш отец умер, какого черта нам делать в Сале?

Глава семнадцатая

Окончательная ясность

У меня подкосились ноги. А тут еще корабль качнулся на волне. Я свалился с окна и чуть не оказался в воде, что было бы скверно – с намокшими перьями не разлетаешься. Но я успел-таки расправить крылья и вернулся на прежнее место.

Фердинанд фон Дорн умер?!

Я ничего не понимал. Что уж говорить о бедной девочке?

Когда я вновь оказался наверху, моему взору предстало удивительное зрелище. Разъяренная Летиция целилась из пистолета, а Дезэссар пятился от нее прочь.

– Есть ли пределы вашей гнусной лживости? Как вы посмели сказать такое! Чтоб у вас язык отсох! – бушевала моя питомица.

Но я сразу понял: сказанное – правда.

Вот теперь все события последнего времени действительно стали понятны. Будто осело облако пыли, и неприглядный ландшафт предстал передо мной во всей беспощадной очевидности.

Возгласы капитана подтверждали истинность озарения.

– Он заряжен? Уберите палец со спускового крючка! Кремневые пистолеты иногда стреляют от легчайшего прикосновения! Господи, мадемуазель, ваш отец действительно умер! Лефевр узнал об этом еще до вашего приезда в Сен-Мало! Он решил провести выгодное предприятие: снарядить за ваш счет корсарский корабль. «Ласточка» сплавала бы к африканскому берегу, набрала бы добычи, на обратном пути загрузилась бы оливковым маслом. А что пленник умер – в этом арматор не виноват. Я с самого начала был против этой подлой затеи! Вы ведь помните, я пытался выйти в море без вас! Но вы поставили меня в безвыходное положение…

Бедная девочка выронила оружие и схватилась за виски. На глазах выступили слезы. Я знал: ее сердце разрывается от горя. У меня в груди тоже жгло и саднило.

– Почему… почему вы мне все не рассказали сразу? – только и выговорила она.

Дезэссар опустил голову.

– Как я мог? Плавание пришлось бы отменить… А сокровища Джереми Пратта? Вы же знаете о них. Эх, сударыня, такой шанс выпадает раз в жизни, и далеко не всякому…

Понятно. Лефевр желал надуть госпожу де Дорн, а капитан решил обмануть своего хозяина. Если б Дезэссар рассказал арматору о предложении ирландца, Лефевр наложил бы на добычу свою цепкую лапу. А так компаньоном Логана стал не судовладелец, а капитан. Почти вся команда – его родственники да свойственники. Единственной помехой для осуществления дерзкого плана был штурман Пом, соглядатай Лефевра. Но от старика избавился Гарри. Я вспомнил, с каким озадаченным видом капитан разглядывал покалеченного папашу Пома. Полагаю, хитрый ирландец сказал Дезэссару: «старика я беру на себя» и, возможно, пообещал, что обойдется без убийства. Так все и вышло, причем именно Логан спас старого штурмана от удушья. Зачем суеверному Логану лишний «долг» перед Всевышним?

Вряд ли Летиция в эту минуту, подобно мне, восстанавливала цепь прежних событий. Девочка была сражена и сломлена. Человек, составлявший главный смысл ее существования, навсегда ушел. Мне-то хорошо знакомо это чувство окончательной утраты, когда остаешься один на один с чернотой Вселенной.

Я зажмурился, чтобы не видеть страданий моей питомицы.

Громко хлопнула дверь.

Когда я открыл глаза, Летиции в каюте не было. Дезэссар стоял один, в растерянности, потирая подбородок. Черт с ним! Я должен быть рядом с моей бедняжкой в наигорший миг ее жизни! Я должен попытаться ее утешить!

Зря я торопился, зря ударялся крыльями о борта и стены тесного трюма. Мои утешения и соболезнования запоздали. Залетев в трюм, я увидел, что девочка лежит под лестницей. Должно быть, хотела подняться на палубу, оступилась и скатилась вниз.

Я ужасно испугался. Лестница, ведущая на квартердек, невысокая, но крутая. Упав с нее, можно сильно расшибиться.

Но Летиция была цела. Она просто лишилась чувств, не выдержала потрясения. Душевные и физические силы ее оставили.

Помочь я не мог. Лишь обмахивал крылом ее бледное личико и горестно вздыхал. Может, и к лучшему, что сознание на время покинуло мою питомицу, думал я.

В трюме было темно. Несколько раз кто-то прошел мимо, не заметив нас. Я даже не взглянул, кто это.

Звучали голоса. Кто-то ругался (кажется, Дезэссар), звякало железо. Мне ни до чего не было дела.

Я страдал из-за того, что лишен дара слова. О, если б я мог поделиться с Летицией уроком, который на прощание преподал мне Учитель!

Когда Он объявил нам, своим ученикам, что уходит, все наши от ужаса лишились чувств: заяц впал в оцепенение, лисица повалилась лапами кверху, змей уснул. Лишь один я сохранил рассудок – но не присутствие духа. Я молил, стенал, драл из себя перья и вздымал крыльями тучи пыли.

– Какой удар судьбы, какое несчастье! – причитал я. – Без Тебя, Учитель, мы все пропадем!

И Он сказал мне безмолвно: «Не бывает никаких ударов судьбы и несчастий. Все это глупости выдуманные слабаками для оправдания своей никчемности. Пропáсть может лишь тот, кто согласен пропасть. Для верно устроенной души всякое событие – ступенька, чтоб подняться выше и стать сильнее. Горестное событие – тем более».

Тогда я Его не понял. Но прошли годы, я стал мудрее и теперь знаю: если со мной стряслась какая-нибудь беда, надо, едва пройдет первая боль, встряхнуться и сказать себе: «Зачем это со мной произошло? Ради какой пользы и какого блага? Что здесь такого, от чего моя душа станет выше и сильнее?»

Еще не было случая, чтоб, подумав, я не нашел ответа.

Прошло немало времени, прежде чем Летиция очнулась. Никто ее так и не обнаружил – одна половина команды все еще не протрезвела, другая пока не вернулась с берега.

Девочка открыла глаза, и они вмиг наполнились слезами.

Я расправил крылья и повернулся в профиль. Сей гордой позой я хотел призвать мою питомицу к стойкости и мужеству. В этом мире надо быть сильным и не сдаваться. Всякое поражение для сильной души становится победой; всякая утрата – обретением.

Увы, в эту страшную минуту Летиция нуждалась не во мне.

Не обратив никакого внимания на мою пантомиму, девочка поднялась на ноги и бросилась к своей каюте, словно там ее ждало спасение. Я запрыгал вслед.

Но в каморке было пусто.

– Боже, где он? – ахнула она.

И, увидев в дальнем конце кубрика одного из дневальных, громко повторила вопрос:

– Где он?

– Кто, отец Астольф? С час как отправился на берег.

– Нет, пленник!

– Капитан велел запереть его в трос-камеру.

Трос-камерой называется помещение для хранения запасных канатов, оно находится в дальнем конце трюма. По совместительству трос-камера используется как карцер для проштрафившихся членов команды. Там нет окон, а дверь всегда на запоре, чтоб крысы не испортили пеньку.