Кащеево царство - Вадим Волобуев

       Но для него это уже не имело значения. Он шёл к отчему дому, спеша показать родичам скальпы югорских вождей. Теперь-то уж никто не скажет, что он напрасно рвался в Югорский край.

       На третий день пути он почувствовал, что выбивается из сил. Край трещал от мороза, а с пермяка лился пот. "Так и захворать недолго", - с тревогой думал он. Надо было раздобыть где-нибудь лыжи или собачью упряжку, но где? По пути ему ни разу не встретилось жильё. Оно и неудивительно: все югорцы разбежались, едва заслышав о русичах, а те, кто остался, укрылись в городках. Арнаса начали одолевать мрачные мысли. "Неужто я погибну, не добравшись до дома? - думал он. - Как обидно! Смерть не страшна, но страшна безвестность". К лютой стуже скоро добавился голод. Он ел всё, что попадалось под руку - замёрзшие ягоды, жуков-короедов, личинки - но слабел всё больше и больше. Это был конец. Арнас понял, что умрёт, и готовился к смерти, хотя неукротимая воля гнала его дальше. Он шёл, почти ничего не видя, с большим трудом различая красноватый огонёк солнца на небосклоне; деревья сливались для него в сплошной частокол, снег норовил взметнуться в лицо, погребя в глубоком сугробе. Пришёл день, когда даже воля не смогла поднять его с земли. Арнас опустился возле ствола молодой ели и тяжело задышал сырым, стылым воздухом. "Я сделал всё, что мог, - думал он. - Не моя вина, что кан остался невредим. Один человек не может совладать с сонмищем духов". Так он утешал себя, надеясь, что смерть его будет лёгкой и незаметной. Размышляя над этим, он вспоминал рассказы тех, кто замерзал в тайге: им являлись чудесные сны, превращая умирание в праздник. Быть может, такие же грёзы явятся и ему? Предчувствие удивительных образов развлекло его, но ненадолго. Пальцы мучительно набухли колючей болью. Он непроизвольно сжимал и разжимал их, но потом устал и смирился с неизбежным. Тело его, коченея, гудело и ныло, лицо покрылось ледяной коркой, грудь всё сильнее разрывал сухой кашель. "О боги, как мне тяжко!" - думал он.

       И тут взгляд его случайно упал на зайца, выглянувшего из-за соснового комля. Сначала Арнас решил, что зверёк ему лишь померещился, он даже засопел, чтобы сбросить с себя морозную дремоту, но заяц не пропал. Его белые уши торчали меж тонких кустиков, похожие на занесённую снежным пухом рогатку. Он с любопытством всматривался в пермяка, словно никогда прежде не видел людей. "Беляк-то взрослый уже, опытный", - невольно отметил про себя Арнас. Подумал - сам усмехнулся своей мысли: не всё ли равно, опытный или нет? Ведь он, Арнас, почти уже умер. Или ещё жив? Как понять это? Зырянин напрягся, задышал чаще, чувствуя прилив сил. Вот оно, избавление! Боги всё-таки услышали его призыв. Надо поймать этого зверя, зажарить его - тогда он будет спасён. Но как это сделать? Арнас прикинул: до зайца шага три, не больше. Если наскочить на него, вытянув руки, то можно успеть схватить за лапы. Едва ли тот успеет отпрыгнуть - в снегу беляки не слишком проворны... Но мысль эта, на мгновение воспламенившая его разум, тут же и погасла. Откуда в одеревеневшем теле возьмётся столько ловкости, чтобы поймать зайца? Даже свежему охотнику это не под силу, что уж говорить о нём, голодном и обмороженном...

       Но заяц не двигался, пялясь на зырянина как на диво-дивное, и это подтолкнуло Арнаса к действиям. На что он рассчитывал, бросаясь на беляка? Быть может, надеялся, что зверь болен и не сумеет отпрыгнуть? Или полагался на притягательную мощь людского взгляда, который, говорят, околдовывает животных? Вряд ли. Просто голод настолько захватил его, что Арнас уже не слушался голоса рассудка. Он видел перед собой еду и тянулся к ней.

       Отлепив примёрзшую малицу от ствола, он захрустел заиндевевшими рукавами, попытался встать на четвереньки. Заяц насторожился. Поводив ушами, он чуть попятился, но глаз не отвёл и продолжал таращиться на человека, точно приманивал его. Зырянин счёл это хорошим знаком. "Либо глупый, либо...", - что "либо", он не додумал. Обхватив непослушными пальцами рукоять ножа, Арнас перевалился на колени, начал медленно подкрадываться к зайцу. Тот снова попятился. Такое спокойствие зверька весьма озадачило Арнаса. Он почуял неладное. "Почему не удирает? Неужто завлечь хочет?". Пермяк вытянул вперёд руку с ножом и пополз вслед за отступающим зайцем, подминая под себя снег и царапая щёки острым настом, ударяясь коленями о выступы мёрзлой земли и сжимая зубы. Снег сыпался ему за шиворот, забивался в рукавицы, пронзал лютой стужей запястья, погружал в себя, словно тщился затопить пермяка с головой, но Арнас упрямо продвигался вперёд, не сводя глаз со зверя. Из горла его доносилось сиплое дыхание, сведённые мукой челюсти выдвигались вперёд, растягивая кожу на подбородке. А беляк всё пятился, словно затравленный волк, отходил, перебирая лапками, уши его то прижимались к спине, то вставали торчком, и ядовито светились в полумраке красноватые зрачки, похожие на две свечки в далёком окне. "Непростой это зверёк, ох непростой!" - подумал Арнас, вспомнив старое поверье о несчастье, которое сулит встреча с зайцем. И будто накаркал - земля вдруг подломилась под его ладонями, тело перевесилось вперёд, и он, не удержавшись, ухнул в чёрный провал, задев по пути свисавшие древесные корни. "Подставили, сволочи", - успел подумать зырянин, прежде чем, отбив все бока и плечи о неровные края ямы, плюхнуться на тёплую твердь. Нож вылетел из руки, ушибленный зад отозвался тупой болью, Арнас зашипел и перевалился на колени.

       К его удивлению, вокруг была не ледяная тёмная яма, а уходящие в бесконечность мерцающие скалы, над которыми нависало горячее красное небо. Земля дышала жаром. Арнас оторопело огляделся. "Вот и видения пришли", - подумал он. Где-то вдалеке меж бесплодных каменистых берегов текла река. Её воды были настолько черны, что пермяк поначалу принял их за бездну, рассекавшую надвое подземный мир. По ту сторону реки клубился дым, слышался оглушительный звериный рёв и какое-то утробное гудение. А по берегу шли громадные, покрытые шерстью, существа с заострёнными кверху головами и длинными когтями-кинжалами на пальцах. Арнас испуганно вжался спиной в земляную стену, надеясь, что чудища не заметят его. Но куда там! Один из великанов повернул в его сторону заросшее волосом лицо и, сверкнув зелёными очами, в несколько прыжков оказался рядом. Пермяк втянул голову в плечи, с ужасом глядя на него. Страшилище обернулось к своим, махнуло рукой, подзывая остальных. К нему приблизилось несколько товарищей, они озадаченно уставились на зырянина и повели беседу на странном рыкающем языке. После короткого обсуждения первое чудище протянуло к Арнасу когтистую лапу, попыталось ухватить его за плечо, но пермяк отодвинулся и ударил его кулаком по шершавым пальцам. Удар получился слабым, но даже и такой он привёл страшилище в гнев. Великан недовольно сморщил лицо, хрюкнул и, вытянув обе руки, очень ловко взвалил зырянина на правое плечо. Пермяк и опомниться не успел, как уткнулся носом в вонючую шерстистую спину. "О боги, что со мной будет?" - подумал он.

       Зверюга, делая широкие прыжки, понёслась куда-то вдоль реки. Зырянин видел, как навстречу шли бесконечные вереницы таких же ужасных существ, в небе парили собакоголовые птицы, а по скалам ползали ящерицы и пауки. В масляных чёрных водах реки тут и там появлялись гребни огромных угрей, на одном из которых сидел старик с водорослями вместо волос. Он потрясал трезубцем и кричал в восторге: "Ох-хо-хо!". Зелёная борода его развевалась на ветру, могучие мышцы переливались багровыми бликами. Вакуль, - понял Арнас. Вот куда его занесло - в нижний мир, прямиком во владения Куль-отыра. Скоро, должно быть, явятся и призраки умерших...

       Чудовище вдруг остановилось и издало несколько рыкающих звуков.

       - Кого это ты принёс? - услышал пермяк глубокий мощный голос. - Неужто человека из среднего мира?

       Чудище что-то коротко ответило.

       - Ладно, давай его сюда.

       Могучие лапы сдёрнули зырянина с мохнатого плеча и поставили на землю. Ноги Арнаса подогнулись, он упал.

       - Эге, да это же наш старый недруг, - произнёс голос.

       Арнас поднял голову. Перед ним стояла большая четырёхколёсная повозка, запряжённая двумя медведями. В повозке сидел немолодой уже человек в югорском доспехе, с шишковатой серебряной палицей в правой руке и мечом на боку. Человек был сердит и грозно хмурил брови. Редкая бородёнка его и широкое лицо выдавали уроженца закаменного края. Рядом с ним обреталась кряжистая русоволосая женщина в добротной яге и зелёных персидских штанах, заправленных в короткие пушистые няры. Она равнодушно скользнула по Арнасу взглядом и отвернулась.

       По ту сторону повозки шли остроголовые чудища, под ногами у них крутились человечки с бельмами вместо глаз, все как один - в железных латах, со щитами на спинах, перепоясанные ножнами, несшие на плечах копья, клевцы и пальмы. Разношёрстное это воинство растянулось длинной тонкой змеёй от окоёма до окоёма, и брело, позвякивая оружием, ведя разговоры на непонятных языках, шурша ногами по тёплой земле и поднимая пыль. Над рекой стоял непрерывный гул от тысяч голосов, а с другого берега, где клубился непроглядный дым, то и дело раскатывался могучий рёв.