Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти

— Уиллард сегодня рано утром связался с военными. Имя Уэнделла Джонсона засекречено. Нет доступа к его досье.

Вивьен вспыхнула гневом.

— Да они с ума сошли. В таком случае, как этот…

Белью прервал ее.

— Знаю. Ты, однако, забываешь о двух моментах. Первый — мы не можем раскрыть подробности нашего расследования. Второе — даже если сделали бы это, зацепка слишком слабая, чтобы стена рухнула сразу же. Шеф полиции обещал помощь мэра, который может проконсультироваться с президентом. Но в любом случае, даже самому главному человеку в Америке для этого требуется какое-то время. А если Рассел все рассудил правильно, то время — это как раз то, чего у нас нет.

— Безумие. Столько людей погибло…

Ясно, что она хотела продолжить: и сколько еще может погибнуть?

— Да, однако мы ничего не в силах сделать… сейчас.

— А еще новости?

— Есть одна небольшая, которая порадует тебя лично. Анализ ДНК подтвердил, что человек, найденный в стене, действительно Митч Спарроу. Ты оказалась права.

В другое время это означало бы успех. Идентифицирована жертва, и убийца уже наказан некими силами, выходящими за пределы человеческого понимания. Однако сейчас это лишь прибавило чуть-чуть гордости, но не утешения.

Вивьен попыталась преодолеть уныние. Она знала, чем заняться, пока вопрос решается на высшем уровне.

— Хочу взглянуть на квартиру этого человека.

Думала сказать — «Уэнделла Джонсона», но поняла, что имя это уже не имеет никакого смысла. Теперь и для них он превратился в Призрака Стройки.

— Я велел своим людям ничего не трогать. Знал, что поедешь туда. Пошлю агента, он будет ждать тебя там с ключами.

— Очень хорошо. Еду немедленно.

— Любопытная деталь. Во всей квартире почти нет никаких отпечатков. А среди немногих, что нашлись, нет ни одного совпадающего с отпечатками Уэнделла Джонсона, которые мне прислал капитан Колдуэлл.

— Это означает, он стер их?

— Может быть. Или же их просто не было у нашего человека. Возможно, не стало после ожогов.

Призрак.

Без имени, без лица, без отпечатков пальцев.

Человек, который даже после смерти оставался безвестным. Вивьен подумала о том, что же довелось пережить и какие пришлось претерпеть страдания этому несчастному, чтобы стать тем, кем он стал, и душой, и телом. Задумалась, как давно он проклинает общество, окружавшее его, которое отняло у него жизнь, не дав ничего взамен. Относительно того, как именно он проклинал, не было никаких сомнений. Десятки погибших служили тому более чем убедительным доказательством.

— Хорошо. Я поехала.

— Будь на связи.

Выключив телефон, Вивьен сунула его в карман халата, ополоснула чашку в мойке и, поставив рядом, прошла в ванную. Наслаждаясь теплым душем, не могла не подумать, что история эта при всей своей драматичности граничит с гротеском. Не из-за ускользающего результата и невозможности подобраться к цели, а из-за того, что судьба, словно в насмешку, все время подбрасывает какие-то новые ходы, какие-то неожиданные тайники.

Она вышла из-под душа, вытерлась и надела чистое белье. Когда сунула в корзину грязное, в каком ходила накануне, ей показалось, будто почувствовала запах разочарования, который в ее воображении напоминал запах увядших цветов.

Наконец взяла телефон и позвонила Расселу.

Бесстрастный голос сообщил, что телефон выключен или вне пределов досягаемости.

Странно.

Ей казалось невероятным, чтобы он отказался от расследования, в котором так хотел участвовать и проявил такую проницательность… Может, уснул. Обычно люди, привыкшие к неупорядоченному образу жизни, умеют засыпать словно по команде, так же как и бодрствовать сколько угодно.

Тем хуже для него…

Она поедет одна осматривать квартиру. Она привыкла работать одна, и ей всегда казалось, что так лучше.

Вивьен спустилась по лестнице и вышла на улицу, где ее встретили солнце и голубое небо, которые в это время года по-прежнему радовали землю.

Возле своей машины на парковке она увидела Рассела.

Он стоял спиной к ней. Она заметила, что он тоже переоделся, поскольку его одежда носила следы слишком длительного пребывания в сумке. Он смотрел на реку, по которой буксир тянул баржу против течения. В этой картине заключалось некое предвестие победы над зловредной судьбой, в которую пока что верилось с трудом.

Услышав шаги, Рассел обернулся:

— Привет.

— Привет. И давно ты здесь?

— Да нет.

Вивьен указала на свой подъезд:

— Мог бы подняться.

— Не хотел беспокоить тебя.

Вивьен подумала, что на самом деле он просто не хотел оставаться с нею наедине. Пожалуй, именно так следовало понимать его слова. В любом случае, искать тому подтверждения вряд ли имело смысл.

— Я звонила тебе, но телефон выключен. Я решила, что ты вышел из игры.

— Я не могу себе этого позволить. По целому ряду причин.

Вивьен не сочла возможным спрашивать, по каким именно. Она открыла дверцу «вольво». Рассел обошел машину, сел рядом и, пока она заводила двигатель, поинтересовался, что они будут делать сегодня.

— Куда едем?

— Бродвей, 140, в Бруклине. В дом Призрака Стройки.

Они выехали на Вест-стрит и направились на юг. Вскоре миновали Бруклин-Баттери-туннель и отправились к Рузвельт-Драйв. По пути Вивьен рассказала Расселу о том, что история Уэнделла Джонсона представляет собой военную тайну и что очень трудно раскрыть ее быстро.

Он выслушал молча, со своим обычным отсутствующим видом, словно обдумывая что-то, чем, однако, не считал нужным поделиться.

Тем временем они выехали на Вильямсбургский мост, и под ними засверкали покрытые рябью от легкого ветерка воды Ист-Ривер. С моста свернули направо на Бродвей и вскоре остановились у нужного дома.

Это оказалось большое жилое здание, довольно старое, как сотни других таких же безвестных ульев, где ютились в этом городе столь же безвестные люди, жившие тут годами, не оставляя никаких следов своего пребывания. А когда они умирали, то нередко никто и не узнавал об этом, потому что никто не навещал их и не искал.

У подъезда их ожидала полицейская машина. Вивьен припарковалась напротив, на месте для разгрузки товара. Салинас, выйдя из машины, пошел ей навстречу.

Он даже взглядом не удостоил Рассела. Похоже, такова была в отношении него официальная позиция полиции Тринадцатого округа. И симпатия, которую Салинас всегда проявлял к Вивьен, тоже словно испарилась.

Он протянул ей связку ключей:

— Привет, Вивьен. Капитан велел передать тебе.

— Очень хорошо.

— Квартира номер 418 Б. Проводить тебя?

— Нет, не нужно. Мы сами справимся.

Салинас не настаивал, весьма довольный, что может покинуть и это место, и эту компанию. Глядя на его отъезжающую машину, Вивьен услышала голос Рассела:

— Спасибо.

— За что?

— Он только тебя спросил, не нужно ли проводить. Ты ответила во множественном числе, имея в виду и меня. За это и благодарю.

Вивьен подумала, что сделала это непроизвольно, поскольку присутствие Рассела рядом стало для нее уже привычным. И все же не могла не отметить его деликатность.

— Так или иначе, мы с тобой одна команда.

Рассел слегка улыбнулся такому определению:

— Не думаю, что это прибавит тебе друзей в управлении.

— Пройдет.

Бросив свой лаконичный ответ, Вивьен направилась к подъезду, и Рассел последовал за ней.

В вестибюле, где разило людьми и кошками, они дождались лифта, проскрежетавшего что-то непонятное, поднялись на пятый этаж и сразу же нашли нужную квартиру, поскольку дверь ее оказалась заклеена желтой лентой, которая означала, что вход запрещен, ведется расследование.

Вивьен сорвала ленту и повернула ключ в замке.

Едва дверь открылась, на них пахнуло особым запахом, какой бывает в помещениях, где давно никто не живет. Гостиная совмещалась с кухней. Одного взгляда хватило, чтобы понять — здесь жил одинокий мужчина. Одинокий и не питавший никакого интереса к окружающему миру.

Справа плита и холодильник, стол и единственный стул. Напротив, у окна кресло и старый телевизор на шатком столике. Все покрыто тонким слоем пыли со следами проведенного накануне обыска.

Они вошли сюда, словно в некое капище зла, задержав дыхание и думая о том, что некий человек годами жил в этих стенах, ходил тут, спал, ел — всегда в обществе каких-то призраков, которые виделись лишь ему одному и для борьбы с которыми он выбрал самый жестокий способ, какой только мог придумать.

Теперь, догадываясь, что с ним произошло, они получили точное представление о том, чем питалась — день за днем — злоба, которая привела его к опустошающему неотступному безумию.

Он решил убивать людей, рассчитывая вместе с ними убить и свои воспоминания.