Дети сумерек - Виталий Сертаков

Но Рокси в десятый раз отказалась, хотя на кафедре и в лабораториях уже ночевали человек пятнадцать, медики, химики, военные из закрытых институтов — все, кого могли собрать по стране коллеги Малого. Сам он каждый час докладывал правительству о ходе работ и сносился с аналогичными группами, работавшими в других центрах. Вчера вечером Малой признался, что в первый раз отправил донесение с порученцем. Появились серьёзные проблемы с Интернетом, а городская связь «глючила» с самого утра…

Рокси налила себе кофе, высыпала в вазочку остатки конфет. Где-то стукнуло железо, где-то закричали. Она вздрогнула, мигом погружаясь в ночной кошмар.

Никаких крыс, никаких котов, это всё нервы…

Она не верила, что Малой найдёт Лолу. Хорёк, то есть — Леонид, утверждал, что дважды обежал всех её подруг. По пути ему чуть не свернули челюсть, потом он подобрал где-то старую машину, на ней добрался сам до загородного дома Кисановых. Рокси спросила — кто такие Кисановы? Оказалось, это родители парня, с которым дружила Лола. Дверь никто не открыл, Хорёк побоялся лезть в окно…

Рокси спросила себя, не вернуться ли в постель, подарить себе хотя бы ещё полчаса, но неосторожно выглянула в окно, и сон мигом пропал. В окнах дома напротив отражались огни пожаров. Это горела старая часть, деревянное Заречье. В скверике у подъезда дежурили двое с ружьями. Рокси открыла раму и перекинулась с мужчинами парой слов, спросила, не вынести ли им горячего. Те не сопротивлялись. Рокси разогрела три замороженных пирога с капустой, накинула куртку, отнесла дежурным. Оказывается мужчины дома договорились караулить круглосуточно, чтобы чужие не могли подойти к дверям. Этой ночью обошлось без применения оружия.

Рокси вернулась наверх продрогшая и грустная.

Три года назад все значимые события в её сумбурной жизни спутались в один клубок. Поспешное замужество, Леонид, вместо ожидаемого мужского напора надавивший на жалость. Если бы она тогда его покинула, сегодня не было бы так больно. Но он так смотрел…

Он смотрел на неё глазами затравленного зверька, и Рокси осталась. В принципе, ей некогда было мусолить свои чувства к нему, в институте разворачивалась настоящая наука. Несколько позже Леонид приоткрылся ей совсем с другой стороны. Во первых, его дважды встречали с одной из бывших пассий, но на мелкие интрижки Рокси охотно бы закрыла глаза. Однако Хорёк требовал к своей персоне всё больше внимания. Фактически он попытался узурпировать её свободное время, точнее — то время между авралами, которое он считал свободным. Он тихой сапой попытался установить в семье патриархат, не имея при этом на главенство никаких прав. То есть — ни малейших прав!

Рокси терпела. О, да, она терпела его нападки, как святая великомученица, но приходит конец терпению даже у ангелов. Хорёк требовал от неё всё больше и больше, при этом сам избегал любого напряжения сил. Он делал то, что ему удобно и приятно. Приятно учить детей, приятно ковыряться в журналах по профессии, приятно застрять на балконе с книгой. А думать о будущем? Думать о карьере, о большом доме, о ребёнке, о кредитах. Нет, увольте, это не для его слабонервной натуры!

Рокси проклинала себя за то, что не может думать о нём плохо. Этот проныра ухитрялся подольститься к ней даже во сне. Даже во сне он приходил, бормотал всякие глупости, и от этих глупостей она просыпалась с улыбкой. Почему бы ему не присниться ей сегодня, вместо вонючих крыс?

Чёрт подери, сказала себе Рокси, ещё немного, и я попрошусь к нему обратно. Какого беса этот душный зануда не позвонит именно теперь, когда ей так тяжело и страшно?! То теребит её восемь раз за день, упрашивая дать ему ещё один шанс, то проваливается сквозь землю. Мог бы почувствовать её состояние.

Ведь она практически завершила монтаж бомбы. Разве что лёгкая покраска, зубастая акулья пасть на острие взрывателя. Спустя неделю она собиралась взорвать сонное болото, но события повернулись совсем иначе. Сонное болото взорвалось без неё.

Всё сходилось как нельзя лучше. Или — как нельзя хуже. Модели, рассчитанные ею, показали наихудшие результаты из всех возможных. Урожаи снимали шесть, и даже восемь раз, нарочно помещая семена и саженцы в весьма специфические условия, специально разработанные доктором Малкович. Исследуемые насекомые и теплокровные были разбиты на группы вполне классическим образом, получая исключительно растительное питание из теплиц лаборатории. Ничего кардинально нового в науке, стандартные подходы, стандартные выводы, годящиеся для студенческого реферата, но никак для учёного, серьёзно метившего в Академию.

Ничего нового, если бы не условия среды, куда помещали модифицированные семена. Три года назад Рокси резко изменила эти самые условия. Почвы брали не из теплиц, а с городских улиц, прямо из-под асфальта. Самые худшие почвы для выращивания чего бы то ни было. Куски резины и гвоздей, превышение норм по окислам, хлору и тяжёлым металлам в десятки раз. Вода из-под крана, никакой артезианской подпитки.

После первого урожая Рокси ещё больше усугубила собственные будущие проблемы. В воду из-под крана, используемую для поливки, стали добавлять всевозможные продукты урбанизации — лимонады, моющие средства и прочую пакость, включая биологически активные добавки.

Всё, что могло так или иначе воздействовать на генотип.

С точки зрения урожайности эксперимент был заранее обречён. Но отдел разрабатывал совершенно иную тему, известную лишь двоим непосредственным руководителям. Вначале Адабашьян обалдел, когда Рокси принесла свои предложения. Но подпись поставил.

— Я вас не спрашиваю, кому это надо? — осторожно зашёл он со стороны. — Но меня об этом могут спросить на учёном совете.

— Это надо всем, — она решительно кинулась в бой, абсолютно не представляя, чем закончатся их мирные турниры.

Да и тема Рокси казалась вполне мирной. Вначале она всего лишь намеревалась выяснить степень опасности для любителей животных и садовых участков в черте города. Она намеревалась найти некую внятную зависимость болезней фауны от болезней флоры. Ничего особенного, ничего нового.

С одной малюсенькой оговоркой. Горожане последние годы стали не глупее фермеров. Им тоже хотелось получать томаты и перцы весом по четыреста граммов каждый, им тоже хотелось рвать в садиках и на задних дворах клубнику размером с грушу. Горожане шумно выступали против химии и облучения культур на полях, но никак не желали отказываться от собственных крошечных, но пышных плантаций. Что интересно, цветы человек не употреблял в пищу. И масса других невероятных плодов шла на корм незаметным жителям мегаполиса, которые также потихоньку изменялись. Пчёлы, осы, мухи, мыши, вороны…